Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво. Выпуск 129
"Звезда" #3

Дата публикации:  13 Мая 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

"Звезда" нынче в "Журнальном Зале" среди "отстающих". К началу мая мы имели лишь сетевую версию третьего номера, притом что "Звезда" остается среди тех немногих (а на сегодняшний день таких, в самом деле, в "Журнальном Зале" меньшинство, хотя еще год назад все было иначе!), кто выдает в Сеть неполную версию. Какими соображениями руководствуется редакция, решая: "то дала, а это - не дала", понять сложно. Легче - не понять.

На это раз "бумажным" читателям "Звезды" по их преимущественному "бумажному" праву достались переводы с голландского ("Этика имморализма" Иоханеса де Граафа), переводы с французского ("Русская армия в эпоху семилетней войны" Альфреда Рамбо в рубрике "Исторические чтения") и "история одного армянского рода" в исполнении Рубена Ангаладяна.

Литературный отдел мартовского номера - вероятно, в честь гендерного праздника - практически полностью "женский". Единственное исключение составляет Сергей Штерн с "путевым романом" "Ниже уровня моря". Это путешествие по Голландии, довольно увлекательное, и с живыми картинками, одна из которых забавно повторяет хрестоматийную историю из набоковского "Дара":

"Однажды я ждал в вестибюле своих товарищей по путешествию, и пожилая француженка, глядя на меня, обратилась к своему спутнику на изысканном русском языке:

- Взгляни, Мишель, - типичный голландец: длинный, скучный и с трубкой.

У меня было сильное желание сказать по-русски: "Такими уж мы, голландцы, уродились, мать вашу так!", но я не стал разочаровывать трогательных эмигрантов, по-видимому, еще первой, послереволюционной волны".

Кроме голландского путешествия в литературном отделе много стихов и одна неумелая повесть (Надежда Трофимова. "Третье желание"), предсказуемый детектив про добропорядочного немца и его русскую жену, которую находят на питерской помойке с перерезанным горлом. После чего немец перестает быть добропорядочным, отправляется в бандитский Петербург, пьет много плохих русских напитков и встречает в конечном счете убийцу своей жены, которая убийца - точно такая же женщина, как его жена, так что ему не остается ничего другого, как перерезать ей горло. Все это становится понятно очень быстро, и единственная интрига, кажется, в самом факте появления текста в толстом журнале с амбицией. "Третье желание" - и это очевидно - предназначено для банальной покетбуковской детективной серии, и явись оно там, где ему положено быть, кто б про него дурное слово сказал?

Стихи в мартовской "Звезде", как уже было сказано, сплошь написаны женщинами, среди них есть, опять же, неумелые, однако свидетельствующие об известной начитанности:

...И в сутеми ветвей, за лиственным покровом
Внезапно прозвучит, как проблеск и намек,
Далекий чистый звук, еще не ставший словом,
Который должен стать началом легких строк.

(Надежда Полякова)

Есть замысловатые, и свидетельствующие о начитанности... приблизительно в тех же именах и пределах:

Я знаю, ты был статуей в садах,
и оттого медлительность разбега
в твоих словах,
и мраморного снега
избавленность от греческих прикрас.
Я знаю, ты был статуей в садах.
И мерный шум
увлажненных рапсодий
бренчит в ушах,
как мелочь на трамвай.

(Елена Скульская)

Наконец, неизбежные в "Звезде" стихи, свидетельствующие о начитанности в одном отдельно взятом поэте, то есть все тот же "акмеизм мелкотравчатый" (как было сказано однажды не мною), но из вторых рук:

Вот для чего, к примеру, мне музей
С такой подробной дарвинской раскладкой
На полочках? Мне все равно ведь всей
Не удержать системы этой шаткой ...итд.

Это не Александр Кушнер, как могло показаться, это Лариса Шушунова.

Далее в "Звезде":

Общие места петербургской истории от Евгения Анисимова - длинный, но небесконечный сериал; закончится, вероятно, в канун юбилея города.

Затем общие места социальной психологии: Леонид Романков. "О социальной устойчивости общества". Секрет социальной устойчивости - в терпимости и в многообразии разного рода "микрогрупп". Когда-то это называлось: "Пусть цветут все цветы!".

В мемуарном отделе воспоминания Эрнста Орловского с вудиалленовским названием "Что я помню про маму, что я узнал потом и что мне так и не удалось узнать". Название несколько диссонирует с текстом, который отнюдь не ироничен: автор потерял мать, когда ему было 9 лет, в 1938-м, "через несколько лет я случайно узнал, что мама была - как это тогда называлось - репрессирована". Большая часть истории - о том, что автору удалось узнать из официальных ответов на свои запросы, и чего узнать не удалось. В свидетельстве о смерти, которое он получил в 1956 году, местом смерти значилась... РСФСР.

"Как оказалось позже, такой документ был весьма типичен для того времени: в воспоминаниях Елены Боннэр помещена фотография свидетельства о смерти ее отца, почти полностью совпадающего с процитированным документом. Но мне в 1956 году этот документ показался весьма странным: неужели власти даже для себя (пусть даже без сообщения родственникам) не регистрировали смерть арестованных (или казненных)? А как же с текущим учетом населения? И что это за "место смерти" - РСФСР? Еще можно было бы вообразить себе, что известно место смерти, но неизвестна точная дата смерти, но совершенно невозможно представить себе, что место смерти не удалось установить, тогда как известна точная дата смерти и даже точный диагноз. Это же совершенно очевидная ложь - и я до сих пор не могу понять, зачем хрущевское руководство само дискредитировало себя подобными документами".

Другой мемуар попал, как это водится в "Звезде", в невнятный по своему предназначению раздел "Эссеистика и критика". Здесь Александр Рубашкин вспоминает трех питерских поэтов - Владимира Торопыгина ("любимое дитя Советской власти", редактора "Костра" и "Авроры", в глухое время конца 70-х от журналов отставленного и погибшего от "той же страшной болезни, что и Твардовский после отлучения от "Нового мира""), Геннадия Алексеева, архитектора и верлибриста, и Александра Городницкого, барда и океанолога ("Володя, Алик, Геннадий...").

В недавно заведенной критической рубрике "Печатный двор" короткие рецензии С.Гедройца, язвительные и, кажется, удачные. Первая - на ново-русский "Колоколъ", Russian Magazine in London, где экзотическая ресторанная критика ("...Загадочное место! Земля Нимрода-Гильгамеша... Запомнился баба-гануш - паштет из баклажанов...итд.") вперемешку с пламенным Леонидом Радзиховским ("Нам нужен, необходим, как воздух и вода, свой Пиночет... Спасение страны может еще прийти только от одного - от беспощадного выжигания гнили из государства, прежде всего из силовых структур. И одновременно должен быть установлен жестокий полицейский режим со всеми его неизбежными издержками - во всей стране...") и простодушным Владимиром Сорокиным. Сорокин - в жанре диалога:

- Ведь вы, Владимир Георгиевич, классиком стали... После "Голубого сала" читать великую русскую литературу решительно невозможно...

Тот, поглаживая дорогую собачку на фоне букета орхидей, томно кивает:

- Я воюю с мифом, а не с людьми. Тот же миф о Мандельштаме: из истеричного, вспыльчивого человека, в общем распущенного, много позволявшего себе, сделали такого ангела молчаливого...

...

- Я всегда чувствовал, что надо уметь обходиться с материалом, как в туалете. Создать (!), потом трахнуть об стенку (?), чтоб разлетелось (!?). И потом опять начинать создавать...

Герцену и не снилось, как совершенно справедливо замечает рецензент, не сообщая однако имен редакторов и издателей этого удивительного журнального изобретения.

И в заключение лучшая, безусловно (я не устаю это повторять!) рубрика "Звезды" "Из города Энн". На этот раз Омри Ронен и Борис Кац рассказывают про марши, элегические военные марши, "цепляющие слух и сердце звуки "русских военных плачущих труб", про их полузабытых, неведомых и легендарных сочинителей, про их парадоксальные контексты - музыкальные и литературные. Про их терапевтические свойства, наконец:

Погода смутная,
Судьба лоскутная,
А жизнь минутная,
Так марш вперед!


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Ревекка Фрумкина, Если с фланга открыть борщевню /06.05/
"Логос" 3-4 (34), 2002. Этот том "Логоса" более естественно оценивать как тематический сборник, поскольку все публикуемые статьи - по крайней мере, формально - посвящены одной теме.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 128 /06.05/
"НЛО" #59. Раньше писать историю литературы было невозможно, а в последнее время стало гораздо тяжелее.
Михаил Эдельштейн, Кокетничанье с безбоженькой /29.04/
"Скепсис", #1, 2. Чуть меньше месяца назад появился второй номер журнала "Скепсис" (первый вышел еще летом 2002 года). В прошедшую пятницу в Сахаровском центре состоялась презентация нового ежеквартальника.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 127 /29.04/
"Знамя" #4, 5. Способы литературного размножения.
Ревекка Фрумкина, "Opus post" как пример инновативной стратегии /22.04/
Новое литературное обозрение #59 (1, 2003). Специальный выпуск. Специальный выпуск НЛО называется "Другие истории литературы". С не меньшим успехом его можно было бы назвать "Другая карта гуманитарных наук".
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru