Русский Журнал
/ Круг чтения / Периодика www.russ.ru/krug/period/20011120_sk.html |
Обозрение С.К. #3 (82) Сергей Костырко Дата публикации: 20 Ноября 2001 У меня, например, так уже было: публикация "Дневников" Витольда Гомбровича ("Новый мир", 1996, #11, 1998, #2) открывала замечательного писателя - ум, темперамент, стилистическая изощренность, эстетическая и интеллектуальная независимость, обаяние. Дополнительное удовольствие при чтении "Дневника" состояло в предвкушении чтения самой прозы Гомбровича. Увы, как раз проза его не пошла вообще. В ней было все обещанное: и ум, и художественная изощренность, и как бы писательский драйв, но - сухим пайком. Эмоционального и - соответственно - интеллектуального напряжения ни "Порнография", ни "Фердыдурке" не создавали. После "Дневника" это были красивые, но бумажные цветы. (Здесь и далее речь идет о тех дневниках писателей, что писались - или специально обрабатывались - для публикации, о дневнике как литературном жанре, а не личных записках, место которых в последних томах ПСС.) Естественно было предположить, что для Гомбровича не нашлось своей Риты Рйт-Ковалевой (русский Сэлинджер) или Ларисы Беспаловой (Ивлин Во). Но "Порнографию", например, я пытался читать в переводе того же Юрия Чайникова, который перевел "Дневник". Так может, проза его непереводима в принципе, как непереводима на другие языки проза Зощенки, или - классический пример - поэзия Пушкина? Или здесь ситуация, как с нашим Нагибиным, автором добротной культурной прозы, очень даже неплохой, но впоследствии отодвинутой его неправильным ("отвратительным" с точки зрения большинства критиков и просвещенных читателей) "Дневником" - текстом больным, обиженным, желчным, брюзгливым, мстительным, и при этом обладающим неожиданной для Нагибина внутренней свободой и, соответственно, художественностью? И вот новый сюжет для размышлений о месте "Дневника" в творчестве писателей: "Уральская новь" в #10, 2001 года осуществила "стерео-публикацию" Дневников Анаис Нин 1956 года и Дневника Нины Горлановой "Записки из мешка" 2001 года. На имя Анаис Нин я сразу не отреагировал; что-то смутно знакомое - и только. И потому доверился представлению, сделанному редакцией и переводчиком: Анаис Нин, "интерес к которой уже перелетает через планку общероссийской осведомленности" (от редакции), в сочетании с "великая космополитка и писательница", ее "Дневником" "так восхищался Генри Миллер", настраивают на знакомство с еще одним писателем из открываемой нами элиты ХХ века, из круга Беккета, Лоуренса Даррелла, Генри Миллера. И ожидания не обманывают. "Дневник" содержит картинки из жизни европейской и американской литературной и художественной элиты, портреты, неожиданные суждения об искусстве и о месте писателя в нынешним мире и т.д. В том, что "Дневник" пишет мастер, убеждать тоже не надо - слишком видна литературная хватка автора, способного в нескольких репликах передать саму атмосферу разговора или в двух-трех абзацах прокрутить микросюжет с массой психологических нюансов. С суждениями ее о литературе можно не соглашаться, но несомненно то, что писались они изнутри собственного опыта: "В ожидании Годо" хватает качества, изобретательности, присутствия духа при чувстве потерянности. Некоторые фразы трогательны, другие вызывают смех. Эта пьеса превосходит многие другие и оставляет приятное послевкусие. Я не знаю, почему она не трогает целиком, - не больше чем Джойс. Потому ли, что все это является не настоящим антиподом, а еще одной симуляцией интеллектуальности, воспроизведением иррационального, повторением, а не прямым выражением? Все это тщательным образом построено и исходит из сознания, а процесс распада является лишь отражением истинного подсознания". И естественно было, читая "Дневник", держать в уме еще и вопрос, почему мы раньше не слышали ничего об этом писателе, что было причиной ее замалчивания. Непривычно свободные, внутренне раскованные суждения о, скажем так, "вопросах пола" или, скажем, изящная, с внутренним сочувствием написанная микроновелла о лесбиянке - вызывает предположение, что тут, наверное, и причина. И только дочитав "Дневник" до середины, я вдруг сообразил, что я, на самом-то деле, знаю, чей дневник читаю. Что это ее книги, изданные, например "Амфорой", за год заполонили чуть ли не все наши книжные магазины. Странные это книги. Изданные в элитных интеллектуальных сериях, они удивляли китчевыми обложками, более уместными для оформления какого-нибудь "крутого любовного романа". Тогда я решил, что это, наверно, такой ход, рассчитанный на контраст "сексуальной" обложки и высоколобого текста (вариант с названием романа Гомбровича "Порнография"). Но нет - я открывал книги и натыкался на тексты, вполне соответствующие стилистике оформления. Что-нибудь про юную девственницу, которая в руках опытного мужчины приобщается к тайнам плотских наслаждений, и все это, если судить по беглому - 15-20 минут по диагонали у книжного прилавка - чтению, излагается с утомляющей прописанностью физиологии самого процесса. То есть, вполне заурядная полупорнографическая литература, только почему-то в элитной упаковке. Ну а как же "Дневник"? Нельзя, наверно, составить впечатление о книге, полистав ее у прилавка. Может, я проглядел, может, там другое? √ может, издатели начали издавать современного мастера, работающего с малоосвоенной в русской литературе темой эротики. У нас с этим туго, у нас любовь в литературе все больше - бесплотные тургеневские барышни или физиологическое отправление, опыт разработки собственно эротических тем от Батюшкова и Пушкина до Набокова никак не складывается в традицию, и даже высоколобые наши литературоведы под эротикой вполне простодушно числят порнографию и отцом российской литературной эротики считают Баркова. После чтения "Дневника" Анаис Нин я снова взял ее книги для более внимательного чтения. Да нет. Все так. Про сокровенные бугорки, про соски, набухающие в процессе, про глухие стоны страсти и функционирование клитора - а о чем еще можно писать таким, например, языком (цитаты выбрал не из-за своей излишней стыдливости, а как наименее тошнотворные, а тошнотворно там практически все - особую похабность этой прозе придает еще и стилистическое жеманство переводчиков): "она находилась полностью под чарами пальцев Пьера", или "она расцветала под его ласками, и в ней рождалась уже не девочка, а женщина", ну и так далее. И где же в этой прозе - Анаис Нин из ее "Дневника"? А - нигде. Очень хотелось бы думать, что тут вина переводчиков, для которых без разницы, что переводить - или Анаис Нин, или бесконечную "Эммануэль" - "траханье" оно и есть "траханье". Но приходит на ум и уж совсем пессимистичное предположение о том, что это знак времени: писатель Анаис Нин четко, внутри себя разделила писание текстов для потребителя (которого автор "Дневника", сочиняя, скажем, "Дельту Венеры", не может не презирать) и на себя в "Дневнике" - умного, тонкого, обладающего достаточной культурой чувства, и эротического в том числе, интеллектуала и писателя. В подобном контексте слова переводчика Ксении Кунь о том, что славу Анаис Нин принес как раз Дневник, и что это главная книга в ее творчестве - звучат зловеще. Вторая составная публикации в "Уральской нови" - "Дневник Нины Горлановой" (опубликован под названием "Записки из мешка"). Для читателя, знакомого с ее рассказами и повестями, специального усилия для вхождение в текст не потребуется. Грани между текстом ее "Дневника" и ее прозы практически отсутствуют. И дело, разумеется, не в том, что Горланова "простодушно" описывает всегда и везде свою собственную жизнь, детей, мужа, соседей, пермских и московских друзей. Нет, она художник с особым даром. В "Дневнике", как и в своей прозе, она работает с окружающей ее повседневностью прежде всего как художник, выбирая из "бытового мусора" только то, что персонифицирует атмосферу, дух, внутреннее содержание - и этого дня, и включенность его в череду дней, и включенность в ее собственную жизнь; иными словами, у нее редкий дар вылущивать из шелухи бытового - бытийное. В редакционной врезке к публикации сказано: это интересно потому, что здесь уже есть наброски будущих текстов Горлановой. Не согласен категорически. Это все равно, как если бы про Розанова сказали: читать его отрывистые заметки в "Опавших листьях" и во всех остальных текстах интересно потому, что здесь можно увидеть наброски к монументальным литературно-философским монографиям (автором, к счастью, не написанным). "Дневник" Горлановой в опубликованном "Уральской новью" - это еще и художественный код ее прозы, самый скупой и точный иероглиф ее прозы. Подробно рассказывать о содержании этого "Дневника" бессмысленно - если я скажу, что текст про все то же: нищету, болезни, добывание еды, вещей, лекарств, бесконечную позиционную войну с соседями по коммуналке, про страшную промороженную "горлановскую Пермь" за окнами сложенного когда-то из блоков четырхэтажного - барака скорее, чем дома; и про истовую непрекращающуюся творческую работу, как единственно оставшийся способ уже не жизни, а выживания, - то пересказ такой, при всей его формальной точности, будет ложью. Это только материал, но не содержание. При всей его "чернушности" в прозе Горлановой нет ничего заунывно-жалостливого, надрывного. Это текст про радость жить несмотря ни на что. И про то, что эту радость дает. Некоторая двусмысленность есть в определении "стерео-публикация" в приложении к этим двум текстам. В первом приближении их сочетание, может поразить контрастом между жизнью благополучной внешне учатснице международных элитарных сообществ, которой жизнь позволила полностью сосредоточиться на вопросах искусства и любви, с одной стороны, и с другой - драматизмом противостояния русского писателя тяжести жизни. Этот контраст предполагает еще противопоставление творческой бескомпромиссности нашей писательницы и той модели поведения, которую выбрала для себя ее американская коллега, и которая (модель поведения) - сплошной компромисс. Я думаю, что возникновение вот такого стерео-эффекта закроет путь к обоим представленным здесь замечательным текстам. Гораздо плодотворнее и справедливее был бы другой поход, по принципу взаимодополнения, - два подлинных художника, выстраивающих себя и свою жизнь с помощью слова. Внешнее благополучие судьбы Анаис Нин не должно обманывать - сытые и довольные собой люди не испытывают такой всепоглощающей потребности писать, которая толкала американку на создание своего монументального "Дневника" (опубликованный - не полностью - один дневник за 1956 год представляет из себя целую книгу, а весь дневник охватывает не меньше тридцати лет). "Дневник" Анаис Нин вырос из собственно дневника девочки-подростка, в одиннадцать лет ощутившей страшную пустоту после ухода из семьи отца и попытавшейся с помощью дневника восстановить утраченное равновесие в жизни. По сути, эту функцию писание дневника" выполняло и уже в зрелые годы, когда дневник писался как книга. Та же, отчасти, природа дневника и у Горлановой, с аввакумовской истовостью пишущей всегда и везде, потому что писание для нее - единственная форма выживания. Убери творчество из жизни автора горлановского "Дневника" - и уберешь человека вообще. Преодоление тяжести жизни, предложенное в горлановских текстах, - заключается в самом способе преодоления: в эстетическом осмыслении этой тяжести и в связанном с ним мужеством человека, размышляющего не над тем "за что мне это все?", а над вопросом "а для чего мне это дано?". Цитаты: Анаис Нин:
Нина Горланова:
|