Леонид Костюков. Толстые журналы к 2003 году. - "Круг чтения" "Русского журнала"

Цитата:

"Сейчас свежему человеку трудно оценить феномен "Нового мира" Твардовского, в первую очередь, - из-за (за редким исключением) чрезвычайно низкого художественного уровня опубликованных там произведений. Хвост кометы, шлейф обсуждений, отсылок был много важнее ядра. Хрестоматийным в этом отношении стал пример "Оттепели" Эренбурга, давшей имя целой эпохе, но не вошедшей в живой круг чтения. ...

Тихо и незаметно вошел в историю "Новый мир" Наровчатова начала 80-х. Он уже не отделял плохого сталина от хорошего ленина и еще не углубился в проблему поворота рек и прочую perestroyku. Буквально в каждом наровчатовском номере дышала хорошая проза, случались стихи. Между тем, сегодняшние студенты-филологи (историки, журналисты) тараторят на экзаменах про Твардовского и Кочетова, а начала 80-х не вспомнят.

Вот это и есть позор и унижение литературы. Низведенная до роли то ли служанки, то ли врио, она иногда скидывала фартук, но ее красота оказалась не востребована. Бодрые шестидесятники, чудесно скользящие по любой поверхности, попытались упразднить глубину как таковую..."

Лихость, с которой написан этот текст, наводит на грустное размышление.

Я еще могу как-то объяснить для себя то ожесточение, с которым в конце восьмидесятых тогдашние молодые писатели ополчились на "засилье в литературе шестидесятников". Писателям этим, не допущенным литературно-идеологическим аппаратом семидесятых и начала восьмидесятых годов вовремя к печатным изданиям, оказалось легче возложить вину на более счастливых, вошедших в литературу в краткий период цензурных послаблений 60-х годов, собратьев, чем разобраться в ситуации. Но там была реальная обида, и, по крайней мере, самое обиду понять можно. Обидой той и был рожден мифический образ шестидесятника, так сказать, "евтушенко-рождественского разлива".

Но чем объяснить потребность в мифе о "бодром, поверхностном и бездарном шестидесятнике" у писателя совершенно другого поколения, поколения, которому уже никакие "шестидесятники" не помеха?

Судя по тексту статьи Костюкова, - элементарным неведением.

Похоже, что про реальную литературу шестидесятых годов нынешнее поколение молодых литераторов знает очень мало. Точнее - ничего не знает. С подобным я уже сталкивался, - я видел потрясение нынешних молодей людей, которые вдруг обнаруживали существование отечественного кино шестидесятых годов, посмотрев, скажем, "Июльский дождь" Хуциева или "Тени забытых предков" Параджанова.

И, возможно, нынешнему поколению молодых литераторов (но вероятнее все же, что - поколению, которое последует за нынешними "молодыми") еще предстоит открытие целого пласта русской литературы. В частности, того, чем на самом деле была для русской литературы проза "Нового мира" шестидесятых годов.

Спорить о ней с Костюковым у меня не получится. Кроме разности вкусов, нас разделяет разная степень осведомленности. Текст его вынуждает не спорить, а, прошу прощения, просвещать. Ну, скажем, объяснять, что "Оттепель", которой Костюков характеризует "феномен "Нового мира" Твардовского", и Эренбург, в котором персонифицируется для критика образ "писателя-шестидесятника", не имеют отношения ни к "Новому миру", ни к самим шестидесятым годам, - повесть была напечатана в 1954 году журналом "Знамя". Что касается наровчатовского "Нового мира" начала 80-х, когда там, по представлениям автора, наконец-то начала появляться собственно художественная литература, то должен сообщить, что "Новый мир" с 1981 по 1986 год редактировался не Сергеем Наровчатовым, а Владимиром Карповым. Ну, и так далее.

Поэтому - вместо полемики просто несколько справок для заинтересованного читателя.

Кто был автором "Нового мира" в 60-е годы, то есть, чьи произведения определяли эстетические - и, соответственно, философские и социально-философские - ориентации журнала?

Виталий Семин, Юрий Домбровский (с "Хранителем древностей", романом, прочитанным тогда исключительно как роман обличительный; к сожалению, даже появление в конце 90-х полного текста "Факультета ненужных вещей", писавшегося как раз в шестидесятые годы, не подвигло критику прочитать роман, как прозу историко-философскую), Сергей Залыгин (чью поразительную и по стилистике, и по независимости мысли повесть "На Иртыше" постигла та же участь), Александр Солженицын с "Одним днем Ивана Денисовича" (прочтите его, наконец, как художественное произведение), Георгий Владимов, Фазиль Искандер (с "Созвездием Козлотура" и рассказами), Василий Аксенов (времен рассказа "Папа, сложи"), Константин Воробьев, Виктор Некрасов, Василий Шукшин, Василь Быков, Василий Белов (Плотницкие рассказы" и "Бухтины вологодские"), поздний ("мовист") Катаев, Борис Можаев, Юрий Трифонов, Михаил Рощин, Федор Абрамов. Художественный и интеллектуальный уровень этой прозы делал естественным для журнала представление ее в достаточно широком культурном контексте - на страницах тех же номеров журнала соседствовали переводы из современной западной литературы: Белль, Уоррен, Камю, Сэлинджер, Сартр, Джон Чивер, Натали Саррот и т.д.

Говорить осведомленному читателю отдельно про высокий художественный уровень прозы перечисленных здесь писателей глупо. А тем, кто не читал, и кому действительно хотелось бы узнать, чем была русская литература в 60-е годы ХХ столетия, я бы посоветовал начинать знакомство с нею, ориентируясь именно на этих писателей. Особенно бы рекомендовал это - людям пишущим.

...О "Новом мире" в 80-е годы. Мне не хотелось бы чернить работу редакторов того, не самого легкого для журнала времени, там были замечательные публикации того же Трифонова, или Маканина, или Георгия Семенова и других, но в общем контексте журнала публикации эти выглядели "текстами на подверстку" к опорным для концепции карповского "Нового мира" публикациям - к идеологически выверенной прозе Юрия Бондарева, или Александра Проханова, или Рекемчука, или бесконечным, не один год печатавшимся, "Годам без войны" Анатолия Ананьева и т.д.

...О тезисе про благотворную деидеологизацию в деятельности "Нового мира", случившуюся в 80-е годы. Про то, что - если не расцвет, то, пусть скромное, но - художественное цветение "Нового мира" начала 80-х годов каким-то образом связано с отказом редакции от вредной для литературы оппозиции "плохого сталина хорошему ленину". Да, действительно, про "плохого сталина" в начале восьмидесятых практически не упоминали. В "Новом мире" писали, и очень много, про "хорошего ленина". И еще про одну, стремительно разбухавшую в истории фигуру - Воина и Сеятеля, и просто Мудрого Руководителя "Товарища Леонида Ильича Брежнева" (заковычено словосочетание, которым в тогдашних газетах называли генерального секретаря, то есть до нынешнего титулования Туркменбаши дело тогда не дошло, но вектор был определен). Именно на годы наровчатовского и карповского редакторства пришелся более чем двусмысленный роман журнала с властью и идеологией - именно в "Новом мире" состоялась публикация эпохальных сочинений генсека, удостоенных впоследствии Ленинской премии по литературе.

... Вот комментарий, которого потребовали только три абзаца из статьи Костюкова. Поэтому - останавливаюсь.