Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво. Выпуск 147
"НЛО" #61

Дата публикации:  16 Сентября 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

61-й номер "НЛО" открывается блоком статей памяти Мориса Бланшо.

95-летний Морис Бланшо скончался 20 февраля этого года в Париже после многих лет добровольного затворничества. "Бланшо не создал своей философской системы, не написал толстого романа, но заразил интенсивностью и холодной страстью своего письма, ясностью и точностью мысли сразу несколько поколений французских интеллектуалов, став при жизни легендой", - заявляет собравший для "НЛО" переводы и статьи о Бланшо Артем Магун. Подборка открывается небольшой "биобиблиографической" статьей Жоржа Батая, смысл которой в том, что Бланшо был литератором "от философии", буквально - от немецкой философии. По мысли Батая, он продолжает традицию немецкой феноменологии, однако "придерживается" при этом "французского принципа ясности". Далее там следуют цитаты и толкования, которые заставляют задуматься о том, что же есть такое "французский принцип ясности", а в конце замечательный в своем роде вывод: "Темные речи: и ничто не может их прояснить". Сам Бланшо представлен разрозненными заметками о Ницше, собранными и переведенными Виктором Лапицким, и громоздким послесловием самого Виктора Лапицкого, которое по стилю и смыслу уподобляется предмету, то есть проникнуто той самой - особого рода - "французской ясностью", а заканчивается следующим пассажем:

Наивно было бы надеяться, что все вышеизложенное может в чем-то, хоть и задним числом, помочь, что-то прояснить читателю Бланшо - разве что поощрить его в дальнейших блужданиях. Помогает ли оно второй инстанции, тексту? Но в чем? Как ему можно помочь?.. итд.

Следующий блок столь же герметичен, но он, собственно, так и называется - "Поэзия и герменевтика" - и открывается статьей составителя Ильи Кукулина: "Вдумчивое непонимание: возвращение герменевтики". Здесь, что характерно, нет и не может быть попытки "прояснить" смысл (замечательная цитата: "Смысл дается, конституируется благодаря тому, что новый смысл оценивает заранее заданный смысл, который над- или перестраивается по-другому, "деструируется"), зато есть попытка "успокоить":

...Отказ от понимания также может быть понят как часть процесса понимания (что важно, например, при интерпретации творчества Мориса Бланшо и его критической позиции).

Затем самая логичная в таком блоке "вдумчивая" статья о "непонимании" Целана (Анна Глазова. "Пауль Целан - существо"), суть, кажется, в том, чтобы сделать непонятное еще более непонятным. Здесь же опыт герменевтического прочтения ленинградской "спиритуальной" поэзии 1970-х: речь, главным образом, об Александре Миронове, одном из первых лауреатов премии Андрея Белого. Причем "герменевтическое прочтение" сводится к вполне привычному и традиционному на сегодняшний день "анализу поэтического текста", более или менее удачному.

Следующий герой - "темный грек" Мильтос Сахтурис. Статья Ирины Ковалевой называется "Герменевтика мифа" и, очевидно, наследует Лену Силлард ("Орфей растерзанный"). Собственно объект - "манифест" Сахтуриса "Голова поэта":

Отрубил себе голову
положил на блюдо
и пошел с ней к врачу.
- Пустяки, - сказал врач, - ничем ты не болен
просто она раскалилась
брось-ка ее в реку а там посмотрим
бросил я ее в реку вспугнул лягушек
тут-то она и заблажила
завела чудные какие-то песни
заскрипела жутко зубами и завопила
взял я ее и надел обратно
метался как безумный по городу
на плечах зеленый восьмигранник голова поэта

Сюжет анализа - "превращение" отрубленной головы Иоанна Крестителя в голову Орфея на фоне едва ли не избыточного множества контекстов - от Аристофана и Рильке до Бродского и Дилана Томаса. Финал таков: "...Сахтурис говорит "темным" языком шамана. Второпях это называют сюрреализмом".

Наконец, Илья Виницкий вслед за Андреем Зориным отвечает на вопрос "Почему никто не любил (не понимал) Василия Андреевича Жуковского?", иными словами, - не находил "вкуса и смысла" в "Овсяном киселе". Статья менее прочих темна и замысловата и, кажется, единственная в этой подборке имеет непосредственное отношение к Гадамеру, к учению о рецепции и разного рода интерпретационным планам.

Итак, то была герменевтика и поэзия, следующие блоки 61-го "НЛО" отсылают к прозе, а именно - к Гоголю, Алексею Ремизову и Борису Пильняку.

Александра Плетнева находит "низовой" источник гоголевского "Носа" - лубочную картинку "Похождение о носе и сильном морозе", затем там еще две статьи о Гоголе в кино, статья о ремизовских толкованиях гоголевских и не только гоголевских сновидений (Елена Обатнина. "Метафизический смысл русской классики"), "заметки о ритмическом своеобразии прозы Бориса Пильняка" и публикация семи писем Пильняка Ремизову.

В модном и непременном с некоторых пор "дневниковом" блоке неминуемый Кирилл Кобрин с "Похвалой дневнику", Виктор Пивоваров там же сообщает нечто о "перепахавших" его дневниковых "заметках" "гениального" Леона Богданова (любопытна генеалогия: "Прямой... литературный папочка Богданова - Поприщин. А мамочка - Сэй-Сенагон. Из их "гремучего брака" и возникает Богданов"). И неожиданный (едва ли уместный!) в этом ряду... Лев Толстой (Ирина Паперно. "Если б можно было рассказать себя...": дневники Л.Н.Толстого"). У Толстого своя генеалогия - от Стерна и Руссо до Канта, Локка и Августина; предмет статьи Ирины Паперно - механизмы постижения и переживания времени в ранних дневниках, "Истории вчерашнего дня", наконец, в поздних альманахах в роде "Круга чтения":

Толстой с юных лет догадывался о том, что его утопия - превратить всего себя в открытую книгу - недостижима. Тома его дневников - его "критика чистого разума" и его "суждение о мире как о представлении" - оставлены им как памятник неудаче - неизбежной неудаче любого писателя (или читателя), нацеленного на полную текстуализацию себя. Толстой надеялся, что в смерти он сможет наконец испытать чувство подлинного бытия - вневременное, внеличностное бытие в настоящем, которое невозможно описать словами. На протяжении многих лет он готовил себя к этому опыту, следя в своем старческом дневнике за разрушением тела, забвением прошлого и даже уничтожением самого сознания. Иногда он признавал, что оставить описание подобного опыта так же невозможно, как записать свой сон синхронно с самим сновидением. Однако время от времени Толстой, который в молодости (в "Истории вчерашнего дня") предпринял-таки такую попытку, пытался подготовить отчет о собственной смерти. В смерти Толстой надеялся наконец оставить писательское поприще - он готовился прекратить писать книгу своей жизни (или перечитывать ее в уже отпечатанной версии) и на мгновение увидеть свет, падающий на то, что не подлежит представлению.

Поразительно, но статья о Толстом чуть ли не единственная в этом контексте, где присутствует понятие "неудачи", невозможности чего бы-то ни было. Никто из прочих героев "дневникового цикла", равно никто из авторов и персонажей последующей "Хроники современной литературы", - неудач, похоже, не знает. Зато бросается в глаза, что рецензенты "Хроники..." по характеру текстуальной "невменяемости" стремятся уподобиться собственному предмету, и вот отличная цитата, которой заканчивает свою статью об очередном номинанте на премию Андрея Белого Дарья Суховей:

...В конце - только тугие спазмы, я просто не смогла, но стихи его мне отчего-то нравятся.

Последний отдел "НЛО" - "Библиография", и здесь новый выпуск "Заметок о теории" Сергея Зенкина - "Русская теория и интеллектуальная история". По Зенкину, "история идей" мыслима лишь в пространстве "междисциплинарном", и это объясняет неуспех подобного рода штудий в отечественной гуманитаристике с ее "непрозрачными" границами. Однако далее там речь идет об истории пражского структурализма, о его "сродстве" с евразийской идеологией, о биологических моделях в русских гуманитарных науках 1920-1930-х гг., о связи русского формализма с морфологической традицией, с лингвистикой Карла Бюлера итд. Таким образом, объект оказывается вполне "прозрачен", но собственно "история" пишется, главным образом, по-французски и по-английски.

Другой постоянный автор библиографического отдела "НЛО" Б.М.Витенберг выступает на этот раз с содержательным обзором "сталинианы" последних лет ("По направлению к Сталину"). С одной стороны, перед нами "тяжелая артиллерия классического психоанализа", и здесь авторы видят сны ("Сон. Я на Таити. Я только что узнал <...> что Сталин в действительности был не грузин, а выходец с Таити". Мало того, генералиссимус в этом сне оказывается "не мужчиной, а женщиной", да еще с "бронзовым цветом кожи"); на манер В.Сорокина рассуждают о гипотетической гомосексуальности отца народов и... идут на поводу у русских писателей (пишущие о Сталине западные психоаналитики в качестве "документального" ссылаются на воображаемый разговор Виктора Некрасова со Сталиным, как если бы биографы Александра I ссылались на пушкинский "воображаемый разговор" с императором). А еще, как позднее выясняется, "психоаналитические историки" (и не только они) идут на поводу, кроме всего прочего, у ЦК КПСС, "вбросившего" в свое время версию о "Сталине - агенте охранки": версия вполне "перестроечная" и призвана была объяснить истоки "советского термидора".

С другой стороны, педантичное исследование медицинских карт, карандашных помет на книгах кремлевской библиотеки (многократные "ха-ха" на страницах толстовского "Воскресенья"), дотошное изучение "дореволюционных закулисных связей" итд. - все, что, по мнению автора обзора, призвано усложнить привычную картинку и откорректировать "привычные упрощенные объяснения". Однако этого не происходит:

Парадоксальным образом любая новая информация, которая вроде бы должна менять уже сформировавшиеся представления о личности и жизненном пути кремлевского властителя, истолковывается так, чтобы, наоборот, лишний раз в них утвердиться.

Финал, тем не менее, оптимистический:

Но, к счастью, и наши государственники, и наши националисты, и вся наша политическая элита едины не только в этом <т.е. в апологии Сталина как воплощения российской государственности. - И.Б.>. Они, судя по размерам бюджета столь любезного им государства, не платят налоги. Согласно экспертным оценкам размаха коррупции в России, берут и дают взятки. Так что нового издания сталинизма можно не опасаться. И декорации после "мартовского бенефиса" товарища Сталина уже разобраны, а свет в зале погашен.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Сергей Костырко, Простодушное чтение (5) /16.09/
Про "эстетическое" - залыгинская формула прозы и горячие финские парни.
Виктор Перельман, Рецензия на рецензию ЛД на книгу ВП "ДПП (НН)" /09.09/
"Культовый" (как некоторые считают) литературный критик ЛД, работающий в "культовом" (как некоторые считают) журнале развлечений "А", написал рецензию на новую книгу "культового" (как, очевидно, думает ЛД) писателя ВП под названием "ДПП (НН)".
Сергей Костырко, Простодушное чтение (4) /09.09/
Эссеистика в восьмом "Новом мире" - партиец Дмитрий Быков и вольный философ Александр Образцов.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 146 /09.09/
"Звезда" #8, "Октябрь" #8. Мы, значит, армяне, а вы на гобое.
Глеб Шульпяков, Они садятся на разные ветки /02.09/
"Иностранная литература", # 7, 8. Самоубийство - лучший способ начать новую жизнь.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru