|
||
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь |
Журнальное чтиво. Выпуск 143 "Уральская новь" #16, "Октябрь" #7 Дата публикации: 19 Августа 2003 получить по E-mail версия для печати "Уральская" подача и вместе с ней разговор о втором томе антологии Виталия Кальпиди продолжается: этот выпуск "Чтива" представляет последний номер "Уральской нови", который, собственно, и являет собой антологию в полном объеме: все 60 авторов, без изъятий, и с тем же, уже цитировавшимся в прошлом "Чтиве", предисловием составителя. На этот раз, поскольку речь пойдет о 60-ти, а не о 10-ти поэтах, я приведу другую выдержку из концептуальной статьи Виталия Кальпиди: "Если бы у самопровозглашенного цензора, то бишь - составителя, то бишь - меня, хватило воли, то в этот том вошли бы не 60 авторов, а, скажем, 600. Включая и тех, кого иногда "высоколобый электорат" называет графоманами. Утверждаю: именно последние являются истинными "крестоносцами литературы". Именно они делают возможным выделить в чистом виде цели и смысл русской поэзии: трансляцию в мир универсальной сентиментальности, в качестве наиболее перспективного способа общения человека со своим прошлым и будущим. Именно они еще каким-то образом микшируют метафизическую подлость русской поэтической культуры, которая два столетия главным образом занимается тем, что делает для человека комфортным ощущение страха небытия". Насчет "метафизической подлости", в общем-то, понятно, не факт, впрочем, что это исключительное свойство "русской поэтической культуры", - любая человеческая система так устроена. Про отдельную заслугу графоманов там как-то смутно, но не ищите логику: "Может показаться, что подобные утверждения требуют серьезных доказательств. Ничего подобного: все, что требует доказательств, становится жертвой института этих доказательств ... Убеждают не аргументы, а их принципиальное отсутствие". Далее там чудный пассаж об отсутствии критики как о принципиальном благе для уральской поэзии, и в этом составитель абсолютно последователен, более того - он уважать себя заставил. Он честно и нелицемерно призывает нас любоваться поэзией как состоянием, и уральской поэзией как своего рода человеческим документом, свидетельством той самой "метафизической подлости", что приручает страх небытия. Итак, перед нами перечень 60-ти поэтов в порядке алфавита - от Юрия Авреха:
до Нины Ягодинцевой с ее "Балладой о пяти ангелах" и снежными красивостями "Сна о смерти":
А между ними ерничает, заговаривая все тот же страх, Борис Гашев:
А следом бодрится Николай Година:
А вот уже другой извод "метафизической подлости" и, как сказал бы Виталий Кальпиди, "универсальной сентиментальности": Ирина Кадикова о поэте Пушкине и о школьном сексе:
Далее история разрешается куда-то в прозу. Как и следовало ожидать:
Следом сам Виталий Кальпиди разыгрывает другую пьесу: Вильям Шекспир с тщательно выписанными некрофильскими подробностями:
Так обстоит с "трансляцией универсальной сентиментальности". Забавно, что едва ли не самым частотным размером в уральской антологии стал Х4 - балладный (как какой-нибудь "Вышел месяц из тумана..."), но больше все же с уклоном в "Буря мглою..." - "Кто на туче - хрен летучий". - Этот "хрен", если мне не изменяет память, я уже однажды из "Уральской нови" цитировала. А fiction и non-fiction на этот раз из последнего - июльского "Октября". Здесь очень длинная, неспешная, томно-курортная повесть Тамары Орловой "Ловушка для ящериц" и пестрые рассказы екатеринбуржца Игоря Сахновского (почему-то обойденного уральской антологией, кстати говоря). Подборка называется "Счастливцы и безумцы", а рассказы уже являлись в сетевом "Декамероне". Хотя, кажется, там не столько "декамероновская" (новеллистическая), сколько провинциальная типология - про чудаков и антиков. Еще один рассказ - переделкинская история "Золушка" Надежды Кожевниковой обретается в рубрике "Нечаянные страницы". В регулярном "Путевом журнале" наивная "картография русской литературы" от Дмитрия Замятина, Анатолий Найман и Галина Наринская на этот раз готовят дичь ("Процесс еды и беседы"). Наконец, еще один продолжающийся авторский проект - "Записки без комментариев" Вадима Перельмутера: здесь тоже своего рода "картография", - разного порядка наблюдения над литературными "Северо-Западом" и "Юго-Западом", и, соответственно, - про "зеркальное двойничество" Олеши и Набокова. Но тут же сокрушительный контраргумент: "Ахматова родилась в Одессе. Однако причисление ее к "одесситам" в литературе выглядело бы дико". Студенческие сочинения авторов "штудийной рубрики" посвящены толстым журналам; семинаристы Дмитрия Бака распределились по жанрам: кто-то читает только прозу, а из всей прозы только Михаила Тарковского, у какового Михаила Тарковского обнаруживается Стиль - большой и теплый как слон (так - буквально). Прочие читают "стихи в прозаическом обрамлении" (в скобках зачем-то пояснение "поэзия в обрамлении прозы"), а также отдельно взятую критику, и делают исключительно полезные наблюдения о том, где именно имеет смысл читать журналы (в общественном транспорте или в очереди в поликлинику), и о том, что "толстые журналы представляют собой огромное поле для вдумчивого чтения и разбора для того, кто готов изучать литературу последовательно, шаг за шагом". Вообще забавно, наверное, было бы сравнить штудийные проекты "Круга чтения" (имел место в прошлом году) и "Октября", и понять наконец, почему так по-разному, но одинаково несчастливы эти несчастливые семьи... А в центре 7-го "Октября" круглый стол про "русскую идею" ("Русская идея: текст и реальность"). Мероприятие состоялось в Санкт-Петербурге по инициативе некой Международной ассоциации "Русская культура". Состав участников увлекателен сам по себе: доктор наук Нина Андреенкова, кандидат богословия о. Вениамин, контент-менеджер сайта "Конструирование будущего" Артур Гавриленко, главный редактор издательства "Терра Фантастика" Кирилл Королев, профессор ЮНЕСКО (?) Дмитрий Спивак итд. Венчает список участников критик Виталий Шубинский. Разговор там идет долгий, обстоятельный и без неожиданностей, ключевые слова: постмодернизм, глобализм, панславизм, пассионарность, проект, Достоевский, Солженицын + нечто зыбкое, именуемое "Русский мiр". Этот "Русский мiр" призван стать глобальным проектом, а русская идея, в общем-то, проста: "Как сделать, чтобы воровства стало меньше?" За "круглым столом" в той же публицистической рубрике следует Леонид Гиршович со статьей "Война, которой нет альтернативы" - о ближневосточном мире, то есть о невозможности его. "Круглый стол" о "Русском мiре" был многолюден, расплывчат и при этом един, как греческий хор. Гиршович - один, но без конца спорит сам с собою, являя что-то вроде поэтической фигуры "Два голоса". "Я стремлюсь к максимально возможной в моих обстоятельствах объективности, я балансирую на грани еврейского самоненавистничества - чувства, которое, наверное, присутствует в каждом еврее, если только еврейство для него не профессия, - но при этом ни на миг не забываю, на чьей я стороне. Утверждать, что есть две правды: одна - арабская, другая - еврейская, - означает впасть в нравственное язычество: правда всегда одна... Как ни странно, но в финале автору удалось примирить свои "два голоса", уравновесить еврейскую и арабскую правду, найдя третью - европейскую - неправду, то есть та самая привычка "не оправдываться ни перед кем и меньше всего перед Европой" взяла, в конечном счете, верх и обратилась в логический point: "Когда сравнивают Рамаллу с Освенцимом (речь о левоевропейской риторике. - И.Б.), то как бы не оставляют для ее жителей иного выхода, кроме как последовать примеру защитников Варшавского гетто. Трудно сказать, чего тут больше, кощунства или провокации, успех которой себя ждать не заставит, обернувшись еще десятком арабских смертей, да, возможно, и еврейских. Положим, высказывание Сарамаго - одиозный случай. А вот что стоит за такой рутиной, как ритуальные заклинания о мире, сопровождающиеся призывами к Израилю прыгнуть выше головы, - что стоит за этим систематическим подливанием масла в огонь? Нарциссизм? Желание во что бы то ни стало поддержать слабого? В компании с ОПЕК это особенно приятно. Но только тогда инстинкт нравственного самосохранения здесь ни при чем. Я зря стараюсь: всем все и так понятно. Не сидят же три поколения судетских немцев в беженских лагерях где-нибудь в Баварии, денно и нощно скандируя: "Су-де-ты!" Представляете: голодные, озверелые судетские немцы с автоматами, рвущиеся в Чехословакию, - не то страшный сон, не то кадр из фильма Кустурицы. А ведь на Ближнем Востоке тоже была война, и тоже проигранная теми, кто ее начал. Нет, конечно же, эти добрые люди отлично понимают, что, внемли еврейское государство всем их призывам, очень скоро лозунг "Хороший еврей - мертвый еврей" воплотился бы в жизнь. Допустить, что таково их сокровенное желание, совсем сокровенное, на уровне подсознания? Любовь к мертвым евреям - это специалитет Европы, для которой нет плача сладостней, чем плач по ним". поставить закладку написать отзыв
|
inna@inna.kiev.ua |
|
||