Последний - 56-й номер "Нового литературного обозрения" открывается "монархическим" блоком ("Репрезентации власти: символы и нарративы монархии"), и это тот редкий случай, когда на сайте "НЛО" один отдельно взятый сюжет представлен практически полностью - в точном соответствии с бумажной версией. На сайте "Журнального Зала" из четырех больших текстов обнаруживаем лишь один - статью Михаила Ямпольского "От символического тела к репрезентативному пространству", собственно, фрагмент книги "Возвращение Левиафана. Политическая теология, репрезентация власти и конец Старого Режима", которая выйдет в издательстве "НЛО" в начале будущего года.

Как следует из редакционного предисловия, "рубрика выросла из организованного "НЛО" круглого стола, приуроченного к выходу на русском языке <...> первого тома фундаментального труда американского историка Ричарда Уортмана "Сценарии власти: мифы и церемонии российской монархии". В последнем номере журнал представляет статью Ричарда Уортмана "Изобретение традиции в репрезентации российской монархии", сам автор в ходе беседы за круглым столом объясняет суть своей концепции в ее принципиальном отличии от известной работы Ю.Лотмана - Б.Успенского "Роль дуальных моделей в динамике русской культуры":

"Статья Лотмана и Успенского сыграла решающую роль в становлении моих идей. Она обнаружила решающее значение категорий перемены, разрыва и обновления в российской истории. Из нее стала ясна слабость чувства традиции в российском политическом и институциональном развитии. В то же время она показала тесную связь между репрезентациями монархии и текстами русской культуры, даже когда монарх не выступал в роли покровителя и не являлся эксплицированным героем этих текстов. Однако моя концепция динамического столкновения отличается от концепции Лотмана - Успенского. Они искали его в основах русского православия, отсутствии промежуточного звена между раем и адом. Я же искал его в слабости местного чувства суверенитета в самой монархии, создающей необходимость непрерывно утверждать новые и отличные от старых репрезентации власти, дабы создать видимость постоянного приближения к новому и лучшему порядку, более соответствующему иноземным идеалам".

От оппозиции "иноземного - национального" отталкиваются участники круглого стола ("Как сделана история"), и здесь речь идет, помимо всего прочего, об институте монархии как символическом воплощении национальной идеи, или, как формулирует автор статьи о японском имперском мифе (Такаси Фудзитани, "Великолепная монархия") - "парадокс национализма, сфокусированного на императоре".

У Михаила Ямпольского речь о другом - о символическом теле, о сакрализации фигуры монарха, которая в Новое время уступает место "функции", "репрезентации", и теологию сменяет эстетика. Ямпольский проводит аналогию с фортификациями Вобана - бесконечно разрастающимися геометрическими фигурами, "притом диаграммы Вобана становятся чистыми диаграммами власти, не нуждающимися в персонификации, то есть в фигуре монарха".

Но пафос этого блока - семиотический прежде всего, и как сформулировал по ходу разговора Андрей Зорин, проблема в терминологии: "мы сталкиваемся с гигантским перевесом акта репрезентации над репрезентируемым смыслом, с совершенно неоправданным с точки зрения классической семиотики переизбытком означающего". Другой участник круглого стола предлагает перенести акцент на "сюжет", "исторический нарратив", который страдает избыточностью в силу того, что история - это художественный текст:

Виктор Живов: ...История обладает стилем и интертекстуальной фактурой. Это может быть более плодотворный подход к проблематике власти в России - как власть строит свой нарратив, как она его делает. Я бы даже взял что-нибудь из репертуара формализма, скажем, "история как прием".

Открывающая историко-литературный отдел статья Михаила Гаспарова "Лирические концовки Фета...", своего рода комментарий к новому изданию Фета в "Библиотеке поэта" и к давнишней полемике текстологов вокруг тургеневской правки. Михаил Гаспаров, кажется, впервые дал ответ на вопрос: почему Фет принял и сохранил тургеневскую правку (вопрос не психологии, но поэтики!). Вторая часть длинного названия этой статьи: "Как Тургенев учил Фета одному, а научил другому". То есть учил парнасской законченности, но получил... романтическую недоговоренность. Добавим, что сюжет статьи касается лишь отброшенных концовок, другую правку автор здесь не рассматривает.

Гаспаровской статьи нет в оглавлении 56-го номера в сетевом "Журнальном Зале", зато здесь оцифрована замечательно остроумная статья Александра Лаврова "Производственный роман" - последний замысел Андрея Белого , она - о наложении антропософских жизнестроительных моделей на советские идеологемы и об утопии, которая узнает себя в антиутопии, "подобно Франкенштейну из романа Мэри Шелли, одержимому светлой мечтой о преображении косной материи и сотворившему чудовищного монстра".

Следующий блок - продолжение истории литературных сообществ; начало было положено в ##48-м и 51-м. Здесь статьи Сергея Сапожкова из цикла "К.М.Фофанов и репинский кружок писателей" и Г.В.Нефедьева "Русский символизм и розенкрейцерство", обе они находятся на сайте "НЛО", а в "Журнальном Зале" зачем-то дважды скопирован заголовок раздела.

"Этюды о Бродском" - тоже довольно регулярная в "НЛО" рубрика. В последнем номере Николай Богомолов комментирует два "рождественских стихотворения", причем, кажется, весьма убедительно корректирует датировку "Рождественского романса".

Здесь же находим неожиданную статью о "Бродском глазами американцев" Энн Лонсбери - "Иосиф Бродский как американский поэт-лауреат". Надо думать, что отчасти и сама статья, и ее автор способны стать предметом для второго порядка анализа "американских прочтений Бродского". По крайней мере, на русский взгляд и русское ухо трудно понять, что же такого "вызывающе самоуверенного" в строке "Я родился и вырос в балтийских болотах...". Кстати, для того же русского уха там дальше очевидна аллюзия на "Были бури-непогоды" Баратынского и весь комплекс "возрастной поэзии", с "Сумерками" связанный, американскому же чудится исключительно "авторитетность".

"Полемика" 56-го номера строится вокруг статьи Бориса Гаспарова "Заметки о Пушкине" (#52): тон учительского раздражения имеет место с обеих сторон. Причем текстологи выступают с позиций "академической истины", а вторгшийся на это поле "читатель" - с позиций... демократических прав человека. И впрямь, всяк имеет право читать Пушкина с приятной и удобной ему орфографией и пунктуацией, но при чем тут академическая текстология? С другой стороны, если стоять на позиции тотальной демократии, академические издания суть не что иное, как "идеологическая и культурная агрессия, <...> насилие и <...> бюрократическая непреложность".

В продолжение текстологических коллизий совершенно детективная по закручиванию-раскручиванию сюжета статья Владимира А.Успенского "Все ли и все ли врут календари". Оказывается, календари врут-таки все, а кроме того, иногда врут еще "прижизненные издания" (в случае "Горе от ума" это булгаринская "Русская Талия"). А вот Пиксанов не врет!

Наконец, обещанные в прошлый раз "мухи с котлетами". По всем законам коммерческих шоу большая часть "практического отдела" посвящена "Книге как событию", то есть последнему роману Сорокина. Здесь "катафатическая деконструкция" Марии Бондаренко со ссылками на Дерриду и Льва Данилкина, "Мудрость Сорокина" от Владимира Кукушкина (Владимир Кукушкин, конечно, не Лев Данилкин, Владимир Кукушкин - это, если кто помнит, любимый персонаж Аделаиды Метелкиной). Здесь Владимир Кукушкин предлагает поразительную вещь: "пересказать <"Лед"> "своими словами", вывести определенную идею и включить в школьную программу". Затем сам Илья Кукулин называет вещи своими именами: "Every trend makes a brand":

"Сорокин воспринимается как автор не авангардный, а буржуазно-мэйнстримный, работающий в жанре бестселлера с интеллектуальным уклоном...".

Кстати, "неочевидная цитата" из Солженицына, которую Кукулин усматривает в романе (персонажи едут по городу в фургоне с надписью "Овощи-фрукты", а "В круге первом" героев везут в фургоне с надписью "Мясо"), гораздо больше похожа на очевидную цитату из культового фильма про "Черную кошку" и фургон с надписью "Хлеб". Что же до обнаруженного здесь же "конспирологического историзма", "роднящего" якобы последний роман Сорокина с последним романом Пелевина, то им грешил еще Александр Дюма ("конспирологический историзм", по определению Ильи Кукулина, это когда реальные исторические события "объясняются результатами деятельности главных героев").

Фактически тот же сюжет - об авангарде, балансирующем на грани бестселлера нон-фикшн, в статье Вадима Михайлина "Автопортрет Алисы в Зазеркалье". Но герои здесь другие: речь о Гертруде Стайн.

И в продолжение истории про "мух и котлеты" помянем здесь большую "психоаналитическую" (к сожалению, нигде не оцифрованную) статью Дм. Голынко-Вольфсона о Лимонове: "Черт с младенцем, или Взросление Нарцисса". Она обретается в рубрике "Хроника современной литературы", которая в оглавлении сетевого "Журнального Зала" никоим образом не расписывается.