Характерной чертой "философских", "социологических" или "политологических" высказываний, определяющих себя в перспективе современности неким событиям (в данном случае это событие 9.11, война в Ираке, война с "международным терроризмом"), является то, что все они так или иначе касаются проблемы обоснования этих событий или действий тех или иных субъектов, акторов и агентов актуального политического процесса, вершащейся на наших глазах истории или некой более крупномасштабной социокультурной динамики. Мотивы могут быть разные: дать обоснование, лишить обоснования, вскрыть глубинные основания, обнаружить отсутствие любых оснований, указать на условия возможности того или иного обоснования и т.д. В любом случае устанавливается определенное отношение факта (высказывание политика, военная операция, теракт, выпуск новостей, аналитическая статья...) к "порядку вещей", рациональному устройству мира, которое может мыслиться "реальным" или "воображаемым" ("желаемым"), или к "порядку ума", ratio как таковому, которое является либо естественным определением нашей познавательной способности, либо набором техник и процедур, принятых меж добропорядочными, уважаемыми и уважающими других людьми. Спектр возможных ответов и решений, т.о., по крайней мере сегодня, в 2003-м году, определяется оппозицией "рациональное/иррациональное", причем рациональность, респектабельность и дееспособность самих авторов не вызывает никаких сомнений, а если и вызывает, высказываться об этом публично будет непорядочно и бесчестно.

Юрген Хабермас в статье с подозрительно длинным заголовком "Что означает низвержение памятника? Не надо закрывать глаза на революцию в мировом порядке: нормативный авторитет Америки лежит в руинах" мыслит, исходя из желательности и возможности некого "космополитического правового состояния", нормативной и рациональной прозрачной среды, в которой будет осуществляться беспрепятственная и всеобщая коммуникация. Долгое время Америка была центральной АТС (или центральным сервером, как угодно) этой находящейся в процессе становления тотальной коммуникации, однако, единожды (!) нарушив нормы международного права (а также логические правила определения: см. с. 93) войной в Ираке, она "...разрушила этот свой имидж" (с. 91). Косово не считается, ибо "...полученная задним числом легитимация... обоснована тремя обстоятельствами" [курсив Р.Г.] (там же). Неважно, что это были за обстоятельства, главное, что акция в Косово не противоречила принципу достаточного основания. Если продолжить мысль Хабермаса: получается, что всякий здравомыслящий субъект, который завтра даст неоспоримое обоснование войны в Ираке, тем самым восстановит "нормативный авторитет" Америки. Кроме того, Хабермас саму войну, похоже, считает чем-то иррациональным, а потому государство, определяющее свою политику в терминах жесткой дихотомии "война/мир", неэффективно в качестве глобального коммуникатора, - лучезарный поток денег и информации забивается шумом под названием страх:

"...страх... сверхдержавы перед терроризмом, похоже, сгущается в страх некого декартовского субъекта, пытающегося превратить в объект как себя самого, так и окружающий его мир, чтобы поставить все под свой контроль" (с. 94).

Можно сказать, что Америка практикует некий допотопный картезианский рационализм, нацеленный на построение единого универсума на единых основаниях и потому в основе своей иррациональный (ведь он противоречит плюралистической "реальности" современного мира). Хабермас тоже полагает, что разум повсюду и что все действительное станет в конечном итоге разумным, но вот только сделает оно это в каждом географическом регионе по-своему, сообразуясь с господствующей в нем жизненной формой.

Николай Плотников в статье "Credo, quia absurdum: Политическая теология Дж. Буша-младшего" указывает, что в сегодняшней Америке на смену "трезвому прагматизму реал-политиков" пришел новый стиль: "глобальное обеспечение интересов США как религиозная миссия" (с. 71). Религиозная риторика выступлений президента в преддверии военных действий в Ираке "...становилась тем активнее, чем меньше оставалось у администрации рациональных доводов... <...> Как в старой формуле, приписываемой Тертуллиану, - "верую, ибо нелепо" - единственное оправдание находится в том, что все рациональные оправдания отсутствуют" (там же). Плотников прослеживает влияние идей Карла Шмитта на сотрудников президентской администрации: теоретико-теологическое противопоставление правовой нормы и суверенного решения выражается в практике мессианского самоуполномочивания по принципу "Если Бог есть, то все позволено". Такого рода солипсизм в политике "...сродни тому, что Токвиль назвал "философским методом американцев" - практическое картезианство, признающее единственно достоверным лишь свое собственное существование" [курсив Р.Г.] (с. 73). Как и Хабермас, Плотников противопоставляет иррациональному картезианству более жизнеспособный рациональный порядок производства политических решений, институтов и норм, предполагающий создание "правового пространства", в котором эти решения и институты, проходя через ряд процедур, обретают качество "общепризнанности" и "долговечности".

Беспочвенность "практического картезианства" в статье Эрика Хобсбаума "После победы в войне. Соединенные Штаты: все шире и шире" выражается словосочетанием "пустота политики". Главные признаки пустоты - произвольность и поверхностность. Президент и его соратники обозначают вещи какими-то случайными, немотивированными именами, они напоминают театральных актеров, которые в отсутствие дорогого "реалистичного" реквизита называют метлу "лесом", а перекладину с занавеской "домом". Хобсбаум, как и предыдущие авторы, полагает, что лишенная оснований, оторванная от "реальности" имперская политика Америки не способна создать что-то достаточно долговечное. Реальность (а именно - жизненные интересы простых американских граждан, слабость американской экономики) в конце концов возьмет свое, так что "...разумный эгоизм и просвещенность" (с. 104) должны подняться в цене.

Кристоф Паяр в статье "Возможен ли вечный мир? Кант или миротворческий разум" применяет, по сути дела, все ту же дихотомию "плохого/хорошего рационализма". Правда, в отличие от Николая Плотникова, он полагает, что Америка практикует "реализм" в политике. Реалист видит в политической "реальности" соотношения сил, наподобие физических сил притяжения и отталкивания, и считает войну делом естественным. Перед нами все тот же архаичный ультрарационализм Декарта и Ньютона, полагающий все естественное разумным, и наоборот. Хороший, то есть кантианский, рационализм является "миротворческим", то есть ориентированным на идеал всеобщего гражданского мира. Этот идеал с каждой минутой становится все ближе и ближе, поскольку Разум в облике демократии и товарно-денежных отношений проникает во все более и более далекие уголки земного шара, искореняя естественные патологические склонности аборигенов.

"Опыт подтверждает это положение: ни один вооруженный конфликт ни разу не сталкивал две демократии... <...> ...[кроме того,] война становится слишком дорогой, чтобы быть рентабельным инструментом власти" (с. 16 - 17).

А поскольку война обесценивает американские пенсионные фонды, то есть покушается на сконцентрированную в этих фондах разумную действительность, есть шанс для окончательной (ну или хотя бы очень долговременной) победы Разума, олицетворяемого в настоящий момент Европой.

Перри Андерсон отказывается рассматривать политику США с точки зрения принципов и правил дедукции из этих принципов, разделяемых ведущими игроками международной политической сцены, и предлагает отталкиваться "...просто от здравого смысла. <...> Конструкции интеллектуального оправдания - это одно. Настроения масс, хотя и испытавшие определенное их влияние, - это другое" ("Казуистика мира и войны", с. 33). Впрочем, совершенно неожиданно оказывается, что массы вовсе не являются носителями здравого смысла, поскольку испытывают глубокое иррациональное "...отвращение к Бушу" (с. 34), падки на зрелища и к тому же охвачены страхом. Автор вынужден взять здравый смысл на себя и сформулировать несколько альтернативных официальным тезисов, из которых следует, что "международное сообщество" - это фикция, эвфемизм для гегемонии Америки, что ООН пора упразднить, что терроризм практически безобиден и т.д. Картина, выходит, такова: "Массы" иррациональны глубоко и невосполнимо. Критики администрации Буша, согласные с официальной американской позицией в том, что касается общих принципов, нерациональны потому, что заблуждаются - либо сознательно и активно, либо бессознательно и пассивно. Буш и его генералы, безусловно, рациональны, поскольку они отдают себе полный отчет в том, чего хотят, только прямо об этом не говорят, вынуждая остальных опираться на недостоверные, ненадежные основания. Андерсон и его единомышленники рациональны вдвойне, поскольку знают, чего хочет Буш, знают, чего хотят они сами, могут ясно и отчетливо сформулировать все возможные позиции и при этом основываются на своих собственных принципах.

Иммануил Валлерстайн сообщает, что пятисотлетняя мировая капиталистическая система находится в глубоком структурном (а не случайном) кризисе, в точке бифуркации, и в ближайшие пятьдесят лет будет построена новая система. Речь не идет о каком-то рациональном выборе будущего, однако есть две четко распознаваемые альтернативы (иерархическая неэгалитарная система vs. демократическая эгалитарная система) и есть силы, которые осознанно и целенаправленно работают на реализацию выгодного им варианта будущего. Так, американские "ястребы" строят первый вариант. Но, что любопытно, в этом деле им не хватает легитимности, то есть мировое сообщество не видит под их действиями достаточных оснований. А это означает, что они могут преуспеть только вопреки законам Разума. И если это произойдет, то очень ненадолго, не может же мировая система в ближайшие пятьсот лет висеть в воздухе.

Георг Меггле в "Мыслях об иракской войне" выявляет: 1) априорные принципы американской экспансионистской политики (у Америки есть миссия; она состоит в борьбе за определенные ценности, имеющие универсальную значимость; эта борьба выражается в войнах, которые ведет Америка) и 2) дополнительные допущения (свобода торговли и демократия американского образца обладают универсальной значимостью). Затем он приступает к исчислению наилучших и наихудших последствий двух возможных решений: начинать войну в Ираке или не начинать. Хотя тут же замечает, что на самом деле решения принимаются без всякой калькуляции вероятностей, то есть "...речь идет... во всяком случае не только о рациональности" (с. 68). И тем не менее, речь может идти о понимании, тем более что для такого понимания имеются все необходимые условия: сам Георг Меггле разделяет американские "априори", взятые, правда, в самой общей форме (универсализм и т. д.).

Эдвард Саид, как и Николай Плотников, указывает на религиозную, глубоко иррациональную подоплеку американской внешней политики:

"Пылание в американском коллективном бессознательном - это пуританское рвение, предписывающее самую жесткую, какая только возможна, установку по отношению к каждому, кто считается неисправимым грешником. <...> Далее, наказание представляется на языке апокалипсиса. <...> Понятие "оправданного" или "справедливого" (justified) наказания Ирака является преобладающим в сознании большинства американских потребителей новостей, а с ним приходит и почти оргиастическое удовольствие от сбора в Персидском заливе сил для противостояния Ираку" ("Апокалипсис сегодня", с. 41).

Подведем итоги. Классический картезианский рационализм, будучи воплощен в агрессивной экспансионистской политике Соединенных Штатов Америки, обернулся глубочайшим и тяжелейшим иррационализмом. Мир света, который вообразил Декарт, мир, управляемый простыми и абсолютно очевидными принципами, мир, прозрачный и гомогенный от начала и до конца, этот мир строится на наших глазах, и он нам не нравится. Мы не хотим жить в таком мире. Нам бы, пожалуй, больше подошло "практическое эпикурейство" или, на худой конец, "практическое раблезианство". А вот с чем бы не хотелось столкнуться даже в страшном сне, так это с "практическим дерридаизмом": стоит только представить, что из присутственных мест сгинуло "присутствие", долговые обязательства затронуты нередуцируемой "отсрочкой", а на полках продмагов - конститутивная "нехватка"...