Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво: выпуск 61
"Знамя" #10, "Звезда" #10

Дата публикации:  19 Ноября 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Андрей Немзер назвал свой октябрьский журнальный обзор "Мавки с ангелами", "заединив" "звездно"-"знаменскую" прозу, Фаину Гримберг ("Мавка") и Александра Ласкина ("Ангел, летящий на велосипеде") по принципу "правдоподобия", замешанного на сплетне. По мысли критика, общий прием состоит в том, чтобы выдать маргинальную ныне fiction за модную, рейтинговую и номинируемую на все про все non-fiction. И общий сюжет - "беззаконная комета" в душном писательском мирке, суицид, что решает все проблемы, особенно сюжетную (Фаина Гримберг и вовсе зашла в тупик со своим бесконфликтным гомо-гетеросексуальным треугольником), разница в том лишь, что одна "роковая дама" существовала (Ольга Ваксель), другая, судя по всему, нет. Украинская "мавка" Тата Колисниченко, бившая тарелки в ЦДЛ и писавшая стихи, из которых автор предусмотрительно цитирует одну только строчку: "Дорога, дорога, дорога я", - "ее стихи впоследствии вошли в одну или две антологии. Я до сих пор не имею возможности издать отдельной книжкой ее русские стихи, но Дмитрий Кузьмин разместил их на своем сайте "Вавилон". Украинские стихи Таты изданы, я знаю. Мне больше нравятся ее украинские стихи. Что же касается ее русских стихов, то, по-моему, мои о ней лучше. Она и сама говорила мне, что считает самыми интересными поэтами меня и Елену Шварц". Это очень трогательное признание, если учесть, что ни в какие антологии стихи "Таты Колисниченко" не вошли, и на сайте "Вавилона", есть только... Фаина Гримберг. В общем, снова прав оказался Немзер: если у автора "Мавки" и была любимая героиня - то это она сама. Добавим сюда провинциального разлива декаданс, - "мавки" были в моде в южнорусской литературе на рубеже веков, и характерную для этого автора тягу к сенсационности: Фаина Гримберг - та самая "парадоксалистка", что время от времени в разных тиражных СМИ задается вопросом: "А существуют ли евреи?" - и сочиняет "вольные исторические романы-беседы". В свою очередь, Александр Ласкин тоже не новичок на ниве "документального повествования", до Ольги Ваксель его героями были "Неизвестные Дягилевы" и "Неизвестный Мариенгоф". На этот раз мы получили "неизвестного Мандельштама".

В качестве "рифмы" к "документально-историческому правдоподобию" в том же номере "Знамени" отличная рецензия Анны Кузнецовой на очередной "биографический роман" Бориса Носика о Жуковском ("И я там был").

Кроме повести о "мавке" в октябрьском "Знамени" - рассказ Асара Эппеля "Дробленый сатана": словесная вязь с перебором вещей и болезненными подробностями - о доживающих советскую жизнь обывателях из "бывших". Здесь нет "роковых дам", но есть роковые страсти. В "Звезде", соответственно, рассказ Марка Зайчика (не мнимого питерского голландца, а израильтянина) "Долг Карабаса": привычные (из Дины Рубиной) олимско-газетные нравы с криминально-спортивными вкраплениями.

Отдел поэзии в "Звезде" открывает юбиляр Глеб Горбовский (ему - 70), в "Знамени" - Андрей Вознесенский, неизменный и равный себе, с новой поэмой о шар-пеях:

...ПОХОЖИЙ НА ДАЛАЙ-ЛАМУ,
ДАЙ ЛАПУ!
Жаль, что ты, человек,
не умеешь рычать,
дай пять!
Облизанным лбом, паяльником,
лицом не спасешься ты
от бурного обаяния
влюбившейся красоты.
Соперничая с Бежаром,
сопело, башмак жуя
12 кг обожания,
сопереживания.
И я на вопрос пристрастный
"Кто краше вам и милей
бессмертных мадонн Пикассо?"
спокойно вздохну: "Шар-пей".
Утром моя рожа
как смятая роза:
перед зеркалом Андрей,
ну, а в зеркале Шар-пей.

Там еще о Китае, Диброве, Маяковском, академике Янине и прочих шар-пейных материях. Кроме того, в "Знамени" стихи Светы Литвак ("указатель лица") и Геннадия Русакова ("Небольшая василиада").

В сакраментальном отделе "Non-fiction" "Повесть в письмах" Михаила Гиголашвили "Дезертиры". Место действия - Германия, сегодня. Лагерь для "политбеженцев": якобы дезертиры, якобы из Чечни. Русские изобретательно врут, немцы недоверчивы, но... либеральный закон - закон.

В "Звезде" "Новые переводы" - со шведского. Биргитта Тротсиг "По ту сторону моря". Место действия - Санкт-Петербург:

Сцена: Россия 1918 года. С воплями носятся Катька и матрос. Шлюхи и солдаты. Упоение, хохот и рев, вопли отчаяния, отдельные выстрелы. Волокут тела, бегут куда-то ноги, суды распущены, министры в тюрьме. Залпы, взрывы хохота, крики о помощи. Еще один страшный раскат, шторм, а затем полная тишина.

Точно также - со шведского - в "Звезде" переведены нобелевская речь китайца Гао Синьцзяня ("Право литературы на существование") и фрагмент его романа "Библия одинокого человека". Фрагмент слишком мал, а лекция от сложно опосредованной трансляции очевидно пострадала: в лучшем случае, если ее путь с китайского на шведский был прямым, то мы имеем всего лишь тройной перевод. Но, судя по вымученному синтаксису, все могло быть гораздо хуже. И тем не менее - хотя все нобелевские речи отчасти похожи друг на друга, есть смысл процитировать пару абзацев:

Только тогда, когда человек пишет, не думая о заработке, или когда он находит радость в своем писании, не думая, зачем и для кого он пишет, его письмо выступает как абсолютная необходимость - в этот момент и рождается литература. Быть совершенно бесполезной заложено в самой ее природе. То, что литературное творчество стало считаться профессией, есть плачевный результат распределения труда в современном обществе. Писатель пожинает его горькие плоды.

Это прежде всего относится к нашему времени, когда рыночная экономика господствует настолько, что даже книга становится исключительно товаром. На этом безграничном и необузданном рынке нет места для литературных течений и объединений прошлого, не говоря уже об отдельных изолированных писателях. Если писатель отказывается подчиниться давлению рынка, отказывается опуститься так низко, чтобы создавать культурную продукцию по требованию моды, тогда ему приходится содержать себя каким-то другим образом. Литература не имеет никакого отношения к бестселлерам и спискам типа "Десять самых популярных книг", так что телевидение и другие средства массовой информации занимаются скорее производством рекламы, чем писателями. Свобода писать не дается писателю даром и ее нельзя купить. Она отвечает внутренней потребности самого писателя. Такова цена свободы.

Теперь самое время рассказать о "круглом столе" ("конференц-зале") "Знамени" на тему "Телевидение и литература". За "круглым столом" Лев Гурский, Виктор Шендерович, Алексей Слаповский и другие знакомые по ТВ лица. Говорят по большей части о том, что телевидение дает писателю выжить в этом безумном-безумном мире. Виктор Шендерович раз восемь на протяжении короткой речи произносит слова "Лотман" и "рейтинг". Единственную концептуальную вещь произнес академик Александр Панченко: "Сейчас, на мой взгляд, наша страна расстается со своей "литературной цивилизацией" и возвращается к устной культуре...".

В продолжение темы - в отделе критики того же "Знамени" статья о "технотриллере" (так автор - Виктор Мясников предпочитает называть отныне приспособившийся к "велениям времени" "производственный роман").

В том же отделе критики "Знамя" продолжает "пастернаковский цикл" Натальи Ивановой: за "Пастернаком и Ахматовой" последовал "Пастернак и Сталин" ("Собеседник рощ" и вождь).

В "Архивах" "Знамени" очередная "новомирская" подача: дневниковые записи Александра Бека о встречах с Твардовским в 1940-м году: Твардовский после "незнаменитой" финской войны - "важный", с орденом Ленина. Записи - по большому счету - не самые лицеприятные:

...ленинградские критики прочли стихи. Сначала Анны Ахматовой, потом Мандельштама. Стихи нецензурные политически. Содержание такое: "век волкодав, век страшен, но я на воле, мне хочется уйти, спрятаться от этого века и где-нибудь на Енисее сидеть одному и смотреть на звезду". Я здорово переврал, потому что к стихам толстокож, но по моему пересказу всякий эти стихи узнает. Жданов не назвал имени автора и спросил: чьи?

Причем он читал с упоением, а Друзин шептал эти строки за ним.

Агапов сказал:

Вроде Павла Васильева.

Я:

Какие-то клюевские интонации.

Критики возмутились.

Тв., лежа на кровати, буркнул:

Какого-нибудь из ссыльных мальчиков.

Жданов назвал автора. Тв.:

Ну, я говорил, что это кто-нибудь из ссыльных мальчиков.

Жданов спорит. Тв. еще раз безапелляционно заявляет, что дерьмо, что вы ничего не смыслите в поэзии, что мне неинтересно с вами спорить.

"Звезда", между тем, представляет другого героя Александра Бека - генерала Афанасия Белобородова (Игорь Николаев. "Последний приказ генерала").

Октябрьские номера "Звезды" и "Знамени" параллельно дают два рецепта "экономического чуда": один - французский ("Звезда"), другой - китайский ("Знамя"). Дмитрий Травин ("Французская модернизация: через две империи, две монархии и три революции") - серьезный экономист, Владимир Попов ("Три капельки воды"), как он сам себя именует, "некитаист". Но очень восторженный некитаист.

Между тем, "французский рецепт" в той же "Звезде" Павел Кузнецов переносит на российскую литературную историю ("Крах литературоцентризма": истина или изящная словесность?"). Никакого литературоцентризма не было - заявляет этот автор. Более того, за последние полтора десятка лет российская литература стала развиваться в согласии с Роланом Бартом:

"Налицо обнадеживающие тенденции - и у нас наконец-то в изобилии появились настоящие писатели-паразиты, работающие не с жизнью, а с классическими текстами, типа В.Сорокина и московских концептуалистов, кормящихся на еще не остывшем трупе советской (а затем и русской) литературы. Неизвестно откуда появились настоящие эстеты - вторичность и цитатность перестали быть грехами; верлибр стал почти признанным жанром. Профессора-интеллектуалы, как А.Пятигорский и А.Жолковский, начали писать романы и рассказы <...> После Битова и Пелевина можно ожидать появление по-настоящему книжных интеллектуальных писателей...".

В завершение периода - и статьи - Павел Кузнецов, кажется, великодушно утешает всех тех, кто еще "наивен в своем литературном проекте" и "еще в состоянии говорить о первичном". Это был "Философский комментарий" "Звезды".

Помянутый здесь "профессор-интеллектуал" А.К.Жолковский в соседнем разделе подробнейшим образом (без ссылок, правда) описывает известный литературный топос "шарманщик и обезьяна" ("Две обезьяны, бочки злата..."). И заканчивается "Звезда" постоянной рубрикой Надежды Григорьевой "Прозрачное общество". На этот раз Аркадий Драгомощенко отвечает на вопросы про железную дорогу. Железная дорога... воспитала русскую литературу, Анна Каренина стала "искупительной жертвой по Жирару", но сегодня она (ж/д) перешла в другое качество (как и русская литература - см. выше) - и больше уже ничто "не связывает ее с Эросом".


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Сергей Костырко, WWW-обозрение С.К. /15.11/
О сегодняшних буднях в Интернете, представление сайтов "Драгоманъ Петров" и "Орбита".
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 60 /12.11/
Что наступает после "экс"? Ловля щук в Англии; влюбленная Салтычиха; узрим ли "Новый мiр"?
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 59 /06.11/
"Неприкосновенный запас" #3 (17), 2001. Право-лево, сено-солома, Троцкий и дикие орхидеи.
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 58 /29.10/
Ницше, греки и филологи в зеркале "НЛО": неужели вон тот - это я?
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 57 /22.10/
Очередное пришествие дьявола в Москву; Александр Генис и "Голова профессора Доуэля"; стихи для "Мыльно-эпистолярной оперы".
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru