Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво: выпуск 93
"Новый мир" #7, 2002

Дата публикации:  5 Августа 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

"Новый мир" последнее время кидает из одной крайности в другую. В июльском номере уж нет младых певцов здоровья нации Сергея Шаргунова и Валерия Манцова, и вместо подросткового клуба фанатов режиссера Алексея Балабанова и Сергея Бодрова-младшего имеем болезненно манерную Галину Щербакову с очередными "историями про живых, полуживых и уже совсем..." ("Ангел Мертвого озера"). Галина Щербакова - такой же постоянный автор "НМ", как и боевой мастер слова Сергей Шаргунов, просто Галина Щербакова - более давний автор "НМ". И ее едва живые и страдающие от всякого рода немощей персонажи поселились на этих страницах раньше, нежели братки от шаргунова-балабанова. Новые любимые герои нашего журнала, пожалуй, не стали бы долго церемониться с этими калеками. Впрочем, персонажи Щербаковой и без того обречены. Обыкновенно они чем-нибудь болеют, мучительно страдают от абсурдизма собственной тонкой душевной организации, в общем, нету у них щастья и жизни тоже нету. Но на этот раз Галина Щербакова превзошла самое себя. Последняя героиня (она же ангел?) не имеет ни рук, ни ног, вообще ничего не имеет, кроме памяти, где лишь обрывки из Курта Воннегута, что смахивает на Эйнштейна с высунутым языком, и еще какая-то горбунья Луиза (это из Достоевского, надо думать). То есть в самом деле "уже совсем...". Вот цитата:

Она хочет вспомнить себя. Надо же случиться, что начала она с этого мизинца. С "межумочного пространства", - поправляет ее кто-то. Она отмахивается от голоса рукой, которой у нее нет, как нет и ноги с бракованным ногтем мизинца, у нее, собственно, уже нет ничего. Но она этого не знает. Ей отвели полсуток вот такой, на подкормке мозга, жизни. Она одиночка, и некому вытягивать из врачей душу, чтоб узнать о ней правду. Вся надежда врачей на то, что мозг устанет. Устанет без импульсов тела, без ощущений живой жизни. А главное, без сердца, которое дышит на ладан. Дано ли им знать, лекарям, что мозг постиг свое межумочное существование и сейчас делает все возможное, чтобы эта женщина, в теле которой он просуществовал больше пятидесяти лет, ушла насовсем с ощущением полноты жизни?

Другая проза июльского "НМ" - "Садовое товарищество", дачные истории от Марии Лосевой (с предисловием Ирины Сурат). Там про то, как одна заскучавшая в браке мещанская женщина съездила в экспедицию и влюбилась в начальника партии, потом стала видеть сны, а в том же садовом товариществе был(а) психоаналитик, и вот несчастная женщина помогала психоаналитику обирать смородину и рассказывала свои сны. Сны были довольно скучные, и их было много. Другие рассказы - про разные суетные страсти членов того же садового товарищества, например, про одну женщину, которая страдала болезненной страстью к чистоте и удовлетворилась, лишь выйдя замуж за санитарного врача. Ирина Сурат полагает, что "главное событие этих рассказов - событие стиля, изгиб речи, течение личной, ни у кого не подслушанной интонации с легким сказовым сдвигом в мир героев", и намекает, что автор, "попавший" в эту редкую интонацию (интонация вроде: "а вот была у нас еще одна женщина"), едва ли не Чехов сегодня.

И последняя "малая проза" - про мальчика с папой, которые собирают окаменелости ("В карьере" Мих. Бутова). Андрей Немзер не видит там "внятного смысла", хотя аллегория довольно прозрачная (даже чересчур). Речь о разных измерениях времени - исторического и неисторического, о времени мальчика, времени отца и бесконечно неподвижном времени всех этих "окаменелостей". Характерна концовка:

- Напрасно ты продал хвост. Аммонитов - ладно, а хвост - напрасно. Это же хвост плезиозавра! Где я теперь, по-твоему, возьму хвост плезиозавра?
Мальчик вернулся, встал на краю. Отец, сощурившись, смотрит на него снизу вверх.
- Ты уже совсем большой, - сказал отец, потому что не знал, что сказать.
- Нет, не большой, - сказал мальчик. - Мне шесть лет.
- Скоро семь.
- Не скоро, - сказал мальчик. - Через восемнадцать дней.

В отделе поэзии июльского номера Максим Амелин, пересказывающий классического "Недоноска" "шероховатым" ямбом:

На части я враждебные расколот, -
нет выбора, где обе хороши:
рассудка ли мертвящий душу холод,
рассудок ли мертвящий жар души?
Единство полуптицы-полузмея,
то снизу вверх мечусь, то сверху вниз,
летая плохо, ползать не умея,
не зная, что на воздухе повис.

Там же Татьяна Вольтская со схолиями, паскалевой бездной, лягушками Басе и яблоками Гесперид, и там же Сергей Васильев с подборкой под чудовищным названием "Свет чернозема", стихи, правда, не столь выспренны и с некоторым остранением:

Порою покажется сдуру,
Что образ твой мнительный лжив,
Что ты притворяешься только,
А сам уже больше не жив.

И кто-то другой колобродит
И водит твоею рукой.
И даже с твоею подругой
Сидит на кровати другой.

И мысли его безобразны,
И речи куда как странны!
И ты наблюдаешь за этим
Откуда-то со стороны.

Между тем, Андрей Немзер в июльском обзоре полагает, что если чего и стоит читать в этом номере "НМ", то никак не прозу и не стихи, а статью Ренаты Гальцевой "Тяжба о России" и "Поэтическую непреложность" Анатолия Наймана. "Поэтическая непреложность" - короткое эссе, полное метафор в роде: "поэт - жрица, швыряющая палочки прорицания горстью, как сеятель, на белое покрывало, читающая буквы, в которые они сложились, и толкующая их". "Тяжба о России" Ренаты Гальцевой - текст совершенно иного рода. Здесь речь о "русофобских", с одной стороны, и "патриотических" - с другой, концепциях русской истории. Автор разбирается с теологически-психоаналитическими построениями французского "бессмертного" Алена Безансона и евразийским "хартлендом" последнего солженицынского лауреата Александра Панарина: неожиданным, но убедительным образом они оказываются "зеркальным отражением" друг друга. Последним героем "Тяжбы..." стал новоявленный "антикоммунист" Александр Ципко. И "окончание следует".

В рубрике под названием "Времена и нравы" защитник дикой природы Владимир Борейко заявляет экологический дискурс как "культурное делание и религиозный опыт" ("Дикая природа: любите или не приближайтесь"). "Религиозный опыт" следует понимать так: "...языческие народные воззрения по отношению к священным рощам могут быть с успехом использованы в разработке новой, основанной на биоцентризме и экоцентризме экологической философии и идеологии XXI века". А образец "культурного делания" - такой вот стишок отечественного последователя св. Франциска Ассизского:

Боюсь раздавить я ногою
Червя, что ползет под травою
Сияньем тепла наслаждаться;
Исполнен вниманьем
Для всякой летающей крошки,
И, груди сдержав колыханье,
В себя не втяну я дыханьем
В лучах затерявшейся мошки.

То был затерявшийся в позапрошлом веке поэт Николай Щербина, и эта цитата - отчасти самоцель, потому как главным персонажем рецензионного отдела июльского "НМ" стал Дмитрий Галковский со своей "Уткоречью" (провокативной "антологией советской поэзии" с оруэлловским заголовком: "уткоречь" - речь, производимая гортанью, без участия мозга). Первому рецензенту - Юрию Кублановскому ("В советском поэтическом зоопарке") активно не нравится составитель, но с оруэлловским пафосом разоблачительной антологии он согласен и даже более того. Характеристика Галковского в своем роде замечательна: "Галковский хотел бы видеть в людях лучшее, часто подозревая их в наихудшем. Но тогда непонятно, с какого бреху ищет у них сочувствия. Нечего и искать, если не доверяешь. И уж тем более, когда сам бываешь не добр, чего ждать добра от коллег по литературному цеху: они и доброго загрызут". Что же до "галковской антологии", она очевидно не претендует на энциклопедизм, хотя предполагает известную репрезентативность. История создания ее такова: "Мой отец, - рассказывает в предисловии Галковский, - на протяжении пятнадцати лет (с конца 40-х по начало 60-х) собирал библиотеку советской поэзии. Потом он это дело забросил, стал сильно пить и умер от рака, прожив всего пятьдесят лет. Психологически мне было очень трудно выбросить 500 - 600 книг - книг, никому не нужных, никчемных, загромождавших полки, но как-то мистически связанных с отцовской жизнью, такой же, в общем, никчемной и всем мешавшей. И я решил по крайней мере оставить книги с дарственными надписями авторов и с многочисленными отцовскими пометками. Вот здесь, выуживая их из общей массы, я стал все более внимательно вчитываться и даже вырывать для смеха наиболее понравившееся. Постепенно на столе накопилась целая кипа вырванных листков. Прочитав ее подряд, я понял, что тут просто и в то же время полно и ярко дана суть советского мира, и, что самое страшное, я вдруг впервые ощутил тот слепящий ветер, который дул отцу в глаза всю жизнь и во многом и свел его в могилу".

Юрий Кублановский приводит поразительную "Молитву" Бориса Примерова, написанную в 1995-м году:

Боже, который
Советской державе
Дал процвести
в дивной силе и славе,
Боже, спасавший
Советы от бед,
Боже, венчавший
их громом побед,
Боже, помилуй нас
в смутные дни,
Боже, Советскую власть
нам верни!

"Помолившись таким манером", - заключает Юрий Кублановский, - автор удавился.

Но вслед Кублановскому читаем "Попутные соображения" Андрея Василевского, законно усомнившегося в собственно "репрезентативности" "Уткоречи". - Книга не страшная, а смешная, - утверждает этот рецензент, - и для того, чтобы писать плохие стихи вовсе не обязательно быть советским писателем. "Уткоречь" на самом деле ничего не проясняет, а только запутывает... В концентрированном мире уткоречи жить не то что плохо, а попросту невозможно... однако в реальном советском мире жить было, как показывает опыт, возможно. За счет чего - возможно? Не только ведь потому, что, по известному выражению, ко всему-то подлец-человек привыкает...".

И в заключение: "Кто-то где-то (просто не помню, кто и где) удивленно заметил, что, оказывается, исторической "почвой" может стать что угодно, даже то, что, казалось бы, никак для этого не подходит".

В очередном новомирском "Кинообозрении" снова Алексей Балабанов (других режиссеров у этого журнала для нас нет), но в исполнении Натальи Сиривли. И кажется, на этот раз нам наконец объяснили, в чем там дело:

Балабанов в своих смелых, провокационных проектах предлагает благодарному зрителю жить и поступать так, словно бы никакой культуры у нас сроду не было, словно мы только вчера поднялись с четверенек. Мораль "Брата" и "Брата-2" очень точно охарактеризовал С.Бодров-младший в беседе, опубликованной журналом "Искусство кино" (2002, # 5): ""Брат" - это некое состояние первобытности. Состояние, когда сидят люди возле пещеры у огня, вокруг первобытный хаос - твердь и небо еще не устоялись. И вот встает один из этих людей и говорит: "Да будет так - мы будем защищать женщину, хранить вот этот костер, защищать "своего" и убивать врагов. И все".

Последний балабановский фильм уравнивает правила игры (фильм о чеченской войне): мы победим, если будем воевать (и жить!) по тем же племенным законам, что и чеченцы. Такова, надо думать, мораль. Соответственно, этот кинообозреватель поступает с Балабановым по законам, которые тот сам для себя выбирает. - Логика такова: вы полагаете, что возможно отменить все, что было от пещеры и до Чечни, но мы бы предпочли отменить вас:

"После просмотра мне хотелось, чтобы этого фильма не было. Вообще".

поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Сергей Костырко, Обозрение С.К. # 116 /31.07/
"Летняя проза" как жанр - рассказы Светланы Шишковой-Шипуновой в "Знамени" и Марии Лосевой в "Новом мире".
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 92 /29.07/
"Знамя" #7, 2002. Парадоксы исторического романа, этюды о датской принцессе и записки натуралиста с литературной моралью.
Сергей Костырко, Обозрение С.К. #115 /25.07/
Про прозу в состоянии брожения и прозу выбродившую - о новом рассказе Михаила Бутова и о категориях Времени, исторических, психологических, бытийных.
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 91 /23.07/
"Арион" #2, 2002. Опять про "110 к 10"; арифметика для орлов, ястребов и куропаток; маниакально-депрессивный психоз.
Сергей Костырко, Обозрение С.К. #114 /17.07/
О состоянии современной ориенталистики. До 11 сентября интерес к Востоку в западном мире был вполне академическим, - широкая публика удовлетворялась экзотикой "Шокирующей Азии" и сладкими страшилками про неотвратимое перерождение глобализации в конфуцианизацию.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru