Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Они садятся на разные ветки
"Иностранная литература", # 7, 8

Дата публикации:  2 Сентября 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Центральный материал седьмой "Иностранки" - роман Патрика Модиано "Маленькое Чудо" в переводе Ирины Кузнецовой. Тут весь набор писательских кунштюков, знакомых нам еще по "Улице темных лавок". Смотрите: по вечернему Парижу наших дней блуждает анемичная девушка. У девушки ни имени, ни свойств. Родства она, само собой, не помнит, а потому ищет связи. В результате этого поиска на полях романа появляются и тоже начинают бесцельно кружить: странная женщина в желтом пальто, случайные брюнеты с радиоточками, неоновые шпионки на каблуках и заброшенные дети с инфернальным взглядом. Ну, и классический пейзаж от мистика-урбаниста Модиано: окраины больших городов, многоквартирные дома - на одно лицо, - коридоры в этих самых домах, вентиляторы в этих коридорах и шеренги зеленых дверей в белой-белой стене. Что там, за дверью? Золотые плоды? "Вы слышите нас?"

И вот когда вся эта тишина и неизвестность - вся эта, с позволения сказать, "бытовая таинственность", которой полным полно в перенаселенных городах с былой славой, тем паче под вечер, когда зажигают огни на бульварах, - когда все это наваливается на бедную девушку, девушка садится на пол и тихо глотает таблетки, заедая таблетки молочным шоколадом без орехов. А потом ждет конца.

Но умереть в больших городах - даже с былой славой - не так-то просто. И сутки спустя нашу девушку "оживляют". Она снова спускается в лабиринт - то есть в метро - и начинает искать своего Минотавра. Минотавра нет, или он катит по соседей ветке. Кто знает? Романы Модиано держатся именно на том, что лабиринт, скорее всего, пуст. И новая жизнь будет такой же бесцельной, как прежняя. А самоубийство в нашем обществе давно играет терапевтическую роль.

Проверить: ты жив или нет?

В этом же номере - другой Париж. Это главы из большого романа "Гунны в Париже" венгерского классика по имени Дюла Ийеш в переводе Юрия Гусева. Эпопея чужого в столице, сотня довольно унылых страниц текста с истерическими перепадами в меблированных комнатах/мансардах. Чтение только под конвоем.

Так что лучше заняться Томмазо Ландольфи, которого блистательно препарирует переводчик Геннадий Киселев, - или стихами. Из стихотворных подборок рекомендую британца Эндрю Моушена. Там тоже много о смерти, но "Посланец примиренья" в переводе Максима Калинина - вещь замечательная, она составила бы славу, скажем, и Шеймасу Хини. Рядом подборка австрийской поэтессы Лизы Майер в переводе Дмитрия Белякова и Дмитрия Кузьмина. В этих стихах много про мгновенья "без конца и начала". Есть также "белый смех". Что такое "белый смех" мне неизвестно. Поэтому рекомендовать эти стихи я, воля ваша, не берусь. На мой вкус Лиза Майер и ее переводчики представляют худшее, что доживает свой век в западной поэзии.

Если вас интересует лучшее в поэзии за прошлый век - читайте в седьмом номере интервью с Наташей Спендер, вдовой знаменитого Стивена Спендера. Кажется, это первое выступление леди Наташи в наших краях - и я ручаюсь за него лично.

Мы же переходим к восьмому номеру. Этот номер никак не страдает анемией. Прежде всего благодаря Янушу Гловацкому. Вы знаете этого "полячишку", "My sweet Raskolnikow" печатался в "Новой Юности" (1993, #2). Повесть "Последний сторож" в замечательном переводе Ирины Подчищаевой - классический пример карнавальной литературы, наглядное пособие для выкладок Бахтина. Тут есть бегство, внезапное богатство, всевозможные перипетии, а также вставные новеллы от лица второстепенных персонажей, масса профанного на святых алтарях и сугубо сакральное в грязных сортирах. В общем, выходит, не зря Гловацкий любил Достоевского. Просто у нашего классика все - о последних стадиях развития души. А у польского современника все - о финальных стадиях развития социума.

Которые лучше всего карнавализировать на материале Америки.

Однако важнее в этом номере обратить внимание на Милана Кундеру и фрагменты его романа "Книга смеха и забвения" в переводе, само собой, Нины Шульгиной. Это чешский, 1978 года, опус писателя. Тут Кундера еще "теплый и живой", и странным образом героиня его Тамина перекликается с той - малокровной - девушкой у Модиано: как будто та, парижская Амели без памяти и родства переехала в Чехию и просто разносит кальвадос. Это, если угодно, исторический роман. В том смысле, что история тут мыслится Кундерой как доброкачественная череда перемен, а значит, история есть в том числе история памяти на историю. Однако история - советская, в частности, - антиисторична. Она мыслится вечностью - ступором, повтором, торможением - а потому полностью атрофирует память. Что толку помнить, если на дворе всегда одно и тоже? Что толку ехать, если все равно вернешься в исходную точку? В сущности, все "чешские" романы Кундеры об этом: о постепенной атрофии памяти. Они, эти романы, повести и рассказы, улыбчивы и смешливы, но это юмор и улыбки людей, страдающих беспамятством. Все французские, в таком случае, сочинения Кундеры - это логическое продолжение чешских. Просто атрофия памяти тут свершается на уровне текста, письма.

Финал - великолепная гранд-дама современной мысли Сьюзен Сонтаг: лучший эссеист, культуролог и писатель наших дней. Журнал печатает ее эссе "Болезнь как метафора" в переводе Марка Дадяна. Эссе тоже давнишнее, 1978 года, но мифы, окружающие болезнь, нынче вполне актуальны.

Речь идет в основном о двух "культовых" болезнях: туберкулезе и раке. Причем решающее слово тут "культовый". Собственно, анализ восприятия социумом этих болезней можно выстроить уже на этом понятии: сравнить, например, насколько "культовым", то есть стилеобразующим, "смысловым", "во времени", был туберкулез, и насколько бесстильным, пустотным, "в пространстве" - рак. Соответственно, метафоры болезней в социуме можно распределить по этим категориям: что Сонтаг и делает. Туберкулез - болезнь недостатка: это таяние тела, превращение его в жидкость, слизь, мокроту. Рак - болезнь переизбытка: это перерождение, отвердение, мутация, дополнение. Идеально применимо к стадиям развития современного общества. Первое - к индустриальному, второе - к постиндустриальному. Поражает еще и бесстрастный тон автора: как если бы речь шла о логических выкладках.

Ну, и фатализмом - потому что спустя пару десятков лет после этой статьи Сонтаг имела возможность проверить свои выкладки на практике.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Сергей Костырко, Простодушное чтение (3) /02.09/
Писатель как Very Important Person - Евгений Рейн про Евгения Евтушенко.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 145 /02.09/
"Новый мир" #8. Наша папа громко плачет...
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 144 /26.08/
"Неприкосновенный запас" #3 (29). Оттенки российского капитализма и американское жесткое порно глазами феминистки.
Сергей Костырко, Простодушное чтение (2) /26.08/
Похоже, что про реальную литературу шестидесятых годов нынешнее поколение молодых литераторов знает очень мало. Точнее - ничего не знает.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 143 /19.08/
"Уральская новь" #16, "Октябрь" #7. Уральская антология нон-стоп; ближневосточная война и Русский мiр.
предыдущая в начало следующая
Глеб Шульпяков
Глеб
ШУЛЬПЯКОВ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru