Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво: выпуск двадцать девятый
Дата публикации:  5 Марта 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

ЛО" концептуально завершает старое и открывает новое тысячелетие: последний двадцативечный номер посвящается различным моделям, ощущениям, осознаниям и определениям времени. Центральной (по многим причинам - но главным образом по качеству мысли) здесь следует полагать Apoistolos, переведенную Сергеем Козловым главу из книги Джорджо Агамбена "Оставшееся время. Комментарий к "Посланию к римлянам". Итальянский философ однажды уже был представлен читателям "НЛО" - в 44 номере, где все говорили о смерти. В предисловии Сергей Козлов напоминает об этом, а также полагает Агамбена доказательством того, что "хорошая филология и хорошая философия совсем не так далеки, как мы иногда себя уверяем". Кажется, Агамбен не столько доказывает, сколько показывает, что классическая филология, начинавшаяся как толкование священных текстов, была равно и философией. Герменевтикой, - если придерживаться терминологии. Козлов поясняет, что вся книга строится как семинарий, который, в свою очередь, "посвящен комментированию десяти греческих слов, составляющих первый стих в Послании апостола Павла к римлянам". Во главе угла понятие ho nyn kairos - "время сего часа"; Агамбен формулирует различие между временем пророка (nabi) и временем мессии: временем эсхатологическим и временем мессианическим.

"...Суть пророка определяется его отношением к будущему. В Пс. 74, 9 мы читаем: "Знамений наших мы не видим, нет уже пророка, и нет с нами, кто знал бы, доколе это будет". "Доколе": всякий раз, как пророк возвещает о приходе мессии, возвещение это относится к будущему, а не к настоящему. В этом и состоит разница между пророком и апостолом. Апостол начинает говорить тогда, когда мессия уже пришел. С этого момента пророчества должны смолкнуть: теперь они действительно исполнились (в этом и состоит смысл внутренней установки пророчествования на ограниченность во времени). Слово переходит к апостолу, посланнику мессии, и апостол говорит не о будущем, а о настоящем".

Кроме времени теологического, имеющего много гитик, Агамбен напоминает о тонкостях различения категорий времени лингвистического, а разрешается все в оригинальной концепции происхождения рифмы, где теология порождает просодию: "рифма рождается в христианской поэзии как метрико-лингвистическая кодировка мессианического времени... как история, так и судьба рифмы в поэзии совпадают с судьбой мессианской вести".

(Пастернак, уподобивший течение стихов течению времени - "или как слова в поэме, / может быть, проходит время", - также стал героем номера; см. далее.)

Из той же книги Джорджо Агамбена в 46 номере - комментарии к тезисам Вальтера Беньямина ("О понятии истории"), но они в сетевую версию "НЛО" не попадают: есть такая линия мысли, что интернет не способствует коммерческому успеху толстого журнала, поэтому хитроумная редакция не выкладывает в сеть Беньямина или, скажем, библиографию. Предполагая при этом, надо думать, что заинтригованный сетевой читатель немедленно отправится в магазин и купит толстый бумажный журнал. Вот так редакция "НЛО" представляет себе сетевого читателя. Встречный вопрос: как сетевой читатель представляет себе редакцию "НЛО"? В принципе, редакторы толстых журналов могли бы устроить между собой нечто вроде "круглого стола" (как они любят) и выяснить наконец, способствует интернет или не способствует и чего там вообще в этом интернете делается. Хотя, с другой стороны, ужо Костырко им расскажет...

Что же до марксиствующего Беньямина и теологического комментария к нему, то цитирую вручную, исключительно коммерческого успеха для:

"Известна история про шахматный автомат, сконструированный таким образом, что он отвечал на ходы партнера по игре, неизменно выигрывая партию. Это была кукла в турецком одеянии, с кальяном во рту, сидевшая за доской, покоившейся на просторном столе. Система зеркал со всех сторон создавала иллюзию, будто под столом ничего нет. На самом деле там сидел горбатый карлик, бывший мастером шахматной игры и двигавший руку куклы с помощью шнуров. К этой аппаратуре можно подобрать философский аналог. Выигрыш всегда обеспечен кукле, называемой "исторический материализм". Она сможет запросто справиться с любым, если возьмет к себе на службу теологию, которая в наши дни, как известно, стала маленькой и отвратительной, да и вообще ей лучше никому на глаза не показываться".

То был первый из тезисов Беньямина. Агамбен, со своей стороны, текст тезисов рассматривает как "шахматный стол", обнаруживая того самого спрятанного под столом горбуна-богослова.

А открывает "миллениарный" номер "НЛО" статья М.Г.Абрамса об Апокалипсисе и продиктованных им моделях истории и философских концептах (от Гегеля до профанных сект). Т.н. милленаризм - лишь одна из таких моделей; "есть страна, где милленаристская идеология отличается особой скрупулезностью и живучестью. Это Америка", и Абрамс цитирует Мелвилла, который в свое время озвучил оборотную, депрессивную сторону маниакального американского милленаризма:

Те мысли, которые вдруг принес нам Новый Свет...
Почувствовать, как замирает надежда, которой больше некуда идти,
[Осознать,] что промотано последнее наследство;
И воскликнуть: "Стройте храмы Конца Пути!
Колумб изгнал романтику с Земли;
Для человечества не осталось никакого Нового Света!"

Здесь же, в "апокалиптическом" блоке, - статья Марины Раку о Бернарде Шоу-вагнерианце и о его "Корабле дураков" ("Доме, где разбиваются сердца"). В неряшливой сетевой версии того, что онлайн выдается за "НЛО", название сокращено до абсурда, так что выписываю полностью: "О присвоении дискурса и рождении социальной утопии из духа музыки: Бернард Шоу как "совершенный вагнерианец"". Статья жестко концептуальна (возможно, чересчур) и притом привязана к терминологии отнюдь не жесткой. Сам Шоу жанрово обозначил пьесу "Фантазией в русском стиле", и это в своем роде - пародия на Чехова, какой-нибудь доведенный до абсурда "Дядя Ваня". Только вместо лопнувшей струны за сценой звучит мотив "полета валькирий".

В следующем сюжете если что и есть, то лишь известная "ирония истории". Человек с "исторической фамилией" Шлецер (и в самом деле законный наследник Августа Людвига - того немца, который издал "Нестора") написал довольно плоскую утопическую аллегорию о некиих инопланетянах, что изобрели бессмертие и отменили время. Написал по-французски, а перевел это зачем-то Марк Гринберг. В сетевой версии даже знак вопроса стоит после его фамилии, видимо, вебмастер тоже недоумевает.

То все была философия, а история литературы - разумеется, про Серебряный век. М.Л.Спивак публикует последние дневниковые записи Андрея Белого (осень 1933-го, Коктебель):

"...Чувствую явное облегчение после пьявок; опять закопошились эмбрионы мыслей; хотелось бы, если здоровье позволит, написать статью на тему "Социалистич[еский] реализм".

Блок озаглавлен "На склоне Серебряного века" и весь он - одна сплошная резиньяция. Сначала Олег Лекманов, по обыкновению, уточняет терминологию и "обуживает" акмеизм. Затем Галина Рылькова сетует на "потерю статуса" и "исключение" СВ из поля зрения актуальной литературы. Как-то на редкость бессмысленно она это делает, приводя в пример "Чапаева и Пустоту" и маканинский "Андерграунд". "Фантастическая популярность Виктора Пелевина, на мой взгляд, объясняется прежде всего гуманистическим пафосом его поздних произведений", - заявляет она, подкрепляя свои соображения цитатой из Павла Басинского о том, что современные писатели пишут и говорят "сердцем". Бог ей судья. А также - федеральное правительство Канады, проспонсировавшее эти полезные изыскания, каковые редакция "НЛО" сочла поводом к "дискуссии". Дискуссии не произошло, однако В.В.Николаенко в пяти словах изложил то очевидное, что пыталась изобразить Галина Рылькова:

а) СВ превращается в школьную классику;

б) магический ореол вокруг СВ испарился вместе с советской властью.

Затем Леа Пильд и Глеб Морев вспоминают, как это было при советской власти (СВ в пору св!), и радуются оздоровлению ситуации в "научном сообществе":

"Окончательно лишившийся статусных привилегий и кстати разоблаченный Роненом как умысел и вымысел, Серебряный век не способен более служить инвестицией во все эти CV".

Про Бориса Пастернака (он здесь предваряет СВ, а не наоборот) с его урбанистическим брюсовским контекстом пишет Н.А.Богомолов; про Пастернака и Рильке под экзотическим соусом датского классика Йенса Петера Якобсена по-французски (в переводе Е.Ляминой) на тридцати страницах сообщает Елена Орловская-Бальзамо; наконец, М.Л.Гаспаров вместе с И.Ю.Подгаецкой продолжает свои экспериментальные игры: на сей раз пытается пересказать Пастернака прозой. Кажется, пафос эксперимента - в самом намерении отделить "риторику" от "предмета".

Заявленная в 45-м "НЛО" "География литературы" продолжается теперь смутной "Феноменологией географических образов" Д.Замятина, неизменной абашевской Пермью, которая за последние месяцы в самом деле, похоже, превратилась в "центр мира", "Самарой - родиной слонов" Сергея Лейбграда и более чем сомнительными соображениями Алексея Тумольского о "южнорусской" школе в поэзии России 80-90-х годов ХХ века". Я не в состоянии постигнуть, чем танцующая в гимнастическом трико киевская декламаторша Леся Тышковская похожа на угрюмого - киевского же - поэта Виктора Летцева, безостановочно имитирующего лианозовское бормотание:

...Только поток
только поток один
только один живой поток
только исток один
сияет
только один живой исток
сияет
только один исток... -

и почему эти, с позволения сказать, стихи "указывают на глубинную общность славянского ареала", какая тут школа (т.е. имело бы смысл помянуть Вс.Некрасова, да только Полтава здесь ни при чем). Короче говоря, если Летцев, Лапинский и Березовчук - и есть тот самый "европейский - модернистский - вектор развития [русской] поэзии", а Украина, по этой логике, - окно в Европу (почему не Чувашия с присущим ей потенциальным нобелиатом?), тогда что ж... В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов. Туда, где Пермь - центр мира, а Самара - родина слонов.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Аделаида Метелкина, Зимняя птица /28.02/
Заметка фенолога и попытка суицида.
Аделаида Метелкина, Пятьдесят шестой подход /22.02/
Сюжет: Черчесов. Вразброс: "Экслибрис".
Аделаида Метелкина, Пятьдесят пятый подход /21.02/
Переулки Олега Павлова; переправы Дмитрия Кузьмина.
Аделаида Метелкина, Недоверие /20.02/
Аполлон Григорьев и вкравшиеся опечатки.
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск двадцать восьмой /19.02/
О Боге, Канте и Бердяеве; образ Ф.М.Достоевского в современной русской литературе; клуб читающих Мильтона вслух. "Октябрь", 2000, # 12; "Октябрь", 2001, # 1.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru