Русский Журнал / Круг чтения / Периодика
www.russ.ru/krug/period/20030527_shulp.html

Завещание "нобилей"
"Иностранная литература", # 5

Глеб Шульпяков

Дата публикации:  27 Мая 2003

Рекламу этого номера я слышал по радио "Эхо Москвы" и чуть не свалился со стула от неожиданности. Но когда пятый номер попал ко мне в руки, понял, что, да, все правильно: это - лучший выпуск "Иностранки" за последние два года.

Номер почти целиком посвящен нобелевским лауреатам. Его пафос демонстративно немоден. Редакция утверждает, что критерием присуждения премии является литература, а не политика: что бы там ни говорили. Сообразно этому тезису подобраны тексты лауреатов последней четверти века. Читая их, разводишь руками - да уж, не политика, это точно.

С тем же успехом, впрочем, можно было взять в эпиграф номера тезис о тотальной политкорректности Нобеля. И тоже удачно подобрать нужных авторов и тексты. В данном случае нам - как читателям - мало дела да этой петрушки. Перед вами стопроцентная литература, которая важнее любого нобелевского комитета с его благонадежностью: сомнительна она или нет.

Открывает номер Шеймас Хини в переводе Григория Кружкова. Это - тон номера, настройка оркестра, лейтмотив. "Легкость", "живость", "точность", "наглядность", "множественность" - вот свойства литературы нового времени, говорит он с оглядкой на Итало Кальвино.

В подборке четыре стихотворения (одно из них, что для Валентины Полухиной, печатается, кстати, по рукописи) - и эссе. Навязчивый образ - воздушный корабль, плавучий и невесомый объект, как метафора стихотворения. Поэзия может настигнуть человека в любой момент его жизни и перевернуть - выдернуть из грядки - хотя бы на четверть минуты. В этой возможности цельного и глубокого потрясения - то есть когда у тебя появляется шанс попасть на борт этого самого воздушного корабля - по мнению Хини - и заключается смысл поэзии. Что касается Хини, то у него эта поэзия более всего похожа на огромный аэростат. Она неповоротлива и невесома одновременно, то есть у нее есть та самая "легкость", но не хватает "живости", что ли. Но эта нехватка так обаятельна!

Вслед за Хини хорошо почитать Октавио Паса в переводе Татьяны Ильинской. Испанский лауреат - правда, тоже не слишком "легко и прозрачно" - рассуждает о современной поэтической традиции в главах из книги с патетическим названием "Сыны праха".

Основное утверждение: "традиция современности" - это то, что приходит на смену "оппозиции прошлого и настоящего". "Современная скорость времени" стирает разницу между старостью и юностью. Тысячелетнее прошлое поджидает за каждым углом. Оно мыслится как актуальное - и наоборот. Перенасыщенное событиями, историческое время движется все быстрее и быстрее. Витки спирали умножаются, их радиус становится все меньше, и хорошо видно, что происходит там, на соседних платформах. То есть сегодня, добавлю, и наступает идеальное время для поэзии, которая, собственно, тем и занимается, что скачет с одной кольцевой на другую.

Благо они теперь рядом.

К прозе номера лучше всего подбираться "по стихам" Виславы Шимборской (даны в разных переводах). Стихи польской гранд дамы, они, между нами говоря, более относятся к разделу социально-философской притчи, чем идут по части поэзии, но все равно обязательно прочитайте ее "Две обезьяны Брейгеля" с их цепочкой - и переходите к великолепному роману Найпола "Полужизнь" в переводе Владимира Бабкова.

Найпол - один из самых умудренных и острых писателей нашего времени, причем ударение нужно делать именно на словосочетании "наше время". Без Найпола (Кутзее, Грасса), "наше время", сидя на цепи, как обезьяны Брейгеля, никогда бы об этой цепочке не знало. Теперь - знает. Найпол и его романы - это и есть такое позвякивание цепи. Вручение этому писателю Нобеля - событие принципиальное, поскольку в случае с Найполом премию вручили самому непримиримому критику современной системы гуманистических ценностей.

"Критик", "острый писатель", "современные ценности" - все это ерунда: написал, перечитал, самому противно. Хотелось-то сказать, что Найпол - это писатель, который сумел применить свой биографический опыт человека из колонии к литературе: и что из этого вышло. Что Найпол - один из тех, кто комплекс исторической неполноценности превратил в прием - и как блистательно у него это получилось. Что английский язык Найпола даже в русском переводе поражает своими модуляциями - и держит до последней страницы. Суть колонизации - в том, что одних заставляют наполовину прилепиться к другим, частично принять их форму. Опыт Найпола, индийца из Тринидада, в этом смысле - лучший литературный урок (подробно см. об этом в Нобелевской речи Найпола). И в Индии, и в Африке, и в Англии он "прилепляется" к предмету лишь наполовину, но этой половиной проживаю чужую жизнь полностью, оставляя вторую часть литературе. Для писателя такой вариант - идеальный. Для обычных людей, живущих в колонии, такая "полужизнь" - личная катастрофа.

Но это становится ясным лишь тогда, когда колонизаторы уходят.

Помните стихотворение Кавафиса про варваров, которые так и не явились в город? Найпол - то же самое, только с точностью "до наоборот": и в "наше время".

После блистательного Найпола переходите к камерному Зингеру в переводе Дмитрия Веденяпина. Найпол многонационален и трансконтинентален - Зингер сплошная клаустрофобия и герменевтика. Память - вот куда то и дело проваливаются герои его рассказов. Сны - вот с чем можно сравнить эти короткие сочинения "американского периода". Если "Брошка" написана вполне в духе "Фокусника из Люблина", то "Лекция" - это уже сон во сне, вечная еврейская провинция, которая "прорастает" на чужой земле, как живопись Шагала на парижском плафоне. За Зингером хорошо идет Имре Кертес в переводе Вячеслава Середы и Елены Малыхиной. Не такой уж он зануда, как выясняется, этот Кертис. Особенно хорошо эссе про Будапешт - ну и Нобелевскую речь читайте, конечно.

Ну а на десерт обязательно обратите внимание на Тадеуша Конвицкого и его "Памфлет на самого себя" в переводе Ксении Старосельской. К Нобелю он не имеет никакого отношения, зато в иронии здравого польского смысла - большой специалист. Сплошной апофеоз беспочвенности!

Завершая наш обзор, сделаем выводы. Судя по пятому номеру все без исключения Нобелевские лауреаты последней четверти прошлого века пишут о ключевых вопросах, ситуациях и событиях этого века - хотят они того или нет. Синдром ХХ века у каждого выражен явно и бесповоротно. Если они рассуждают о "живости", "легкости", "множественности", то с позиций теоретика, а не пользователя. Но главный вопрос в другом: в том, как они этот синдром выражают. "Что" у всех примерно одно и то же. "Как" - вот, что делает их великими писателями и поэтами ХХ века. Собственно, в преимуществе "как" над "что" и заключается завещание всех этих "нобилей".

Нам с вами - в частности.