Третий номер - это, прежде всего, окончание сильнейшего романа Кристофа Рансмайра "Ужасы льдов и мрака", финал в духе Вагнера, где сплетаются и голосят белугой лейтмотивы.

Арктическая экспедиция, конечно, вернется в Европу - но это будут уже не те люди. Маньяк Мадзини уйдет в ледовый мрак по следам экспедиции сто лет спустя - но он как раз и не вернется. К ужасу автора, который скорбно смотрит на полярную карту под стеклом, но не видит ничего, кроме собственного отражения.

Лицо в стекле пересекают меридианы, они пучком завязаны в точке полюса, где стрелка компаса всегда указывает на юг. Собственно, этот роман - эпический анализ самой нелепой из человеческих амбиций: покорить точку на карте, условную единицу пространства, "большой гвоздь" земного шара, вбитый в пустоту. Залезть на крышу мира, где лютый мрак и холод, где не жизнь. Жить в этой не жизни, то есть победить смерть, то есть стать бессмертным, - вот о чем этот многопалубный и совсем уже обледеневший роман. Битва людей за полюс - это ведь вариант античной битвы героев с богами за право жить вечно. Поэтому финал тут тоже типичный: боги в отместку лишают людей разума или жизни - или всего вместе. Или - как вариант - смеются в глаза, превратив "большой гвоздь" в аттракцион для авиапассажиров, которые пачками покоряют полюс каждые десять минут.

Просто происходит это на высоте в десять тысяч метров.

Кораблей вообще последнее время развелось в литературе довольно много. "Густлофф" у Грасса в "Траектории краба", "Архимед" Ричарда Хьюза из романа "В опасности", "Медуза" Барнса (не говоря уж о флотилии "титаников", там и сям шныряющих по прозе) - и теперь вот "Тегетхоф" Рансмайра.

Из этой флотилии уцелел, кстати, один "Архимед". Все остальные кораблики - все эти, с позволения сказать, метафоры нашего мира - пошли на дно.

Номер вообще получился мрачноватым. Смотрите: нытье Уэльбека (стихи главного мизантропа Европы в переводе Михаила Яснова) - это раз. Отчет о невеселой семейной жизни Диккенса в исполнении Филлис Роуз (перевод А.Бураковской) - это два. Печальные грезы уругвайца Фелисберто Эрнандеса: куклы в пустых комнатах, "живое-мертвое", в общем, латиноамериканский ассортимент на любителя в замечательном переводе Бориса Дубина - это три. Ну и Стивен Хвин, отличный польский писатель со своим эссе "Воспитательница с Тверской" (перевод К.Старосельской), которое нужно цитировать в обязательном порядке:

"... страшный удар по невинным людям осенью 2002 года, хоть и глубоко несправедлив, в какой-то степени оправдан, поскольку именно эти люди, бросая избирательные бюллетени в урну, поддерживали уничтожение Грозного в рамках справедливой "антитеррористической" операции, поскольку именно эта симпатичная воспитательница с Тверской, которую обожают все ребятишки, голосовала за Путина, чтобы он наконец навел порядок "в России и мире"... и эти обыкновенные милые женщины у себя дома говорили своим малолетним сыновьям и дочерям, что "пора наконец разобраться с этими чеченцами" - так же как обыкновенные милые немки в 30-е года ХХ века говорили своим детям за завтраком, что "пора наконец разобраться с этими евреями".

Такой вот приговор из польского "далека".

Отдельный и несмешной анекдот третьего номера - это пьеса Павича (перевод Ларисы Савельевой). Чудо в перьях, ряженая, как елка, поделка и подделка, сербская поп-механика от литературы, смонтированная не без оригинальности, но ведь все равно - не работает! Одно название чего стоит - "Кровать на троих. Краткая история человечества. Интерактивный показ моделей одежды с пением и стрельбой. Белград. XX-XXI век" - ну и действующие лица, что называется, с размахом: Лилит, капитан Адам, Ева.

В партере у Павича льет дождь, зал разделен на половины "М" и "Ж", по ходу спектакля торгуют шубами на голое тело, в общем, весь бредовый набор, самая настоящая мертворожденная сербская классика. Большая литературщина и большая оригинальщина - вот рецепт ее приготовления.

Поэтому я призываю вас не "бегать за комсомолом", а обратить внимание на Эдварда Лира. Это - один из немногих "просветленных" материалов номера, веселая статья Бориса Архипцева плюс варианты перевода знаменитого лимерика "There was a Young Lady of Russia".

Читайте Лира - и сочиняйте лимерики. Это - как бы сказать? - тонизирует!

Очень старая дама из Йорка
выходила гулять на подпорках.
"Эй ты, страус!" - кричал
ей какой-то нахал.
Но глухой была дама из Йорка.