Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво: выпуск 98
"Неприкосновенный запас" # 2, 3

Дата публикации:  9 Сентября 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Нехорошо получилось с "НЗ": пока до него очередь дошла, второй номер оказался сильно несвеж, опять же, третий подоспел. Второй номер вышел в начале лета, а готовился весной, в момент президентских выборов во Франции (кто уже забыл - там в первом туре побеждал Ле Пен), вероятно, в силу этих впечатлений "Тема 1" номера называется "История и память: тоталитарный опыт Европы". Но прежде - непосредственные свидетельства с места события: Жером-Александр Нильсберг ("Интеллектуалы молчат") и избранные места из электронной переписки Михаила Габовича и Александры Кулаевой. Это не обоюдная переписка, каковая всегда стилистически раздражает при подобном растиражировании, а своего рода открытые почтовые ящики, то есть "письма всем":

Во Франции полный шок, я имею в виду у тех, "кто не". Вчера после оглашения результатов - полная паника, рыдания. (Я никогда не видела, чтоб на улицах из 10 человек шестеро заливались слезами. Париж - все же левый город, это не как Франция в целом - расистская вонючка.) Очень эмоциональный народ, все носовые платки исчезли из магазинов, не прошедшие кандидаты в зданиях своих партий плакали все как один, а им подвывали в камеры пришедшие их поддержать единоверцы.

Это было письмо из Парижа.

В Москве в этот момент скинхеды готовились ко дню рождения Гитлера, так что пафос сведения "писем из разных мест" был в том, что Россия не Европа, потому что "нам не стыдно".

Лучший (как для чтения, по крайней мере) текст "французского блока" - безусловно, "Философ и политическое" Люка Ферри (четвертой статьи - Люк Ферри, Андре Конт-Спонвиль. "Общественное чувство и интересы" - в Сети нет). Здесь мы находим ответ на вопрос Жерома-Александра Нильсберга ("Почему молчат интеллектуалы?") и здесь мы, наконец, излечиваемся от болезненной неловкости за трогательную инфантильность левых юношей из электронной переписки:

Принципиально находясь в оппозиции, интеллектуалы выглядят бесполезнее, чем когда-либо. Сравниваем ли мы их с жужжащими мухами или чистыми, возвышенными душами - рук у них нет в любом случае. У инфантильного культа бунтарства, у апологии маргинальности есть свои границы, сегодня очевидные, как никогда. Даже оправданный жест морального негодования - это еще не политика.

Далее этот автор находит три причины, в силу которых политика утратила "волшебство", и предлагает пути ее "оволшебствления". Притом он следует в неожиданном направлении - от Макиавелли (который вдруг предстает теоретиком... гражданского общества) к так нахываемой "политике любви", к перенесению "политического" в частные сферы:

Что говорил нам мастер современной политики? Приблизительно следующее (и это имеет мало общего с цинизмом, обычно связываемым с его именем): для того, чтобы придать своей власти крепкие и прочные основания, государь должен опираться не на силу репрессивных институтов и, тем более, не на помощь равных ему, но на наиболее распространенные в народе страсти. Тем самым Макиавелли предстает (по меньшей мере, в некотором смысле) как первый "демократ", внушающий государю, что нужно не только учитывать страсти народные, но и утвердить на них власть правителей. В этой форме уже выражена мысль о том, что политика должна корениться в запросах гражданского общества...

Что же до "Темы 1", то искомый на этих страницах "тоталитарный опыт Европы" явлен нам в трех изводах - немецком (Соня Марголина. "Конец прекрасной эпохи. О немецком опыте осмысления национал-социалистической истории и его пределах"), итальянском (Гвидо Карпи. "Тысячи лиц итальянского тоталитаризма. Последние новости с родины фашизма") и французском (Жан-Шарль Шурек. "Память и тоталитаризм: французские дебаты"). Последняя статья - о "конфликтах памяти", "инвентаризации памяти", "юридизации и инструментализации" ее же, короче говоря, о бездне вещей, которые происходят с памятью, однако это, к несчастью, один из случаев, когда переводчики "НЗ" переводят все, что угодно, как угодно и на какой угодно язык, только не на русский. Статья под названием "Конец прекрасной эпохи..." завершается констатацией... конца немецкой истории:

Нормализация немецкой истории в конечном итоге состоялась, хотя и не вследствие "управляемой" дискуссии, а под влиянием неуправляемых исторических сил. Нормализация - это пролог к завершению немецкой истории, растворению ее в истории европейской.

Автор итальянской статьи обнаруживает на "родине фашизма" едва ли не единственного последовательного антифашиста, и это - Антонио Грамши.

"Тема 2" - "Революция в России: взгляд на Февраль из 2002 года". Здесь профессиональные историки (Ирина Жданова. "Семя свободы, упавшее на камень" и Борис Колоницкий. "Февральская? Буржуазная? Демократическая? Революция...") берут под сомнение привычную публицистическую апологию Февраля (Борис Витенберг. "Февраль и Август: взгляд из 2002 года"). У Бориса Витенберга имеем параллель Февраля 1917-го и Августа 1991-го. Между тем, авторы-историки отвечают на вопрос: каким образом после Февраля стал возможен Октябрь и каков путь от демократии к авторитаризму:

"Демократия", утвердившаяся в стране, была весьма своеобразной. В сентябре 1917 г. в газете бывшего дебошира-депутата царской Государственной Думы, российского националиста В.М. Пуришкевича высмеивалось намерение США подарить России копию Статуи Свободы, о котором стало известно весной. Куда их американской свободе до нашей! В качестве национальной статуи Свободы Пуришкевич предлагал два проекта. Например: бронзовое изображение инженера, на котором верхом сидит рабочий, а в качестве пьедестала - испорченный паровоз. Или: солдат - витязь в шинели, правая рука протянута вперед, в ней - огромный подсолнух. На пьедестале - бронзовые семечки, и выгравирована надпись: "Семя свободы, упавшее на камень".

Наконец, "Тема 3" - "Русская религиозная философия", которую один из авторов определяет следующим образом: русская религиозная философия не есть философия ни в строго научном смысле, ни в смысле "вторичной рецепции" (как это произошло с Ницше): "Поскольку же в отношении русской философии утверждается ее изначально философский статус именно в нерасчлененном виде жизненной мудрости, постольку мы имеем дело здесь с простым недоразумением, когда термин "философия" используется в смысле вроде: "у фирмы Bosch есть только одна философия - философия качества". Соответственно, "дисциплина, именующая себя "история русской философии", содержательно не соответствует ни одному из критериев, заявленных в ее названии: она занимается не историей, а мифологическим воспроизведением лишь одного субъективного взгляда на историю".

То был Николай Плотников с "Философией для внутреннего употребления". Два других автора (Александр Кырлежев и Алексей Козырев) не столь радикальны, но так или иначе берут под сомнение нынешнюю систему репрезентации и преподавания предмета под названием "История русской философии".

Между прочим, в "Либеральном наследии" 2-го номера небольшая статья К.-В. фон Гумбольдта "О внутренней и внешней организации высших научных заведений в Берлине". Статья носит характер рекомендательный и... утопический. Особенно в том, что касается советов к государству в его политике относительно университетов и академий:

...Государство, если оно хочет свести воедино неопределенные и как бы случайные действия и придать им более определенную форму <...> должно следить за тем, чтобы

1. всегда поддерживать деятельность ученых в самом оживленном состоянии;

2. не давать ей опускаться, сохранять четкое и жесткое разграничение между высшим научным заведением и школой (не только общей теоретической, но и различными практическими школами).

Государство должно постоянно отдавать себе отчет в том, что не оно обеспечивает эти результаты, что оно и не способно это сделать. Напротив, всякая попытка государственного вмешательства может только помешать развитию науки.

Ближе к концу там замечательные соображения о "соперничестве" университетов и академий, сам Гумбольдт откровенно склоняется в пользу университетов, правда, оговаривает, что речь о Германии, где университеты были традиционно сильны, а академии слабы:

Науки совершенно определенно в такой же степени, а в Германии даже в большей, развиваются преподавателями университетов, что и членами академий, и пришли эти преподаватели к достижениям в своих предметах именно через преподавательскую деятельность, так как свободное устное выступление перед слушателями, среди которых всегда найдется немало умов, независимо обдумывающих услышанное, несомненно, воодушевляет привыкших к такому обучению людей более, чем уединенный досуг писательской жизни или некрепкие узы академической братии. Движение науки в университете, где она беспрерывно вращается в большом количестве сильных, бодрых и юных умов, безусловно, стремительней и живее. Вообще, нельзя по-настоящему преподавать науку как науку, не постигая ее каждый раз заново собственными усилиями, - и было бы удивительно, если бы довольно часто это не приводило к новым открытиям. Преподавание в университете - не столь утомительное дело, чтобы воспринимать его как перерыв в научных занятиях, а не как вспомогательное средство для них... и т.д.

В следующем "Либеральном наследии" статья Пьера Розанваллона с хорошим названием "Утопический либерализм". Но в Сети она отсутствует, зато в обоих случаях (и во 2-м, и в 3-м номерах) присутствуют благие намерения редакции "НЗ" явить нам некую общую подачу, как то: "...О Гумбольдте и его наследии", или "Новый либерализм и новая история. Пьер Розанваллон и французский интеллектуальный ландшафт", но ограничивается все переводом отдельно взятой статьи без каких бы то ни было редакционных рефлексий, каковые в подобных случаях предваряют подачи в том же "НЛО". В случае "НЗ" наблюдаем лень или неспособность...

А лучшее, что имеем в "НЗ", - это постоянные авторские рубрики - "Мифы и символы" Андрея Зорина и "Социологическая лирика" Алексея Левинсона. В "Мифах и символах" 2-го номера речь шла о забвении причинно-следственных связей и об "уходе" исторического сознания как такового ("От романа к сказке"):

Что ж, в конце концов, историческое сознание возникло не так давно, в одну историческую эпоху с романом, литературным жанром, основанным на линейном сюжетном нарративе, развивающемся от рождения к смерти. Как утверждают классики исторической поэтики, роман возник из волшебной сказки. Теперь, кажется, процесс пошел в обратном направлении.

Сюжет зоринской "странички" следующего номера - замечательно остроумный комментарий к сюжетам номера предыдущего ("Призовем варягов?"):

В конце апреля и СМИ, и практически всех, с кем мне приходилось разговаривать, волновал успех ультраправых на первом туре президентских выборов во Франции и их грядущий триумф в Нидерландах, нарастание радикальных настроений по обоим краям политического спектра, антиглобалисты, последствия недавнего введения евро и т.п. К началу июня обо всех этих драматических сюжетах уже никто не вспоминал. Все было смыто чемпионатом мира по футболу.

И дальше - о футболе, но с неожиданной кодой:

Кажется, только на футбольных чемпионатах мы еще видим торжествующий мир национальных государств с их клокочущими амбициями и неутолимой жаждой самоутверждения. Забавно, что на сегодняшний день спорт остался главной ареной для демонстрации национальной символики.

И затем:

Именно благодаря футболу (и в меньшей степени - другим видам спорта) возрожденный российский триколор получил такое быстрое и легкое признание. <...> Связь чемпионата номер один с идеологией национального государства, борющегося за выживание в эпоху глобализации, основана еще на одном любопытном обстоятельстве: футбол пока остается чуть ли не единственной значимой сферой человеческой деятельности, полностью свободной от американского лидерства. США не только не задают здесь тон, но и вообще не занимают в иерархии футбольных держав хоть сколько-нибудь значимого места. Тем самым для всего остального мира именно здесь открываются почти неограниченные возможности самоутверждения, а глобалистский проект дает серьезную трещину.

Невозможно не видеть, что получивший универсальное распространение вандализм футбольных фанатов, дикий всплеск которого мы только что видели в центре Москвы, и персонально, по составу участников беспорядков, и, так сказать, стилистически связан с праворадикальной альтернативой глобализации. Интересно, в каком стремительном культурно-историческом ритме европеизируются отечественные погромщики. Лет пятнадцать назад члены общества "Память" ходили в каких-то расшитых поддевках и пели русские народные песни. Лет пять-семь тому баркашовцы уже открыто ориентировались на символику и ритуалы немецких фашистов, но еще по инерции называли себя русским национальным единством и ратовали за неведомый русский порядок. Их нынешние единомышленники уже не стесняются иноязычного прозвища скинхеды и, вообще говоря, мало чем отличаются от своих британских и немецких собратьев.

И вывод:

Не исключено, что разворачивающаяся на наших глазах дискуссия о приглашении в сборную России иностранного тренера обозначает и более глубокое изменение взгляда на роль лидера, который все в меньшей степени воспринимается как символический отец своей команды и, шире, своего народа, и все в большей - как наемный менеджер. Можно надеяться, что успехи национальных команд, во главе которых стоит иностранный специалист, когда-нибудь побудят какое-нибудь государство, переживающее полосу неудач, объявить всемирный конкурс на должность президента или премьер министра, и пример этот окажется заразительным.

Алексей Левинсон в #2 отвечал на вопрос "Кому это надо?": "это" - война в Чечне, "кому?" - в процессе выяснилось, что совсем не тому, про кого все сразу подумали, а... врачам, учителям и некоторым другим категориям госслужащих. Интриги ради я не стану цитировать аргументы автора, они убедительны вполне, а цитат здесь и так получилось более чем достаточно.

Левинсонова статья в 3-м номере называется "Социологический памятник реформам", и из нее мы узнаем, что из всех реформ россияне более всего надеются на пенсионную и более всего боятся реформы ЖКХ. А реформы правописания не будет. Зато другой хороший и постоянный автор "НЗ" Владимир Успенский в том же номере демонстрирует нам орфографические, орфоэпические и, более всего, семантические вывихи нашего словоупотребления ("Привычные вывихи"). А кроме того - некоторые недоразумения, связанные с переводами очевидных текстов.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Сергей Костырко, Обозрение С.К. #121 /03.09/
Китайские медитации в художественной прозе Бориса Вахтина, наблюдавшего Китай времен культурной революции; о западной мысли, туманной и отвлеченной, и о восточной - такой же туманной и отвлеченной; и о вполне реальной, жизненной конкретике обеих этих мыслей ("Звезда", # 8).
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 97 /02.09/
"Знамя" #8, 9. Литературный текст - подробности письмом - нечто о реализме - почти без брезгливости.
Сергей Костырко, Обозрение С. К. # 120 /29.08/
История вызревания концепции "закрытых систем" - "Автобиография" Артура Кестлера в "Иностранной литературе" (## 7, 8).
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 96 /26.08/
"Новый мир" по четным: детям до 16-ти.
Сергей Костырко, Обозрение С. К. # 119 /21.08/
Что сказал бы царь Давид о себе, о своих предшественниках и потомках сегодня. - Джозеф Хеллер читает Библию ("О составлении книг", "Новая Юность", # 3 (54), 2002).
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru