Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво: выпуск 85
Неприкосновенный запас #1 (21), 2002

Дата публикации:  11 Июня 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Прочь от собачьей комедии нашей литературы, сегодня будет культурно-политический и политически-культурный журнал non-fiction "Неприкосновенный запас", первый его номер в текущем году.

Центральным текстом первого в 2002-м "НЗ" я полагаю колонку Андрея Зорина под названием "Homo Apoliticus", которая на сайте "НЛО" обнаруживается в оксюморонной рубрике "Политикан", а на сайте "Журнального зала" не обнаруживается вовсе.

Итак, "homo apoliticus" - герой нашего времени, потому как с некоторых пор мы перестали интересоваться т.н. "политической аналитикой", мы не верим больше Борису Абрамовичу и прочим "отцам нации" (колонка, должно быть, давно писалась, задолго до последних литскандалов, но чур меня!), не вызывает в нас прежних эмоций похеренная "свобода слова... загадочным образом воплощенная в несколько анекдотической фигуре Е.Киселева", зато мы снова научились читать между строк, придавать значение порядку слов, мы читаем журнал "Афиша", ходим в театры и предпочитаем футбол всем зрелищам, которые кроме. Короче говоря, мы вернулись к "брежневской модели", что понятно:

"Поколение, к которому принадлежит автор этих строк, уже некоторое время тому назад начало занимать ключевые позиции в жизни страны. Увы, как это нередко бывает, в конце концов оно взялось воспроизводить многие элементы культурного ландшафта времен своей молодости. Как и тогда, общественные интересы постепенно смещаются с политики на сравнительно более "чистые" культуру и спорт, причем происходит это снова с благословения власти, делающей эти сферы жизни предметом своего неустанного попечения".

Заканчивается колонка попыткой угадать направление, которое примет "компенсаторное проникновение политического в чуждые ему сферы", - в конце 70-х - начале 80-х мы имели "Спартак" и Карпова-Каспарова. Сегодня (вернее, уже вчера) автор колонки подставляет на это место страсти вокруг Олимпиады, но кажется, картинка несколько сместилась, и мы получили кроме всего прочего политизацию, например, литературных фарсов. Но это, опять же, в сторону.

Похоже, поколенческий самоанализ Андрея Зорина в смысле социологическом имеет непосредственное отношение к "Теме 1" этого номера "НЗ", которая называется "Средний класс". Здесь обнаруживаем несколько "подходов", или, скажем так, - точек зрения.

Из окна турецкого отеля:

Семен Файбисович. "Крайний класс": новый русский "средний класс" обретается ныне в турецких отелях средней руки, - по преимуществу это "братки", "бляди", а также автор статьи и ему подобные. Но самокритикой там не пахнет, как это можно предположить по диспозиции, скорее - самоупоение;

из американского далека (или наоборот - как это видится американцу в России):

Роберт Аргенбрайт. "Третье транспортное кольцо: дорогу москвичам из нового среднего класса". - "Средний класс" в Москве, как и везде, - это потребители-автовладельцы, для них строят громадные окраинные супермаркеты и автострады, под них "подстраивают" городскую инфраструктуру. Американский автор трогательно предостерегает читателей "НЗ" от "кошмарного" американского опыта и американских примеров:

Америка создала кошмар, который должен по справедливости служить для остального мира ярким отрицательным примером - я имею в виду транспортную систему, не имеющую аналогов в деле разбазаривания экономических и природных ресурсов, а также загрязнения окружающей среды и провоцирования глобального потепления. <...> В России общественно-культурные последствия автомобилемании могут быть еще более серьезными. Дело в том, что общественное пространство, публичная сфера тут только формируется. Это общественное пространство, и без того находящееся в зачаточном состоянии, постоянно подвергается атакам и государства, и тенденции к приватизации пространства. Однако мне представляется, что ни одна сила не будет столь пагубна для общественного пространства Москвы, как спонсируемая государством автомобилемания. Русский средний класс научится возить детей в школу, ездить в магазин за молоком, ездить в церковь и т.п., как делают это "нормальные" американцы. Как и мы, русские с изумлением обнаружат, что обещанная автомобилем свобода обернулась новой формой несвободы, а перспективы удобства и "сэкономленного" времени - так называемым "синдромом дорожной ярости" и острым дефицитом времени. Однако, в отличие от Америки, автовладельцы среднего класса будут еще несколько десятилетий оставаться в меньшинстве. В этом случае Москву и Россию ожидают весьма мрачные перспективы: задерганное, аполитичное, помешанное на автомобилях меньшинство, все хуже ладящее с озлобленным, лишенным нормального транспорта, обнищавшим большинством.

Затем редактор журнала для "среднего класса" делится не вполне социологическими соображениями о предполагаемом читателе ("Средний класс: структура расходов и самоощущение". Беседа с Сергеем Пархоменко). Тут как раз все не как у буржуев: важны не доходы и не сколько пациент потребляет, а что он про себя думает.

Наконец - уже вполне социологические соображения о "политическом поведении" - Валерия Карпова. "Спасет ли средний класс демократию в России?": там сначала выясняется, что у "среднего класса" нет "политического поведения", а потом оказывается, что и "среднего класса" тоже нету.

Во вполне предсказуемых мемориях Майи Туровской о "советском среднем классе" (дефицит, блат и блага московской культурной номенклатуры, наивно принимаемые за норму "советского среднего класса") лучшее, что мы в состоянии обнаружить, это сакраментальная цитата из Чехова:

"Я с детства уверовал в прогресс и не мог не уверовать, так как разница между временем, когда меня драли и когда перестали драть, страшная".

К этому же блоку следует отнести статью постоянного автора "НЗ" Алексея Левинсона "Средненький класс", но в сети ее нет.

В целом же на примере "Темы 1" невозможно не заметить вопиющий жанровый разброд (или неразборчивость?) "НЗ": здесь, похоже, не привыкли делать разницу между авторами, которые пишут статьи, и авторами, которые пишут не статьи, а, в лучшем случае, анализ-отчет по "фокус-группе", между авторами, которые пишут по-русски, и авторами, которые не то чтобы умеют это делать. А редакция "НЗ" не то чтобы умеет делать "литредактуру".

"Тема 2" - "У истоков советского диссента", и - по смежности - она примыкает к "Теме 1". Здесь отсутствующая в сетевой версии статья Александра Даниэля "Истоки и корни диссидентской активности в СССР", большое интервью с Александром Есениным-Вольпиным "Памятка для не ожидающих допроса" и предваряющее "памятку" "Опережающее примечание..." Мих.Айзенберга, поясняющее "неизбежное, увы, несоответствие текста его печатной проекции".

"Круглый стол" в этом номере "НЗ" называется "История успеха: российские либеральные реформы и культура". Заглавие не вполне отвечает смыслу того, о чем говорится: говорится все про тот же средний класс - присутствующий или отсутствующий, и про соответствующий ему "средний слой" или "средний уровень" "культурного продукта". Участники "круглого стола" склоняются к тому, что "среднего слоя" как раз таки нет, а есть разрыв - между московским книжным и журнальным рынком, московским потребителем кино качества Dolby и остальной Россией, где выписывают СПИД-Инфо и смотрят телевизор. И другой разрыв, определяющий тот самый "культурный продукт":

"Самый серьезный разрыв, который сегодня здесь есть, связан с исчезновением некоторого среднего уровня. Существует уровень массовой книги с относительно большим тиражом, с быстрым циклом обращения, с постоянным увеличением количества названий, с нарастающей серийностью - и есть несколько журналов западного типа, где объединяется небольшой кружок единомышленников, делающих то, что Даниил Борисович Дондурей назвал актуальным искусством. Есть те или иные авторские арт-проекты в литературе и некий объем соответствующего книгоиздания. Видимо, в советские времена средний слой словесности со средними тиражами, очень высокими по сравнению с нашими нынешними (к 1985 году средний тираж книги был 30-32 тыс., сегодня средний тираж - 7700), производила интеллигенция. Вот этот средний слой исчез".

Что же до "истории успеха", то это не присущая нам "западная модель". А нам как раз присущ "опыт неудачи". Впрочем, о нем участники "круглого стола" "НЗ" и его постоянные авторы Лев Гудков и Борис Дубин писали на этих страницах неоднократно.

То была "Политика культуры", а последний тематический блок посвящен Астрид Линдгрен и детской литературе. Единственная статья из него, попавшая в сетевую версию, - скучное сочинение Кейсы Эберг Линдстен "Астрид Линдгрен и шведское общество". Из него мы узнаем, тем не менее, что послав издателю свою первую рукопись ("Пеппи Длинный чулок"), Астрид Линдгрен ссылалась на Бертрана Рассела, что по мнению "радикальных шведских феминисток" Пеппи - "образец женщины в детстве", что толстый Карлсон в первой версии носил остроконечную шляпу и находился в "связи с царством мертвых" (то есть был чем-то вроде Бэтмена?), что, наконец, однажды Линдгрен отправила в отставку правительство социал-демократов.

А открывается первый в этом году номер "НЗ" традиционным здесь "Либеральным наследием", где Борис Дубин представляет классический текст Исайи Берлина "Европейское единство и превратности его судьбы". Там речь не об ЕС (статья не сегодня писалась), там речь о материях иного порядка. Точнее, не о материях, а наоборот, об идеях и философских категориях, которые предполагают некую общую природу, общие ценности и объективную истину - то есть, в конечном счете, предполагают единую платформу. И напротив - об идеях и философских категориях, которые диктуют некие индивидуальные ценности и служение не истине, но идеалу как цели:

Вопрос о том, истинный этот идеал или ложный, уже не считается важным или вполне ясным. Идеал предстает в форме категорического императива: служи внутреннему свету, просто потому, что он горит в тебе. Делай то, что считаешь правильным, создавай то, что тебе кажется прекрасным, строй свою жизнь в соответствии с тем, что считаешь своей конечной целью, по отношению к чему все остальное в твоей жизни лишь средство, чему все остальное должно быть подчинено; от тебя требуется именно это. Императивы, требования, приказы не истинны и не ложны. Это не теоремы, они ничего не описывают, не излагают факты; их нельзя удостоверить или подделать, это не открытия, которые вы могли сделать, а другие проверить, это - цели.

Короче говоря, речь о романтизме, с одной стороны, и о рационализме - с другой. Там есть известный тезис о немецких романтиках, которые однажды "расшатали единый европейский мир", о национализме и фашизме, что явились следствием:

Мне могут возразить, что в конце концов индустриализация, возникшая как элемент национализма и вместе с ним, не разрушительная, но интегрирующая сила; торговля и промышленность разрушают национальные барьеры и объединяют людей. Но исторически это далеко от истины. Индустриализация привела к появлению и усилению национально мыслящего среднего класса, который выступил против космополитических элит, правящих Европой. Индустриализация дает пищу национализму, но не нуждается в нем для своего роста. После войны 1914 г., после Гитлера, Насера и пробуждения Африки, после еще более непредвиденных событий - образования государства Израиль, восстания в Будапеште - какой здравомыслящий человек будет по-прежнему настаивать, что национализм - это побочный продукт поднимающегося капитализма и обречен на упадок одновременно с ним.

Менее очевидны соображения о зловредности аналогий. И совсем не очевиден сегодня оптимистический вывод о возвращении к универсальным "всеобщим ценностям":

...После чудовищных заблуждений недавнего времени в Европе наблюдаются признаки выздоровления, т.е. возврата к норме - обычаям, традициям и, прежде всего, к общим представлениям о добре и зле, которые воссоединяют нас с греческой, еврейской, христианской и гуманистической цивилизацией, сильно изменившейся под влиянием бунтарского романтизма, который вызвал обратную реакцию. Наши сегодняшние ценности все больше тяготеют к прежним универсальным нормам, отличающим цивилизованных людей, сколь угодно скучных, от варваров, сколь угодно одаренных. Оказывая сопротивление агрессии или удушению свободы при деспотических режимах, мы взываем именно к этим ценностям. Мы взываем к ним, нисколько не сомневаясь, что те, с кем мы говорим, независимо от того, при каком режиме они живут, на самом деле понимают наш язык; ибо все свидетельствует об этом, даже если они притворяются, что не понимают.

Статья 1959 года.

В мемориальной рубрике этого номера "НЗ" прощальное слово Александру Носову.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Сергей Костырко, Обозрение С.К. #108 /07.06/
Литературный проект "Путевой Журнал" ("Октябрь" #4) - чтение эстетического манифеста с комментариями.
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 84 /03.06/
"Новый мир" #5, 2002; "Знамя" #5, 2002. Падает навзничь Советский Союз; что мы видим на этой интересной картинке? Скучная история про смерть чиновника, который разговаривал с черным монахом.
Сергей Костырко, Обозрение С.К. #107 /28.05/
В жанре "записок простодушного читателя", не стесняясь называть вещи своими именами, - про пенные образования в литературе (Проханов, Сорокин, Пирогов, Вербицкий и проч.)
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 83 /27.05/
"Звезда" #4, #5, 2002. Черные дыры, Лысый Пупс во Всемирной паутине, "бред пророческий": Тютчев - о Кавказской войне и Мих.Эпштейн - о Четвертой мировой. Наконец, почему городовой Небаба стал музыкальным критиком.
Сергей Костырко, Обозрение С.К. #106 /21.05/
Израиль как материал и тема в романе Арнольда Каштанова "Каньон-а-Шарон" - "Знамя", #5.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru