Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Миграция и архитектура, террор и демография
"Неприкосновенный запас" #5, 2002

Дата публикации:  15 Января 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Последний номер "НЗ", который имеем в наличии, #5 (предпоследний, стало быть) за прошлый теперь уже 2002-й год. Номер 5-й, как и большинство предыдущих, убеждает нас в том, что главной из наук для нас - в перспективе "НЗ" и "НЛО" - является социология. Под углом социологии мы читаем здесь о миграции-иммиграции-эмиграции, а также интеграции, дезинтеграции и мультикультуральности, о неизбежной в этом ряду демографии, о Севере - Юге и Востоке - Западе, которым не сойтись и не понять друг друга никак, потому что они живут по разные стороны "демографического перехода". Под углом социологии в 5-м номере пишут о просвещении (о науке и технике как "социальном проекте"), даже, в конечном счете, - об архитектуре, хотя это уже сложнее и не так очевидно.

Первая и главная тема 5-го номера - миграция (подзаголовок "Миграция: невеликое переселение народов"). Ей подчинены "Очерки нравов" (речь пойдет о "нравах мигрантов") и "Либеральное наследие" со статьей Хайнера Гайслера о национальных государствах и мультикультуральном обществе. Об авторе в предисловии сказано, что он "крупный функционер Христианско-демократического союза", и в этом свете представляющий рубрику Владимир Малахов ставит под сомнение искреннюю приверженность Гайслера либеральным идеалам и идее мультикультурализма как таковой:

Похоже, что выражение "мультикультурное общество" служит Гайслеру своеобразным эвфемизмом для политики ротации мигрантов. О полноценном включении последних в политическое сообщество речи нет. Контроль за разделением социального пространства, то есть право называть, остается в руках того самого "национального государства", о расставании с которым автор громогласно заявил. Те, кто называет, - представители немецкой бюрократии. Те, кого называют, - приезжие, переселенцы, гастарбайтеры, иностранцы.

На самом деле, пафос немецкого автора продиктован наступлением "новых правых" в Германии (и это, кстати говоря, было темой предыдущего номера "НЗ"). На вопрос одного из оппонентов "Является ли национализм единственной формой, в которой народ совершает глупости?", Гайслер однозначно отвечает: для Европы после 1871-го года - да! Что же до "мультикультурального общества", то для Гайслера это не столько эвфемизм, сколько утопия по Умберто Эко: кочующие студенты, которые в процессе "перемещения" будут заключать "десятки тысяч смешанных браков", и это приведет к тому, что через тридцать лет "европейская элита станет европейской в буквальном смысле этого слова". Все это выглядит забавно и заставляет вспомнить о Европе во времена вагантов, например. Притом населяющие такую "мультикультуральную" Европу народы представляются немецкому автору тоже чем-то на манер средневековых бардов - вот украинцы, если верить Гайслеру, слагают пословицы: "Когда развевается знамя, рассудок уходит в трубу". (Я догадываюсь, что это продукт двойного перевода, но все равно интересно, что же там могло быть на самом деле.)

Другой автор "НЗ" - отечественный философ Андрей Родин ("Мультикультурализм и новое Просвещение") полагает, что "мультикультурное (многокультурное) общество" - это общество, свободное от "культурных предрассудков": "Многокультурие направлено на преодоление культурных предрассудков: многокультурный человек не будет распространять ценности, нормы и образцы своей родной культуры за ее пределы, а будет осваивать другие культуры с их специфическими нормами, ценностями и образцами". Вообще, если верить Андрею Родину, существуют культуры чистых и грязных туалетов, "культуры голодных" и "культуры сытых", и если голодного долго кормить, он станет исповедовать "культуру сытых", то бишь избавится от своего "культурного предрассудка". И в этом залог счастливой "мультикультуральности".

Ничего подобного, - заверяет Любовь Гурова из "русского Берлина", и приводит в качестве примера собственный "опыт промежутка". Интеграции в ее тотальном утопическом смысле не бывает, потому что ее не может быть никогда. Благополучная "интеграция" эмигранта всегда промежуточна ("Всюду моя русскость была, с позволения сказать, интегральной частью моей интеграции. Я пользовалась вовсю своим промежуточным состоянием. ... Русский человек в Германии неизбежно чувствует себя Штирлицем, а Штирлиц неизбежно попадает в анекдоты. "Штирлиц, вы еврей?" - спрашивает Мюллер. - "Нет, я русский", - и все, провал. А главное, вечно его выдают буденовка и волочащийся парашют".)

Между тем, сам зачинщик темы Владимир Малахов ("Расизм и мигранты") утверждает, что суть проблемы в социально-правовых установлениях, все прочее - литература, то есть выгодная тем или иным структурам риторика. Стратификация происходит на основании "социального ресурса", что же до "культурных различий" (или "предрассудков"), то это лишь "гарнир":

Разумеется, культурная дистанция между мигрантами и принимающим населением существует. Но обусловлена она опять-таки особенностями социализации и приобретенными в результате навыками поведения. Это дистанция между сельскими жителями и горожанами, жителями маленьких городков, привыкшими к плотным сетям межличностных контактов, и жителями мегаполисов, в которых царит анонимность. Это дистанция между малообразованными людьми с минимальной социальной компетенцией и окружением с более высоким уровнем образования и, соответственно, более высокой профессиональной подготовкой. Культурные отличия - лишь гарнир к структурным и функциональным различиям.

"Социологическая лирика" Алексея Левинсона на сей раз тоже про миграцию, но не под углом утопической "мультикультуральности" и без "культурного гарнира". Речь идет о такой очевидной вещи как демография ("Демография террора"). Итак, с точки зрения демографического уклада существуют общества "многодетные" и "малодетные". В одном случае в приоритете ценности родовые (сохранение этноса), в другом - индивидуальные. Иными словами, автор различает отношение к миру - "эпическое" и "лирическое".

В одном случае мать (мать-героиня!) говорит: сколько будет сыновей, столько отправлю на войну. В другом - мать отправляется на полгода искать без вести пропавшего (а то и убитого) сына. И это уже не материнский подвиг. Это новая норма отношения к человеческой жизни. Их сыновья, заметим попутно, убивают друг друга, думая что угодно, но только не то, что участвуют в битве двух демографических укладов.

Затем вводится различение "мужского" ("военного") и "женского" дискурсов, Россия, разумеется, оказывается в промежутке: по ту сторону "демографического перехода", но в пределах традиционного военно-демографического постулата "бабы еще нарожают". Поэтому, согласно Левинсону, некорректна в сути своей параллель между российско-чеченским и израильско-палестинским конфликтами. (Хотя, по большому счету, и в примере с Израилем левинсоновская модель не работает: израильское общество в гораздо большей степени, нежели любое другое, определяется приоритетом "сохранения этноса". Именно поэтому израильтяне не вступают в переговоры с террористами и там не берут заложников.)

То была "Тема 1" - про миграцию и интеграцию. "Тема 2" называется "Просвещение как социальный проект", здесь уже упомянутый нами Андрей Родин ратует за "Мультикультурализм и новое Просвещение", французский философ Ив Мишо рекламирует новый просветительский и "мультикультуральный" проект под названием "Университет всех областей знаний" (похоже на "Ленинский университет миллионов", кто еще помнит). Текст представляет собой лекцию, прочитанную французским гостем в Москве по приглашению "НЗ", но стилистически напоминает воззвания иеговистов и лохотронщиков, как то: "Несколько вопросов и ответов об Университете всех областей знаний итд.". Здесь же последняя лекция Пьера Бурдье "За ангажированное знание", она про стратегию и тактику политической борьбы все же. Наконец, титульная статья раздела ("Просвещение как социальный проект"), ее автор - Григорий Гутнер, научный сотрудник Института философии РАН и по совместительству зав. Кафедрой философии Миссионерско-катехизаторского института им. св. Филарета. Пафос статьи в том, что Просвещение - проект рационалистический и утилитарный, образование в России исторически носило характер "инструментальный", и в силу этого образованный человек привык мыслить себя инструментом и элементом государственной системы. Позитивная альтернатива в последнем абзаце: следует "бескорыстно" относиться к знанию как самостоятельной ценности.

"Тема 3", архитектурно-политическая. Здесь два переводных текста, один - хороший ("О чем молчат архитектурные журналы" Геррита Конфуриуса) и одно интервью ("Зачем писать об архитектуре". Беседа с Ремом Коолхаазом). Первая статья о том, что архитектурные журналы "молчат" об архитектуре, собственно, потому, что архитектура не то, что "выделяется", а то, что "в глаза не бросается", архитектура - это своего рода "стабилизатор повседневности", механизм "рутинизации" и в этом ее "социологическая значимость".

Елена Петровская ("Город и память") разворачивает метафоры и цитирует Вальтера Беньямина. Остальные авторы пишут о феномене "стиля-лужков", и здесь архитектурная идея становится продолжением идеи политической:

Конфузливый расизм московской власти в 1990-е годы, выразившийся в прямом нарушении Конституции в плане сохранения института прописки, в постоянном давлении на инородцев, в преследовании кавказцев, нашел себе художественное выражение (своеобразное эстетическое алиби) в принципе однородности среды города. Напомним, что движение охраны памятников, явившееся одним из источников новой московской архитектурной идеологии, в качестве другого своего продукта произвело на свет раннеперестроечное фашистское движение "Память".

Это был Григорий Ревзин, который полагает, что "стиль-лужков" закончился вместе с эпохой 90-х. Затем Егор Ларичев обзывает тот же стиль "архитектурой умолчания" и более или менее убедительно метафору свою аргументирует. Московский мэр вместе со своим любимым скульптором якобы уловил конъюнктуру момента: они выстраивают "ненастоящие, немонументальные, несерьезные памятники. Дабы власти центральной, не озабоченной собственным увековеченьем вовсе, они казались московскими поделками". Что похоже на правду, когда б не порочный анахронизм позднейшей интерпретации.

Колонка Андрея Зорина называется на этот раз "Скульптурный миф русской демократии", здесь речь о модных дискуссиях на предмет оформления Лубянской площади:

Почему Лужков, столь неизменно резко высказывавшийся против восстановления памятника, вдруг выступил с подобной инициативой, и почему она была столь недвусмысленно отвергнута президентской администрацией? Я думаю, что ответы на оба эти вопроса будут неожиданно сходными. С одной стороны, значительная часть новой элиты оказалась готова столь снисходительно отнестись к самой репрессивной эмблематике коммунистического прошлого потому, что она напрочь перестала бояться коммунистического реванша. В новой системе координат железный Феликс перестал ощущаться для них угрозой и превратился в защитника. С другой стороны, новая власть не чувствует особой необходимости столь подчеркнуто отмежевываться от революции августа 1991-го, потому что уже давно отменила ее. Принятие гимна стало последней символической акцией этой отмены, и в новых демонстрациях попросту нет нужды. Вертикаль власти выстроена, а если ее понадобится подпереть лубянским памятником, то и тогда можно будет легко обойтись без подсказок раскаявшихся оппонентов. Заново отдавать московской мэрии идеологическую инициативу никто не собирается.

Наконец, ключевая цитата, заединяющая московские памятники с московскими мигрантами, "эпическое и лирическое", "мужское и женское", "Север и Юг", "Запад и Восток", "террор и демографию":

На Запад и Восток глядит Милицанер
И пустота за ними открывается
И Центр, где стоит Милицанер -
Взгляд на него отвсюду открывается
Отвсюду виден Милиционер
И с Юга виден Милиционер
И с неба виден Милиционер
И с -под земли...
Да он и не скрывается.

...

В созерцании пусть отвлеченном, но чистом
Мне открылось, что Милицанеру под стать
В полной мере у нас еще нет Террориста
Чтоб обоим в величье пред небом предстать.
Чтоб сходились они на российском просторе
Как мужское и женское, пламень и лед...


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Геннадий Серышев, Мозаика русской истории /10.01/
Исторический архив. 2002. # 1-5. При чтении хотя бы одного номера журнала возникает ощущение, что тебе "конспективно" представили всю историю России.
Инна Булкина, Комментарии комментариев, поиски формы, мемуары и путешествия /30.12/
Порядковый номер этого "Чтива" - 111, но оно последнее в 2002-м году. Здесь будет "Октябрь" 11-й и "Звезда" 12-я, такая вот гармония маленьких чисел. И речь пойдет о питерских литературных мемуарах и путешествиях в разные места, правда, с некой пространственной константой.
Инна Булкина, "Журнальный зал" рискует погибнуть от того, что станет прибыльным /23.12/
"Знамя" #12. Журнальный зал, литературная политика и литературные коммуникации.
Ревекка Фрумкина, "Свои" и "чужие"; чужое как "свое" /20.12/
Очередной номер НЗ производит впечатление как бы заново "задышавшего" издания. Я, наконец, получила именно то, чего так жаждала - свой журнал.
Инна Булкина, Журнальное чтиво: выпуск 109 /16.12/
"Урал" ##9-11, "Уральская новь" ##13-14. Большая нога ноги и полное свидетельство пустоты.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru