1. Позиция наблюдателя и проблема очевидного

Наличие¹ в заголовке если не оскорбительного, то подозрительного термина заставляет меня объясниться. "Клинический" - это не обязательно "с приветом", в чем нас убеждает обыденный язык. "Клинический" может также значить "объективно очевидный". Субъект доверяет своему взгляду и навязывает предмету определенное свойство, исходя из "абсолютной", то есть собственной шкалы норм и ценностей². Клиника - родственница естественной истории с ее мифами и верованиями. Видимое есть реальность - такова позиция историка и клинициста. Неочевидного не существует, а необъяснимое должно быть, по крайней мере, зарегистрировано. Радикальная инновация (в политике, искусстве, философии) пытается работать на опережение, проще говоря - "подставляется", т.к. последующая практика обречена на расхождение с манифестом. Но "клиницист" никогда не будет прав в отношении радикальной инновации, т.к. считает, что она либо архаична, либо невменяема. В любом случае, инновация - источник досады клинициста, всякий раз сталкивающегося с декларациями смерти знака и "прямого созерцания несокрытого"³. Остается наблюдать за тем, как зрителю и читателю "впаривают" просроченный авангард.

Так наз. "интеллектуальный" журнал, как кажется, более всех связан с предательской новизной. В отличие от своего "глянцевого" собрата, он не занимается ежесезонной фальсификацией новизны, но пристрастно следит за ее метаморфозами. Он историзирует настоящее и манипулирует его границами, с необходимостью обращаясь к проблеме радикального: в культуре, где модернизм остается ведущей идеологией, радикальное возвещает будущую обыденность. Когда в 1992 г. вышел первый номер "Нового Литературного Обозрения", он был воспринят как пример радикальной альтернативы летаргической советской периодике. Сейчас это - крепкий истеблишмент, и дай ему Бог. Книги, которые выпускает "Художественный журнал" (ср. недавние релизы Розалинды Краусс, Славоя Жижека и ремикс Бориса Гройса) гораздо более распространены, чем его собственные редеющие выпуски - для меня последним продолжает оставаться 42-й (2002), хотя здесь я сразу готов признать за собой лень и отсутствие любопытства. Как журнальный проект, ХЖ иссяк - тем быстрее, чем настойчивее он претендовал на выражение всего ультрасовременного. Открытие товарного потенциала радикализма ускорило процесс его нейтрализации, вернее, маскировки и отливки в дозволенные формы. Акции забавны, но не более того. В 1996 г. дизайнер Дмитрий Кедрин в интервью "Огоньку" еще мог щегольнуть требованием "взрывать ситуацию внутри журнального рынка", объясняя это тем, что "нужен журнал-акция, который не боится рассказать о серийных убийцах и способен открыть неизвестного фэшн-дизайнера". Спустя каких-то семь лет это требование кажется комичным: динамика не в нашу пользу. Мы разжевали и выплюнули серийных убийц вместе с фильмами Тарантино, и акции навевают нам в лучшем случае скуку, в худшем - страх. Ситуация уже не единожды взорвалась изнутри - безличный терроризм заботится о насыщении наших эстетических чувств. Призывы прислушаться к мифическому "здравому смыслу", как обычно, сопровождающие эпоху реставрации, способствуют тому, что радикальное превращается в объект изучения - усилиями нейтральных "Отечественных Записок" и либерального "Неприкосновенного Запаса". Процесс запрограммирован. Как противостоять очевидному - непонятно. Издатели и авторы журнала "Номер" думают, что знают, как.

2. Приключения радикального

Отсутствие названия - даже не "Номер", а просто # - свидетельствует о стабильном успехе минус-риторики. Казалось, тавтологии уже были находчиво приватизированы новостными изданиями ("Журнал", "Газета"), но, оказывается, рыночный потенциал этого приема не исчерпан: теперь очевидна возможность "Бюллетеня" и "Альманаха", а также "Выпуска", "Тома" и даже "Стр.". "Деструктивным сообществам неудачников, "ушедших в пиар", журнал противопоставляет "нерепрезентативные группы ("группы в слиянии"), не предполагающие объединения в какие-то легитимные партии, но способные, тем не менее, активно влиять на политический процесс". Коллективный субъект редакционного обращения ("мы") не желает "представлять ничьи интересы, даже собственные (ибо их еще только предстоит обнаружить)". С одной стороны, активисты "#" твердо признают свою растерянность, с другой - пытаются ее концептуализировать, из "ничто" сделать "все". В отсутствие левых изданий на российском рынке # занял свободную нишу и, с учетом высокого уровня ряда публикаций, имеет шанс превратиться в респектабельное издание, отражающее стабильно радикальные взгляды определенной части "богемы"⁴. Видимость "левацкого" пробуждения, возникающая при беглом осмотре полок в салонах "Гилея" и "Фаланстер", теперь имеет свой - надо отметить, вполне репрезентативный - печатный орган. Периодичность его пока что неизвестна: можно строить догадки лишь исходя из того, что на обложке стоит дата "Зима 2003", а на обороте титульного листа - "осень 2002".

Материалы # поделены на пять разделов. Несмотря на заявленное в редакционном обращении нежелание "искать легких путей" и публиковать переводы, второй раздел ("Логики позднего капитализма") почти целиком состоит из переводных материалов - здесь представлены отрывок из одноименной книги Ф.Джеймсона, а также интервью с Э.Балибаром и Ж.Рансьером. Статья К.Чухров "Время ускользания" примыкает к этим материалам: в ней предлагается перекрестный анализ систем С.Жижека, Ж.Делеза и Ги Дебора.

Титульный раздел, посвященный исторической и теоретической поэтике терроризма, открывается почти детективной статьей А.Тарасова "Вьетнам близко, или Партизанская война на берегах Рейна". Автор подчеркнуто ангажирован в рассмотрении деятельности немецкой террористической группировки "R.A.F.": черно-белый мир состоит из государства, в котором так и не умер нацизм, и его наивных жертв, вступивших на путь террора в результате столкновения с жестокостью капиталистической системы. Автору удается удерживать внимание читателя, разбавляя захватывающий политический сюжет такими, например, лирическими вставками: "Не происхождение и не толщина кошелька отличала бойцов РАФ от простых бундесбюргеров, а высокая степень альтруизма, повышенная отзывчивость, способность воспринимать горе далекого Вьетнама как свое собственное". Приветствуя основательно подзабытый отечественными снобами стиль эмоционального вчувствования, нельзя не отметить, что приводимые автором сведения имеют (пусть и для очень наивного читателя) скандальный характер и требуют если не исчерпывающего, то хотя бы беглого обзора источников. Между тем, ссылочный аппарат в статье полностью редуцирован. Быть может, это продиктовано конспиративными соображениями, но в результате статья начинает типологически напоминать разоблачительные опусы Виктора Суворова и пр.

Привлекает внимание (и тем самым выполняет свою задачу) и манифест Анатолия Осмоловского "Против всех партий". Автор открещивается от тех, кто ищет себе применение в отрицании и разрушении. Тем самым человек только работает на руку власти, неустанно ставящей ему те или иные вопросы, то есть манипулирующей его сознанием. Необходимо игнорировать такое абсурдное понятие, как "свобода выбора", ибо выбор и есть яркий пример ограничения свободы. Только "преодоление является единственным подлинным методом изменения социальных отношений". "Преодоление - это усложнение наличных социальных отношений до своего предела, надстраивание новых "этажей" общественной коммуникации". Некоторое недоумение, возникающее по прочтении этого документа, впрочем, рассеивается, если взглянуть на него как на жест художника. По сути дела, это исключительно художественная акция, помещенная редакцией рядом с подобными же материалами круглых столов с участием хедлайнера художественных скандалов Авдея Тер-Оганяна, того же А.Осмоловского и философов, пытающихся деконструировать идею радикального (И.Чубаров, В.Софронов и др.). Это и понятно: в обращении редакции к читателю было сказано, что "появление новых способов взаимодействия, в том числе - социального", является самой актуальной целью искусства и философии.

Именно с "новыми способами" взаимодействия, надо думать, должна ассоциироваться ярко-красная обложка #. Благодаря издательству "Праксис", красный имеет все шансы стать оформительским цветом года. У леворадикального журнала выбор невелик: даже черный цвет чреват подозрениями в анархизме, если не в пристрастии к группе "Алиса". Другое дело - приверженцы более мягких форм радикализма. Как я уже писал, обложка - это индикатор редакционной политики. Например, и Р.М.Фрумкина признает, что под зелено-черно-лиловой обложкой первого номера "Критической массы" за текущий год все совершенно "лилово", в связи с чем соотносит прочитанное с "глубоким обмороком сирени". Красота сравнения бесспорная, равно как и многозначная. То ли редактор в обмороке, то ли авторы, то ли рецензент. Ссылаясь на своего друга, "человека большой профессиональной эрудиции", Р.М. определяет КМ как журнал "на удивление левый". Это показательно: Бренер и Кулик, фигурирующие в светских хрониках, воспринимаются как знаки левизны, знаки скандала - умеренного, управляемого и социально успешного. Их появление в этом качестве на страницах КМ совершенно закономерно: журнал, чье ядро составляют отзывы на современную книжную продукцию, по определению связан с конъюнктурой. Поэтому, в отличие от #, он обращается лишь к продаваемым радикальным продуктам, независимо от их окраски и направления. Работа КМ - анализировать технологию успеха, а не воротить от нее нос. Поэтому и цвета обложки здесь не слишком значимы, разве что прошлогодний пилотный номер чем-то напоминал флаг Германии. Хотя возможны варианты: Руанда, Тринидад и Тобаго, так что не подкопаешься.

Радикальность КМ, скорее, в том, что здесь помещены разные, иногда конфликтные отзывы на одну и ту же книгу, и в том, что всерьез обсуждается бульварная литература, и в том, что серьезная литература понимается как подвид бульварной. КМ - журнал скептический, но намеренно вменяемый. И даже кажется сдержанным. Так, в уже цитировавшемся отзыве на первый номер КМ за текущий год Р.М.Фрумкина отметила, что журнал "почти" обходится без "столь популярного ныне "глумливого" стиля". Ни дать ни взять - Gentleman Quality для "воспитанных" столичных циников, превращающих любой радикализм в шутку.

Интересно, что бы Р.М.Фрумкина сказала по поводу журнала "Уровень", чья обложка переливается космической синевой, что, кстати, соответствует планетарным замыслам издателей? Вышел пока только первый номер, но ведь еще Гагарин сказал "поехали", а потом сколько всего было! В аннотации к изданию сказано: "Литературный, культуроведческий, концептуально-аналитический нетипичный журнал для тех, кто хочет сберечь время на поиск ценной авторской мысли". По крайней мере, это честно. Время, действительно, можно сберечь. Но если читатель имеет наглость считать себя истинным ценителем высокого, он сполна насладится обещанными далее в аннотации "дебютами и раритетами".

Собственно, за редким исключением все материалы номера вышли из-под неутомимого пера некоего Сергея Яся. Судя по представленной продукции, г-н Ясь - философ-эссеист, поэт, прозаик. Одновременно он еще и педагог, распространяющий рекомендации вроде: "Выплещи родник руками. / Твои пальчики сведет. / И охота хулиганить / Моментально пропадет". Видимо, раритеты играют роль обрамления для этого ошеломительного дебюта: опусы г-на Яся предваряются статьей Тютчева "Россия", а вершатся ничем иным, как "Божественной комедией" Данте (песни 1-8), впрочем, в переводе неизменного Яся. Ср. начало, оно того стоит: "Пройдено время до половины жизни. / Ни тьмы, ни света. Один лишь сумрак. / Лес обступает темя. Дождь, в эти листья брызни! / Праведный путь потерян, какой тут юмор?" Вот тут как раз трудно согласиться с автором-переводчиком: юмора здесь предостаточно. Несколько пугает лишь перспектива обещанных продолжений в следующем номере (приятель, с которым я поделился радостью знакомства с журналом, отметил, что читателю угрожают).

Читатель здесь вообще вовлечен в процесс сильнее обычного: на третьей странице обложки значится "Удачи Вам!". Это придает журналу "Уровень" сходство с курортным сувениром. А синяя обложка - то ли с чешским стеклом, то ли с продукцией "Гжель". В общем, украсит журнальный столик в парикмахерской. И стричься, кстати, не придется - волосы и так вылезут. Чего только не бывает в Москве! Богатый город.

Но, конечно, каков бы ни был "Уровень", но разговор о нем - лишь отступление, мотивированное чувствительностью Р.М.Фрумкиной к цветовому оформлению КМ. Развивая тему цвета, не могу не упомянуть случай радикальной оформительской иронии, которую демонстрирует "Синий диван". Название журнала не без изящества диссонирует с отсутствием указанного цвета в оформлении обложки - бледно-салатовой в первом выпуске, ядовито-охряной во втором. То, что от цвета остается одно название, вполне соответствует редакционной концепции - помещать якобы размытые, неоконченные фрагменты, "для тех, кого интересует современность" и кто, вместе с тем, "не привык спешить". Другими словами, для тех, кто размышляет о современности, лежа на диване. Нетривиальный ход, да и снобизм, надо признать, высокой пробы - вызывает уважение.

Аннотация к первому номеру, набранная на полях обложки, гласит, что журнал не собирается формировать круг "своих" авторов и что избранный им путь открытого, фрагментарного письма - это путь длиною в жизнь. Во всем сквозит ненавязчивая, но экзистенциально заряженная вычурность. Название журнала - результат контаминации цитат. Оно отсылает к утонченному "Западно-восточному дивану" И.В.Гете и бульварному "Синему журналу", издававшемуся в Москве в 1910-е гг. В поисках своей идентичности редакция пока довольствуется скорее форматом альманаха и, вопреки утвержденному принципу фрагментарности, публикует вполне законченные тексты. Не будучи носителем радикальной политической программы, журнал стремится к своего рода тематической радикальности: 11 сентября (1-й выпуск), антропология тела, его метаморфозы в истории и превращение в объект инженерии (2-й выпуск).

Материалы, как и подобает журнальным, неровные, но весьма наукообразные. Увлекательная, пусть и сложная для восприятия статья Э.Надточего "Рождение и смерть тотального театра", посвященная философским корреляциям Буратино, соседствует с методичной, доступной по изложению, но, к сожалению, тривиальной статьей В.Зверевой, воспроизводящей бартовские схемы полувековой давности. Возможно, тут дело в ограниченности объекта, а не в языке описания. А необязательная, но остроумная, в стиле привычного утреннего "Коммерсанта" статья Л.Масловой о Масяне выигрывает по сравнению с серьезным, но слегка бессвязным очерком З.Абдуллаевой о Ларсе фон Триере. А член группы "Коллективные действия" Никита Алексеев со свойственной художнику прямотой ломится в открытые двери, "осмеливаясь заявить", что линейное развитие времени - "это ерунда". Что мы договариваемся, вернее, бесконечно ругаемся в ходе обсуждения современности, которая неясным пятном дрейфует между граничащими территориями modern, actual и contemporary. За автора можно порадоваться. Ему стало что-то ясно, и он решил это растолковать другим. Соседство этого материала с Ф.Лаку-Лабартом и В.Подорогой - как пружина, пробившая диванную обивку. Журнал имеет много амбиций, но его концепция до сих пор неясна, так что опубликованные в РЖ восторги по поводу второго выпуска СД можно объяснить разве что искренним желанием рецензента сделать приятное главному редактору.

От тщательно сконструированного наивного радикализма # радикализм СД отличается своей социальной немотивированностью, своего рода "отмороженностью": фрагмент может достраиваться сколько угодно, незавершенное высказывание не может быть ответственным, это всего лишь эксперимент в поле авторефлексии. Признается себе пишущий в этом или нет, но он всегда возвращается к себе. Авторфлексия - это способ избавления от очевидностей при помощи слов. Это то, что не дает погрязнуть в акциях. Если, конечно, не считать акцией лежание на диване. Обломов, кажется, все же идеологизировал этот процесс.

---

Примечания:

¹ Журналы, упомянутые в статье, предоставлены книжным салоном "Гилея".

² Фуко М. Рождение клиники. / Пер. и ред. А. Ш. Тхостова. М., 1998. С. 140 сл.

³ Гройс Б. О новом // Гройс Б. Утопия и обмен. М., 1993. С. 115.

⁴ См.: Аронсон О. Богема: Опыт сообщества. М., 2002.