|
||
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь |
Журнальное чтиво: выпуск 81 "Арион" #1, 2002 Дата публикации: 6 Мая 2002 получить по E-mail версия для печати В прошлом обзоре "Ариона", предпоследнего в минувшем году, речь шла о разного рода списках: будничных, экзотических, мультикультурных и, в чистом виде, - грамматических парадигмах. Все они были так или иначе в том номере явлены. В новом "Арионе" трудно найти некий последовательный сюжет. Альманах - он и есть альманах, пусть он даже выходит с приблизительной регулярностью (к исходу весны в сети - 1-й номер за этот год) и претендует быть "зеркалом русского поэтического слова". Если периодически выходящий сборник с очень разными по качеству стихами и статьями о стихах полагать журналом, то в нем должна быть какая-то мало-мальски последовательная идея. Которую с каждым разом все труднее в "Арион" "вписать" и почти невозможно там обнаружить. Попробуем на этот раз начать с конца. После стихов в "Арионе" обычно следуют статьи о стихах под разными глубокомысленно-необязательными рубриками. На этот раз в рубрике "Монологи" Владимир Губайловский сообщает собственный "Взгляд на русскую поэзию 2001 года". "Взгляд", в свою очередь, носит название "Поверх барьеров": Что можно сказать при самом общем взгляде на русскую поэзию в 2001 году? Развивалась она скорее эволюционно, чем катастрофично, было больше уверенного подъема, чем невероятных падений и взлетов. Слово "норма", соотнесенное с поэзией, кажется чем-то не вполне уместным, но, мне кажется, все обстоит именно так. Что же происходит в нашей поэзии? Работают люди. Таким образом, докладчик выразил удовлетворение настоящим состоянием и прошлогодними достижениями. Было, правда, в 2001 году одно трагическое событие - самоубийство Бориса Рыжего, но и оно обнаружило некий позитив: "неожиданно проявило единство литературно-поэтического пространства". Итак, что случилось с вашей лодкой? - Она утонула. - Что будет с нами? - Мы будем счастливы. - Что происходит в нашей поэзии? - Работают люди. Нет больше никаких барьеров, продолжает наш докладчик. Если верить шорт-листам разных премий и Сергею Костырко, все едино - столица, провинция и диаспора, андерграунд и истеблишмент, авангард и традиция, отцы и дети: Стерлось, если не растворилось вовсе, разделение поэтов на поколения. В заметках, посвященных литературным премиям 2001 года, Сергей Костырко отмечает отсутствие противостояния в списках номинантов премии Аполлона Григорьева, а там ведь были представлены три поколения: Олег Чухонцев - Елена Шварц - Глеб Шульпяков. А если верить не шорт-листам и Сергею Костырко, а реальности, данной нам в ощущении, есть "противостояние" между Олегом Чухонцевым и Глебом Шульпяковым (в 4-м "Знамени", помнится, была статья о последней книжке Глеба Шульпякова, возможно, слишком жесткая, но задающая некие "размеры")? Кажется, да. И не поколенческое, а иного, скажем так, порядка. Очевидно, в поколении, которое представляет в политкорректном премиальном списке поэт из "НГ-Экслибриса", есть фигуры менее декоративные и более уместные в ряду с безусловными Чухонцевым и Шварц. Все же странная идея - выстраивать некие обобщающие концепции по шорт-листам и раздачам. Что, кроме политически соразмерного равновесия всего со всем, поэт, критик и математик ожидал получить при такого рода "взгляде"? И можно ли полагать "бесконфликтное" отсутствие границ (если бы оно и в самом деле имело место) тем самым искомым "позитивом"? Будь оно так, это было бы никак не нормой, а самой что ни есть ненормальностью, это было бы вавилонским смешением, в конце концов. Кстати о Вавилоне. В рубрике, что называется "Ойкумена", Дмитрий Кузьмин с собственным "взглядом" на литературные поколения, традицию и авангард, предшественников и наследников. По большому счету это "взгляд на русскую поэзию после Пригова", который - здесь автор ссылается на Мих. Айзенберга - "по крайней мере семь лет - с начала восьмидесятых - <...> был самой "горячей" точкой нашей культуры <...> Михаил Айзенберг пишет, что Пригов как будто появился на литературной сцене с девизом: "Я пришел дать себе волю, а вам (другим стихотворцам) - расчет"; выражаясь строже, обыгрываемая Приговым проблема - проблема абсолютного конца поэзии как искусства, ее превращения в "промысел" (по собственному приговскому выражению), а промысел - это когда более или менее умелые ремесленники по более или менее совершенным лекалам выделывают нечто, призванное обслуживать потребность населения в том, "чтоб было красиво"". Дальше начинается "преодоление Пригова": это уже ария собственно Кузьмина. Пригова здесь "преодолевают" такие разные "вавилонские" поэты, как Дмитрий Воденников, Дмитрий Соколов, Кирилл Медведев и... Данила Давыдов. В принципе, они "преодолевают" Пригова, как "преодолевают" его все остальные. - Если приговская интрига состояла в том, что никакое индивидуальное высказывание в принципе невозможно, то "преодоление" состоит - и тут Дмитрий Кузьмин абсолютно прав - в известной пушкинской апории: "Движенья нет, сказал мудрец брадатый. - Другой смолчал и стал пред ним ходить". Таким образом, всяк ходит как умеет, а уж есть ли там движенье - это вопрос ("ведь каждый день пред нами солнце ходит, однако ж прав упрямый Галилей", - так там дальше у Пушкина). Вот, например, сколько угодно может "ходить" Данила Давыдов: 10.00 - позвонить в милицию по поводу паспорта. И так - с утра до вечера. Главное ведь в том, чтобы друзья и соратники были убеждены, что перед нами стихи, и объяснили это всем остальным. И они объясняют... что за каждым именем здесь стоит эмоция, а за каждым словом "значительность и весомость". То есть все та же - "ходьба". И возразить нечего, кроме разве что примера с Галилеем. Наталья Иванова (это называется "Свежий оттиск") "пытается разобраться... в связи и сути" "Фифии" Олега Чухонцева ("Циклотимия. Поверженный Рай"). Под конец она заявляет, что ныне - "время поэтических циклов". В самом "Арионе" таковых циклов два: посвященный Борису Рыжему "Посеверней и победней" екатеринбуржца Олега Дозморова и "Вдали от моря" Инны Лиснянской. Тут получилось явно незапрограммированное редакцией совпадение: характерная для русской литературной традиции погодно-климатическая метафорика - между зимою и весной, концом и началом: В этом новом столетье зима, что тюрьма, - И вот еще о том же: ГОЛОЛЕДИЦА Хранитель певчих сил и памятных примет, То была Инна Лиснянская. У Олега Дозморова цикл "именной", в том смысле, что держится тремя именами - Бориса Рыжего, которому посвящен, Полонского и Аполлона Григорьева, о которых там идет речь. В общем и целом получается ряд, кажется, логичный и поэтически оправданный. Климатическая метафора заглавия относится к поэзии собственно: Подумаешь, экое счастье - И сразу же пример: Нету рифмы? А вывеска "Мебель" Итак, поэт из Екатеринбурга культивирует простые незатейливые рифмы, между тем Александра Кушнера в том же номере "Ариона" ("Заметки на полях") раздражают столь популярные нынче (так ему кажется) рифмы затейливые, "разорванные", "выставленные" анжамбманом. Их придумал Анненский, полагает Кушнер, а "открыл шлюзы" Бродский, это он породил полчища графоманов, которые теперь рифмуют все со всем, потому что "благодаря такому простенькому приему все слова в языке могут быть зарифмованы, в то время как искусство тем и отличается от ремесла, тем более - от фабричного конвейера, что ставит перед автором ряд преград; подлинный поэт преодолевает их, как лошадка на ипподроме, перелетающая через барьеры и рвы с водой". Рубрика, в которой Кушнер размышляет о "плохих рифмах" Бродского и его эпигонов, о грамматике Баратынского и прочих вещах, называется "Проза поэта". Однако удачнее всего такого рода "занимательное литературоведение" выглядит как раз, когда оно зарифмовано: Современники Никому не уйти никуда от слепого рока. Итак, то была "Проза поэта" от Александра Кушнера, а в "Пантеоне" Борис Романов представляет "малоизвестного" "непрочитанного" и "загадочного" питерского поэта Геннадия Алексеева ("Кентавр на Невском"), который писал верлибры и... сонеты. В "Транскрипциях" верлибры француза Жака Дарраса, в "Листках" все та же... проза, к тому ж дурная, в "Голосах" очередные японские упражнения в банальностях, вроде: Вдыхаю ваш крик, Впрочем, не все так уныло. Вот "Апокриф" про Петра и Павла от Юрия Арабова: "...Идем на Север. Слышишь ты, здоровяк?!. Такой вот апокриф. Христос Воскрес, однако. поставить закладку написать отзыв
|
inna@inna.kiev.ua |
|
||