Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво. Выпуск 143
"Уральская новь" #16, "Октябрь" #7

Дата публикации:  19 Августа 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

"Уральская" подача и вместе с ней разговор о втором томе антологии Виталия Кальпиди продолжается: этот выпуск "Чтива" представляет последний номер "Уральской нови", который, собственно, и являет собой антологию в полном объеме: все 60 авторов, без изъятий, и с тем же, уже цитировавшимся в прошлом "Чтиве", предисловием составителя.

На этот раз, поскольку речь пойдет о 60-ти, а не о 10-ти поэтах, я приведу другую выдержку из концептуальной статьи Виталия Кальпиди:

"Если бы у самопровозглашенного цензора, то бишь - составителя, то бишь - меня, хватило воли, то в этот том вошли бы не 60 авторов, а, скажем, 600. Включая и тех, кого иногда "высоколобый электорат" называет графоманами. Утверждаю: именно последние являются истинными "крестоносцами литературы". Именно они делают возможным выделить в чистом виде цели и смысл русской поэзии: трансляцию в мир универсальной сентиментальности, в качестве наиболее перспективного способа общения человека со своим прошлым и будущим. Именно они еще каким-то образом микшируют метафизическую подлость русской поэтической культуры, которая два столетия главным образом занимается тем, что делает для человека комфортным ощущение страха небытия".

Насчет "метафизической подлости", в общем-то, понятно, не факт, впрочем, что это исключительное свойство "русской поэтической культуры", - любая человеческая система так устроена. Про отдельную заслугу графоманов там как-то смутно, но не ищите логику:

"Может показаться, что подобные утверждения требуют серьезных доказательств. Ничего подобного: все, что требует доказательств, становится жертвой института этих доказательств ... Убеждают не аргументы, а их принципиальное отсутствие".

Далее там чудный пассаж об отсутствии критики как о принципиальном благе для уральской поэзии, и в этом составитель абсолютно последователен, более того - он уважать себя заставил. Он честно и нелицемерно призывает нас любоваться поэзией как состоянием, и уральской поэзией как своего рода человеческим документом, свидетельством той самой "метафизической подлости", что приручает страх небытия.

Итак, перед нами перечень 60-ти поэтов в порядке алфавита - от Юрия Авреха:

Вышел месяц из тумана
На поминках Финнегана;
Город Дублин крепко спит.
Финнеган в гробу храпит.
Смерти нет, ну что вы, право,
У Исаака и Исава
Вы спросите: смерти нет?
Через два часа - рассвет.

до Нины Ягодинцевой с ее "Балладой о пяти ангелах" и снежными красивостями "Сна о смерти":

Весна отвечает любой примете.
Последний снег - это сон о смерти:
Такой же мгновенный, прозрачный, влажный,
Наивный, как юный цветок бумажный,
И падает так же - почти отвесно -
Из бездны в бездну.

А между ними ерничает, заговаривая все тот же страх, Борис Гашев:

И подернет взгляд тоскою,
И зачахнет организм.
Я устроюсь под доскою,
Не достроив коммунизм.
Пионеры с громким боем
Барабанов подбежат,
С громким воем и разбоем
Разобьют и сокрушат.
Я предстал, как Бонапарте,
Отряхнулся, возопил:
"Вы сидели бы на парте,
А не грабили могил!"
Но безумные ребята
Повернулись и ушли.
Надо спрятаться куда-то...
Да куда - из-под земли?

А следом бодрится Николай Година:

Такая, знаете, натура -
Хоть на боку, абы вперед.
А смерть? Она всего лишь дура,
Когда бы не наоборот.

А вот уже другой извод "метафизической подлости" и, как сказал бы Виталий Кальпиди, "универсальной сентиментальности": Ирина Кадикова о поэте Пушкине и о школьном сексе:

Устав от зноя и весенней пыли,
Забыв о школьном бесконтактном сексе,
Я помню, Пушкин, мы тебя дрочили
В вонючем классе. А в скрипучем кресле
Сидел директор и зверел от страсти...итд.

Далее история разрешается куда-то в прозу. Как и следовало ожидать:

Касательно А.С. и Капитанской
Невинной Дочки - завершилась пьеса:
Она невинна, Пушкин - на гражданской,
а я, само собой, люблю Дантеса...

Следом сам Виталий Кальпиди разыгрывает другую пьесу: Вильям Шекспир с тщательно выписанными некрофильскими подробностями:

Она всплывет не раньше, чем всплывет
немая сцена: "Спальня. Очень рано.
И в девушку несчастный принц сует
не плоть, а семижильный сплав тумана".
И вот всплывает кверху животом,
который тверд и в голубых прожилах,
и вот она всплывает, и потом
опять всплывает, будто заслужила
всплывать и плыть на месте. Вся она -
почти топляк (и ты не спорь со мною):
из-под воды на четверть не видна,
а со спины - разрушена водою.

Так обстоит с "трансляцией универсальной сентиментальности".

Забавно, что едва ли не самым частотным размером в уральской антологии стал Х4 - балладный (как какой-нибудь "Вышел месяц из тумана..."), но больше все же с уклоном в "Буря мглою..." - "Кто на туче - хрен летучий". - Этот "хрен", если мне не изменяет память, я уже однажды из "Уральской нови" цитировала.

А fiction и non-fiction на этот раз из последнего - июльского "Октября". Здесь очень длинная, неспешная, томно-курортная повесть Тамары Орловой "Ловушка для ящериц" и пестрые рассказы екатеринбуржца Игоря Сахновского (почему-то обойденного уральской антологией, кстати говоря). Подборка называется "Счастливцы и безумцы", а рассказы уже являлись в сетевом "Декамероне". Хотя, кажется, там не столько "декамероновская" (новеллистическая), сколько провинциальная типология - про чудаков и антиков. Еще один рассказ - переделкинская история "Золушка" Надежды Кожевниковой обретается в рубрике "Нечаянные страницы".

В регулярном "Путевом журнале" наивная "картография русской литературы" от Дмитрия Замятина, Анатолий Найман и Галина Наринская на этот раз готовят дичь ("Процесс еды и беседы"). Наконец, еще один продолжающийся авторский проект - "Записки без комментариев" Вадима Перельмутера: здесь тоже своего рода "картография", - разного порядка наблюдения над литературными "Северо-Западом" и "Юго-Западом", и, соответственно, - про "зеркальное двойничество" Олеши и Набокова. Но тут же сокрушительный контраргумент: "Ахматова родилась в Одессе. Однако причисление ее к "одесситам" в литературе выглядело бы дико".

Студенческие сочинения авторов "штудийной рубрики" посвящены толстым журналам; семинаристы Дмитрия Бака распределились по жанрам: кто-то читает только прозу, а из всей прозы только Михаила Тарковского, у какового Михаила Тарковского обнаруживается Стиль - большой и теплый как слон (так - буквально). Прочие читают "стихи в прозаическом обрамлении" (в скобках зачем-то пояснение "поэзия в обрамлении прозы"), а также отдельно взятую критику, и делают исключительно полезные наблюдения о том, где именно имеет смысл читать журналы (в общественном транспорте или в очереди в поликлинику), и о том, что "толстые журналы представляют собой огромное поле для вдумчивого чтения и разбора для того, кто готов изучать литературу последовательно, шаг за шагом". Вообще забавно, наверное, было бы сравнить штудийные проекты "Круга чтения" (имел место в прошлом году) и "Октября", и понять наконец, почему так по-разному, но одинаково несчастливы эти несчастливые семьи...

А в центре 7-го "Октября" круглый стол про "русскую идею" ("Русская идея: текст и реальность"). Мероприятие состоялось в Санкт-Петербурге по инициативе некой Международной ассоциации "Русская культура". Состав участников увлекателен сам по себе: доктор наук Нина Андреенкова, кандидат богословия о. Вениамин, контент-менеджер сайта "Конструирование будущего" Артур Гавриленко, главный редактор издательства "Терра Фантастика" Кирилл Королев, профессор ЮНЕСКО (?) Дмитрий Спивак итд. Венчает список участников критик Виталий Шубинский. Разговор там идет долгий, обстоятельный и без неожиданностей, ключевые слова: постмодернизм, глобализм, панславизм, пассионарность, проект, Достоевский, Солженицын + нечто зыбкое, именуемое "Русский мiр". Этот "Русский мiр" призван стать глобальным проектом, а русская идея, в общем-то, проста: "Как сделать, чтобы воровства стало меньше?"

За "круглым столом" в той же публицистической рубрике следует Леонид Гиршович со статьей "Война, которой нет альтернативы" - о ближневосточном мире, то есть о невозможности его. "Круглый стол" о "Русском мiре" был многолюден, расплывчат и при этом един, как греческий хор. Гиршович - один, но без конца спорит сам с собою, являя что-то вроде поэтической фигуры "Два голоса".

"Я стремлюсь к максимально возможной в моих обстоятельствах объективности, я балансирую на грани еврейского самоненавистничества - чувства, которое, наверное, присутствует в каждом еврее, если только еврейство для него не профессия, - но при этом ни на миг не забываю, на чьей я стороне. Утверждать, что есть две правды: одна - арабская, другая - еврейская, - означает впасть в нравственное язычество: правда всегда одна...

Израильские военные настаивают на том, что во время своих операций они щадят арабское население. Западное телевидение демонстрирует прямо противоположное. И никто не сомневается: не будь телеобъективов, пролилось бы еще больше арабской крови. Больше арабской, и соответственно, меньше еврейской - это следует подчеркнуть, поскольку тут возникает естественный вопрос: если международное общественное мнение для Израиля играет такую роль, что в угоду ему он жертвует своим самым дорогим, действительно самым дорогим, жизнью своих солдат, то где же антипалестинская пропаганда, по какой причине она начисто отсутствует? Прежде всего по глубоко укорененной привычке старшего поколения израильтян считать себя жертвой, которая ни перед кем не должна оправдываться и меньше всего перед Европой. Но также и по неумению - чего только стоят ссылки некоторых израильских политиков на бомбардировку американцами Афганистана, вот уж воистину неотразимый аргумент в глазах миролюбивого человечества! Тогда как арабы прошли советскую школу промывки западных мозгов. И потом традиционная сионистская пропаганда долгие годы имела лишь одну цель: под видом привлечения в страну новых репатриантов услаждать слух самих пропагандистов. Иными словами, евреи недоверчивы настолько, что постоянно убеждают в своей правоте самих себя. В этом смысле я не исключение. Однако никакое самодистанцирование, порой даже заигрывающее с самоненавистничеством, не мешает мне видеть, сколь несопоставим масштаб зла с тем, что можно вменить - и должно вменять - в вину евреям. Израиль в отчаянно безвыходном положении: его легитимность не оспаривается лишь на условиях, гарантирующих его уничтожение..."

Как ни странно, но в финале автору удалось примирить свои "два голоса", уравновесить еврейскую и арабскую правду, найдя третью - европейскую - неправду, то есть та самая привычка "не оправдываться ни перед кем и меньше всего перед Европой" взяла, в конечном счете, верх и обратилась в логический point:

"Когда сравнивают Рамаллу с Освенцимом (речь о левоевропейской риторике. - И.Б.), то как бы не оставляют для ее жителей иного выхода, кроме как последовать примеру защитников Варшавского гетто. Трудно сказать, чего тут больше, кощунства или провокации, успех которой себя ждать не заставит, обернувшись еще десятком арабских смертей, да, возможно, и еврейских. Положим, высказывание Сарамаго - одиозный случай. А вот что стоит за такой рутиной, как ритуальные заклинания о мире, сопровождающиеся призывами к Израилю прыгнуть выше головы, - что стоит за этим систематическим подливанием масла в огонь? Нарциссизм? Желание во что бы то ни стало поддержать слабого? В компании с ОПЕК это особенно приятно. Но только тогда инстинкт нравственного самосохранения здесь ни при чем. Я зря стараюсь: всем все и так понятно. Не сидят же три поколения судетских немцев в беженских лагерях где-нибудь в Баварии, денно и нощно скандируя: "Су-де-ты!" Представляете: голодные, озверелые судетские немцы с автоматами, рвущиеся в Чехословакию, - не то страшный сон, не то кадр из фильма Кустурицы. А ведь на Ближнем Востоке тоже была война, и тоже проигранная теми, кто ее начал. Нет, конечно же, эти добрые люди отлично понимают, что, внемли еврейское государство всем их призывам, очень скоро лозунг "Хороший еврей - мертвый еврей" воплотился бы в жизнь. Допустить, что таково их сокровенное желание, совсем сокровенное, на уровне подсознания? Любовь к мертвым евреям - это специалитет Европы, для которой нет плача сладостней, чем плач по ним".


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 142 /12.08/
"Урал" ##7,8. Шестикрылый осьмирук и Стойкий оловянный солдатик.
Леонид Костюков, Толстые журналы к 2003 году /06.08/
Какой образ читателя культивирует толстый журнал? Это тот самый читатель, что и 20 лет назад. Не его духовный сын, а он сам. Если ориентироваться на него, то надо быть готовыми к снижению тиража до нуля. Обновление журнала должно начаться с объявления авторам об отказе от прежних обязательств и упразднения позорного списка на обложке.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 141 /05.08/
"Знамя" #8. Чуда не произошло, рок-н-ролл мертв, Игорь Крутой жив, наш герой лабает Шуфутинского по заявкам "продажных олигархов" и валютных проституток.
Ян Левченко, Журнал как акция, или Клинический радикализм /29.07/
"Художественный журнал", "Номер", "Критическая масса", "Уровень", "Синий диван". Мы разжевали и выплюнули серийных убийц вместе с фильмами Тарантино, и акции навевают нам в лучшем случае скуку, в худшем - страх. Ситуация уже не единожды взорвалась изнутри - безличный терроризм заботится о насыщении наших эстетических чувств.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 140 /29.07/
"Арион" #2, "Октябрь" #6. Занимательная кулинария, ностальгия по "Беломору" и "Хвала масскульту".
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru