С чувством глубокого удовлетворения отметим, что питерская "Звезда" не закоснела в выбранном однажды сетевом формате (литературу - давать, все прочее - нет), что она сменила гнев на милость, и теперь в сетевой версии "Звезды", как и прежде было: всего понемногу. В #12 - один большой "Роман с героиней" и... без адюльтера, который подразумевался сюжетом. Интрига в том, что его таки не происходит. Не происходит даже намеченного инцеста, потому что несостоявшиеся любовники, в какой-то момент чуть было не оказавшиеся братом и сестрой, так и остаются друг другу... никем. Вернее, и не чужими тоже: писателем и героиней. Дело происходит в Греции, а автора "Романа с героиней" зовут Дмитрий Каралис. "Роман" здесь именно что в "романическом", а не в литературном своем значении, и "Роман с героиней" в журнальном оглавлении имеет подзаголовок "Повесть".

Все вышеперечисленное - инцест, адюльтеры и прочие богатые сюжетные возможности √ реализуется в другом предлинном романе, начало которого находим в 1-м номере "Звезды". Новый роман Михаила Чулаки называется "Примус", и это "роман с Героем". В буквальном смысле: героя этого романа зовут "Герой" - Герой Григорьевич Братеев. К концу первой части Герой остается без почки. При этом подразумеваются сомнительные морально-материальные приобретения; впрочем, Герой жив, роман не кончен. Впереди просматриваются какие-то сюжеты из жизни новых-старых русских.

В номере 12-м еще много стихов, о которых писать неинтересно, в номере 1-м большой цикл Александра Кушнера с суровым напутствием-прощанием уходящему веку:

Мы расстались спокойно и сухо.
Так, как будто ни слуха,
ни духа
От него нам не надо: зачем?
Ожила прошлогодняя муха
И летает, довольная всем.

Девятнадцатый был благосклонным
К кабинетным мечтам полусонным
И менял, как перчатки, мечты.
Восемнадцатый был просвещенным,
Верил в разум хотя бы, а ты?

Посмотри на себя, на плохого,
Коммуниста, фашиста сплошного,
В лучшем случае - авангардист.
Разве мама любила такого?
Прошлогодний, коричневый лист.

Но поскольку тот же автор написал однажды "Времена не выбирают", то заканчивается все соответствующим образом:

Все же мне его жаль, с его шагом
Твердокаменным, светом и мраком.
Разве я в нем не жил, не любил?
Разве он не явился под знаком
Огнедышащих версий и сил?

С Шостаковичем и Пастернаком
И припухлостью братских могил...

Аллюзии узнаваемы - на ... "Поэму без героя".

Затем следуют стихи о Тютчеве - зеркальное отражение "Путешествия" из январского "Нового мира". Только там Пушкин вдруг оборачивался Тютчевым, здесь все наоборот, но к настоящему Тютчеву отношения не имеет.

Насколько ж чужд сырой он, топкой волоките,
При всей его любви к России, спору нет!
И в этом он поэт немецкий, как хотите,
Шеллингианец он, - не то, что, скажем, Фет.
Осинник, шелести, и вы, кусты, шумите
Сильней перед дождем, скрипи, велосипед.

Это про какого-то другого поэта, мало ль было шеллингианцев на Руси, в самом деле. Вот хоть Ленский, например.

В том же номере "Звезды" стихи Светланы Кековой и батально-исторический цикл Дениса Шереметьева "27.06.1709".

Рассказ Андрея Столярова называется "Наука расставаний", и это монолог о безответной любви. Очень странное сочинение находим в #12-м: "Ликвидаторы", трагифарс в двух действиях Александра Волкова. Там любовный треугольник, огромные, в страницу величиной, ремарки, - такие, например:

...Несколько слов о ее внешности. Светлая шатенка холодного, нордического типа: высокая, с тонкими чертами лица, чем-то неуловимо напоминающего лик боттичеллиевской Венеры. Сама Наталья, по-видимому, давно заметила это сходство и почти подсознательно, порой того не замечая, подстроила свою пластику под этот романтический образ... и т.д.

Сложные отношения между любимыми нашими персонажами - старыми-новыми русскими. В конце все друг друга ликвидируют. Три трупа.

В "Новых переводах" "Сонеты" Жозе Мария де Эредиа и рассказ Ивлин Во.

Non-fiction 12-го номера выстроена вокруг солженицынского "Архипелага": архивный отдел открывается "Страницами семейной хроники" Симоны Ландау "На краю круга девятого". И завершается "Сказанием о тритоне" Игоря Сухих в рубрике "Книги ХХ века" с подзаголовком (1958-1968 "Архипелаг Гулаг" А.Солженицына) и эпиграфом из Варлама Шаламова: И - пусть на свете не жилец - / Я - челобитчик и истец / Невылазного горя....

В том же номере мемуарная проза Бориса Слуцкого, но, к сожаленью, не оцифрованная.

В январской "Звезде" в традиционной рубрике "Россия и Кавказ" "документальная повесть" ленинградского корреспондента о гражданской войне между грузинами и осетинами, начавшейся весной 1991 года и дипломатично именовавшейся в ту пору "вооруженным конфликтом": Виталий Кржишталович. "Осада".

Но преобладает в январской "Звезде" "филологическая эссеистика". Здесь "Новые виньетки" Александра Жолковского с воспоминаниями о школьном детстве:

Школа была мужская - образование оставалось раздельным, хотя где-то существовали и смешанные школы. (Когда пришло время записывать меня в школу, мама спросила, в какую я хочу: где одни мальчики или где мальчики и девочки? Где одни девочки, отвечал я.)

Там же забавный мемуар о даче в Купавне ("Дворянское гнездо"), поневоле заставивший вспомнить о позапрошлогоднем дачном романе Алексея Варламова, и история дружбы с Сергеем Гандлевским, "позаимствовавшим" заголовок для последнего романа:

- ... Все знают, что последние полгода я пишу повесть и ничего не читаю.
<...>
- Именно, хотя я всегда твердил, что такое повествование устарело.
- А как называется?
- "НРЗБ". Понимаете?
- Как не понять - у меня у самого есть такой рассказ, по нему и книжка озаглавлена.
Разговор принимал поистине мужской оборот. Слегка дрогнув, Сережа спросил:
- У вас в уголках?
- В каких уголках?
Сережа руками показал угловые скобки.
- Нет, но, думаю, и так ясно. А у вас ведь, небось, не просто заглавие, а сюжетный лейтмотив? - иезуитствовал я.
- Да, я и стихи для героя написал, там "нрзб" зарифмовано...
- У меня не зарифмовано, я взял пушкинские... Знаете, если я не дарил книжку, можно посмотреть на моем сайте. - Я повел рукой в сторону внутренних комнат.
Но Сережа, как написали бы мои любимые авторы, не сделал ни малейшей попытки предъявить стул.

И дежурные резиньяции писателя Z. о собственном "нарциссизме" очень кстати.

Статьи Льва Лосева "О любви Ахматовой к "Народу" в сетевой версии нет, зато есть Брайан Бойд с "Жизнью биографа". Название заставляет вспомнить о каком-нибудь вальсе Штрауса, потом понимаешь его как каламбур - "жизнь жизнеописателя", но пишет (вернее: говорит. - Это речь при вручении Премии Эйнгарда) самый знаменитый биограф Набокова, по большей части, все-таки не о себе, а о любимом своем персонаже.

Приблизительно о том же, но не о том, очередной выпуск именной рубрики Омри Ронена "Из города Энн". Статья называется "Vera", и посвящена она Вере Евсеевне Набоковой:

Их было четверо, Вера, Надежда, Любовь и Софья, но вторая, веселая и безответственная в молодости, стала злой святошей, искажавшей стихи и мысли спутника своей жизни после его мученической кончины; третья, "Прекрасная Дама", превратилась в банальную Нину Заречную; четвертая, семь раз переписавшая "Войну и мир" и пятнадцать раз беременевшая, - в литературную завистницу, сочинявшую бездарные романы, и только первая, по верному слову Г.А.Барабтарло, "непонятным для нас образом" "извлекла" (elicited) из творческого лона своего мужа его несравненные произведения.

Если говорить точно, то в логике этого номера "Звезды" эссе Омри Ронена рифмуется с "биографической" исповедью Бойда: оно посвящено книге Стейси Шифф о Вере Набоковой. В конце цитата из Стейси Шифф:

"С самых ранних лет до последних дней жизнь Веры Набоковой была пропитана литературой, к которой у нее был абсолютный слух, изумительная память и чувство почти религиозного преклонения. Но она не была писательницей. Она была просто жена (She was just a wife)".

Другая - постоянная именная рубрика "Звезды", "Прозрачное общество" Надежды Григорьевой, на этот раз посвящена Ирине Прохоровой и юбилейному номеру "НЛО".

Беседа с Ириной Прохоровой, главным редактором московского издательства "Новое литературное обозрение", где только что вышел юбилейный 50-й номер одноименного журнала, проходила в петербургском ресторане (неподалеку от Невского проспекта). Ирина, Александр Эткинд, Игорь Смирнов и я дошли туда пешком от гостиницы "Европейская". Собравшиеся мешали мне брать интервью, задавая свои собственные интересные вопросы, а у Ирины стыл лосось. Разговор шел, в основном, о кризисе интеллектуализма.

Разговор, надо сказать, шел, главным образом, об "НЛО", и он небезынтересен. Наверное, потому, что "собравшиеся мешали".