Отдел прозы весенних номеров "Знамени" на этот раз заведомо уступает новомирскому: здесь, по большей части, "страшилки", байки, ученические упражнения и один "конспект романа". В апрельском и майском номерах "шесть историй" от Елены Долгопят, тридцать девять баек от Владимира Березина и длинный-длинный "конспект романа" Олеси Николаевой. "Конспект" называется "Мене, текел, фарес", и там тоже некоторое количество историй: про искушения, знамения, святые и несвятые дары, новоявленную Фамарь из Оклахомы и "Пещеры, Богом зданные". Все это на Афоне.

В том же номере, что и "Валтасаров конспект" Олеси Николаевой, Андрей Вознесенский "читает пророка Исайю":

Читая пророка Исайю
Ерушалаимовский фантомас!
Магер-шелал-хаш-баз!
Дьяволы шевелятся среди нас.
Не знал пророк Исайя про антивещество.
Что обозначает имя Его? ...итд.

Приходится думать, что весь этот магер-шелал-хаш-баз приурочен к Пасхе. Байки Владимира Березина из апрельского номера незамысловаты, местами - забавны (все больше про лемуров и перекрашеных в зебр лошадей на улицах Москвы), приурочены просто к весне, а "Близкие контакты третьего рода" Елены Долгопят - такие предсказуемые страшилки. Предсказуемые для тех, кто уже читал Елену Долгопят - или не читал, но по детскому опыту знаком с жанром страшного девичьего рассказа и способен его опознать под более или менее умелыми литературными наслоениями. Там люди вступают в контакты с мертвецами, маньяки с большими ножами ездят в пригородных электричках, ну и всяко же, дьяволы шевелятся среди нас.

В майском номере литературные упражнения Сергея Говорухина ("первый осенний лист уже медленно плывет мимо нас по течению реки, именуемой Время..." и прочее в том же роде) с самоупоительной автобиографией-предисловием ("Мечтаю стать лауреатом Нобелевской премии, поправив тем самым свое финансовое положение"). Но там же простые и короткие военные рассказы Ольги Грабарь) "Человек войны".

Отдел поэзии представляет поэтов ученых и умышленных - Максима Амелина и Дмитрия Бака (Бак на этот раз выступает на двух языках - русском и украинском), Татьяна Бек в пандан - гадает на книге Умберто Саба.

В архивах тоже поэты: "Роттердамский дневник" Бориса Рыжего (про то, как шел дождь в Роттердаме, как шел он же в Свердловске, в Нижнем Новгороде и в стихах Владимира Гандельсмана, еще про то, что делают русские поэты, когда идет дождь, и про премию похоронного общества "Мрамор"), а кроме - эпистолярий Давида Самойлова (письма Лидии Чуковской) и мемуары Александра Давыдова об отце ("49 дней с родными душами"). К архивам следует относить и подборку близкого к СМОГу Сергея Морозова (публикация Бориса Дубина).

А говорить все же стоит, прежде всего, об Олеге Чухонцеве, чей цикл под названием "Меликой и вокабулами" в #4. После центонов Амелина и Бака, стихов? составленных из "знакомых слов" и целых блоков, мы имеем попытку привить русскому стиху слова незнакомые, вполне экзотические (ассоциация с гербарием или античной антологией вполне уместна). Еще здесь привычный уже у Чухонцева сплав античного с древнерусским ("кодекс здоровья салернский читать с утра, / на ночь Апостол"), житийного с ветхозаветным, смертного мира с посмертным бытием -

Ни родина твой прах не приняла,
ни на чужбине не нашел он места,
и в урну заключенная зола ушла туда,
где никому не тесно,
балтийской поглощенная волной,
пучиной океанской, без печатей
страну соединившей со страной
и жизнь без умолчаний и изъятий
со смертью и посмертным бытием,
не разбирая, крест ли, маген-довид, -
покойся, друг, ты стал теперь ничем
или ничьим, и след твой не уловят
ни леска праздная, ни сеть ловца
там, где ты есть, не спрашиваю, где ты,
поскольку тот, кто ловит на живца,
лишь водоросли вытащит из Леты...

В мемуарном отделе Владимир Арро ("Не смотрите, никто не пришел") вспоминает о постановке нашумевшей в начале 80-х собственной пьесы "Смотрите, кто пришел", а в рубрике под обтекаемым названием "Образ жизни" остроумная статья Николая Работнова об исторической топонимике и судьбе советских захоронений ("Еще раз о временном увековечении").

В том же номере еще одна надуманная рубрика - "Человек в пейзаже". Там две статьи: одна - опять-таки про Бориса Рыжего ("Борис Рыжий: домой с небес"), но не в пейзаже вторчерметовского Свердловска, как было бы логично предположить, а в пейзаже, надо думать, русской литературы - от Поплавского до Гандлевского. Пейзаж выглядит как намалеванный задник все же; живописавший его Михаил Гундарин - кандидат философских наук и поэт, а также писатель научных трудов о массовых коммуникациях. История поэтических наследований получается у него не слишком убедительно, равно как разговоры об "истинно русском гении".

Вторая статья - полная противоположность первой. Она о парижанке Клоди Файен, написавшей автобиографическую книгу "Французский врач в Йемене". Пейзаж здесь менее всего африканско-миссионерский, но абсолютно парижский, героиня - заразительно весела, статья увлекательна (Марина Москвина "Люблю тебя восемь дней в неделю...").

В "Non fiction" Наталья Иванова посещает культовые места ("И так далее"), кажется, это из тех же "подписных изданий", что были в "Знамени" полгода назад и именовались тогда "Просто так". Та же Наталья Иванова, но уже в отделе критики апрельского номера с "Клондайками и клонами". Речь о "способах литературного размножения":

"Люди, в дальнейшем именуемые авторами, исходя из жизненной установки, придумывают себе определенную литературную карьеру (в соответствии, конечно, со своими возможностями) и стараются ее осуществить. Претворить в реальность. ... Например, придумывают, что они - наследники русского реализма. Традиционалисты. И пишут свои сочинения, исходя из подражания той неподражаемой энергии, которая била из Толстого. А получается, что не Толстому даже они подражают - потому что между ними и Толстым стоят еще плотные ряды соцреалистов, - а типа того Петру Проскурину. Отсюда - клоны реалистической выделки: X, Y и Z. Они, как овечка Долли, вроде бы сделаны из правильной по генетическому содержимому клетки и должны были бы полностью и целиком воспроизвести своего литературного родителя. Но овечка Долли, хотя и была внешне копией мамаши, как известно, ускоренным темпом состарилась и умерла. Так и с литературными клонами: радость от их появления на свет быстро сменяется разочарованием".

Все так, но кто такие эти "они"? Если верить Ивановой - Олег Павлов, Михаил Бутов и... Андрей Геласимов (написавший роман "про вернувшегося из Чечни "без лица""). Галасимова можно обвинить в чем угодно, только не в "реализме", "традиционализме" и чтении нечитаемого журнала "Вопросы литературы". А те, кто в самом деле походят на персонажей, о которых пишет первый зам главного редактора журнала "Знамя", обретаются, кажется, в немалой степени среди дебютантов того же журнала. Но по своим не стреляют, потому стреляют в молоко.

В том же отделе критики, в следующем номере, главный редактор "Знамени" Сергей Чупринин открывает авторскую рубрику "Критика - это критики", новое издание одноименной книги 1988-го года. Рубрика будет портретной, а пока первая статья "Граждане, послушайте меня..." - она о критике "нулевых годов" и о критиках вообще: "гламурных", "газетных", толстожурнальных ("академиках" - эти соль земли, если верить Чупринину), о "младофилологах", наконец. Последние получают гранты и спонсорские вспомоществования, органически существуют не на почве отечественной литературы, а исключительно в среде западных славистов, читают все больше Сорокина и Игоря Смирнова, они все на одно лицо, и это лицо... Глеба Морева. По крайней мере, других "младофилологов" Чупринин не называет. Что же до обрисованного им малосимпатичного лица "филолога со справкой", собирательного автора "Пушкина", "НРК" и "Критической массы", то, кажется, Сергей Чупринин забывает, что журналы эти занимаются не литературной критикой по преимуществу, что же до авторов, выступающих на страницах "НРК" и "КМ" с литературной критикой, то в большинстве своем - от Никиты Елисеева и Мих. Золотоносова до Валерия Шубинского, они все же мало похожи на "младофилологов". То есть не похожи вовсе.

Наконец, в рубрике "Знакомый журнал" мы находим "Отечественные записки", номер, посвященный российской науке и перспективам ее реформирования. В качестве "Незнакомого журнала / альманаха" выступает исторический альманах "Казус", четвертый его выпуск, тема которого "Счастье и несчастье". Оказывается, "счастье - это психологическое состояние наибольшего внутреннего удовлетворения человека, состояние, когда человек испытывает сильнейшие положительные эмоции, связанные как с самооценкой, так и с оценкой окружающих".