Это было в придворной карете...
Александра Веселова

Дата публикации:  1 Октября 1999

Гюстав Флобер. "Госпожа Бовари. Провинциальные нравы". Перевод Н.Любимова.

Флобер ненавидел своих героев, и это следует не только из самого романа, но и из его писем, в которых он говорил, что предпочел бы изображать крокодилов. Но "мурло мещанина" преследует его и не отпускает. Роман - попытка избавиться от этого наваждения. Поэтому Флобер дарит Шарлю свою несостоявшуюся биографию, карьеру провинциального врача. Поэтому наделяет Эмму своим чувством постоянного недовольства жизнью. Впрочем, Эмму, кажется, ненавидит он более других, а ее неверных любовников словно бы оправдывает: подумайте сами, можно ли любить женщину, которая заставляет писать ей стихи, носить костюм в стиле Людовика XIII и думать о ней в определенное время суток? Наконец, Эмма не разглядела любовь Шарля, который после смерти жены превращается в фигуру почти величественную. Эмма - воплощение порока и безнравственности: "Веление плоти, жажда денег, томление страсти - все сливалось у нее в одно мучительное чувство". И после смерти она представляет для Шарля опасность: "Она совращала его из гроба". А в основе ее порочности - деньги. Тут Флобер - достойный ученик Бальзака. Хотя стремительное разорение супругов Бовари не выглядит до конца правдоподобным, Флоберу все же нельзя отказать в блестящем знании женской психологии. Меркантильные интересы сопровождают Эмму всюду и совершенно не мешают ей переживать пароксизмы блаженства и бездны отчаяния. Но судите сами: может ли женщина бежать с любовником не имея дорожного плаща с капюшоном, или молиться, если над ее кроватью не висит ковчежец, отделанный изумрудами? Говорят, что Ричардсон в юности помогал писать любовные письма светским дамам, и это было его писательской школой. Право, начинаешь думать, что Флобер занимался чем-нибудь подобным.

Почему же читатель, судя с позиции здравомыслящего обывателя, гропюблик, как сказал бы Тургенев, склонен рассматривать "Мадам Бовари" как роман о любви и страсти, как ту же "пленительную фантасмагорию жизни сердца", которую Эмма, в свою очередь, находит в романах? Почему, наряду с романами Мопассана, "Мадам Бовари" в определенном возрасте до сих пор, несмотря на обилие другой, более, скажем так, прямолинейной литературы, волнует и кажется едва ли не запретной? Откуда такая аберрация в массовом сознании? Флобер устраивает суд над Эммой, а мы ее оправдываем. Флобер зло иронизирует: "Ей припомнились героини прочитанных книг, и ликующий хор неверных жен запел в ее памяти родными, завораживающими голосами", а мы этого словно не замечаем. (Тонкий юмор Флобера вообще почти незаметен за общим ощущением горечи и злости. А, между тем, Родольф пишет Эмме, что отдыхал под ее любовью "словно под сенью манцениллы", ядовитого, между прочим растения, к тому же произрастающего в Мексике.)

Роман втягивает читателя в атмосферу пошлости, тупости и обывательщины. А пейзаж? Кажется, нет ничего непригляднее окрестностей Руана, а, между тем, достаточно посмотреть на картины, например Клода Моне, чтобы убедиться в обратном. И с каким мастерством Флобер создает подобный эффект! Нет, кажется, ничего отвратительнее аптекаря Омэ, вечного аптекаря Омэ, воплощения торжествующей тупости и самодовольства. А между тем, это набор добродетелей, среди которых не встречается ни одной отрицательной характеристики, одни отталкивающие положительные качества. А Шарль? "Чтобы чувствовать себя свободнее, он снимал сюртук. Он рассказывал, кого он сегодня видел, в каких селах побывал, какие лекарства прописал, и, довольный собой, доедал остатки говядины, ковырял сыр, грыз яблоко, опорожнял графинчик, затем шел в спальню, ложился на спину и начинал храпеть". Теперь вам понятно, почему Эмма изменяет Шарлю? Вот он, реализм с нечеловеческим лицом. Кажется, что фраза Горького о реализме, убиенном Чеховым вполне применима к Флоберу.

В монографиях по истории и теории романа мадам Бовари приводится как классический пример восприятия собственной судьбы через призму романных клише. Этакая Татьяна Ларина на культурном поле французской литературы. Флобер попытался написать о том, что не стоит смешивать романы и жизнь. А между тем судьба "Мадам Бовари" стала калссическим примером подобного смешения: и суд над романом за безнравственность, вылившийся в беспредметный разговор о направлении к которому принадлежал Флобер, и надпись "Мадам Бовари" на могиле Дельфины Деламар.

Видно, такова судьба романа, особенно если герой этого романа - женщина. Флобер боялся, что провинциальный адюльтер в его романе, как в романах Жорж Санд, будет воспринят как форма социального протеста. А нам хочется вместе с Эммой вступить в борьбу против тирании мужского мира и сбросить с себя опостылевшие оковы фаллократии: "Ей хотелось бить всех мужчин, плевать им в лицо, топтать их ногами". И мы переживаем вместе с ней. И проецируем ее судьбу на свою.

А ведь Флобер работал над романом пять лет и из почти тысячи страниц оставил около трехсот. Результаты этой работы очевидны на уровне стиля. Сравнения Флобера бесподобны ("Она /память Эммы о Леоне - А.В./ горела в душе ярче, нежели костер, разведенный на снегу путешественниками в русской степи"), хотя ему далеко до братьев Гонкуров, сравнивших самого Флобера с водосточной трубой на двух ногах.

Я ничего не хочу комментировать, но... Флобер хотел творить чистое искусство, а стал одним из "столпов критического реализма". Хотел написать роман о том, как вредно читать романы и искать в них отражение собственной жизни, а читатель читает "Мадам Бовари", и ищет, и находит.

"... человеческая речь подобна треснутому котлу, и когда нам хочется растрогать своей музыкой звезды, у нас получается собачий вальс".

Полный текст романа в оригинале (тянет почти на мегабайт) находится на сайте Geocities. Читающие по-французски могут также ознакомиться с эссе Шарля Бодлера о романе Флобера.

Из других западных ресурсов: краткое содержание романа и краткий же комментарий на сайте Нью-Йоркского университета; хорошая библиография для начинающих флобероведов (в основном по-английски); страница со ссылками на другие романы и исследования, авторы которых вдохновлялись флоберовским шедевром. Точнее, со ссылками на соответствующие ресурсы в онлайновом книжном магазине Amazon.com (куда ж без него). В числе этих книг - комментированное издание романа на английском языке, сборник эссе и критических статей на флоберовскую тему под редакцией одного из столпов современной герменевтики Гарольда Блума; и два романа-эссе - "Вечная оргия" Марио Варгаса Льосы (может быть, по-русски эта книга называется как-то по-другому; аннотация: "перуанский романист, когда-то баллотировавшийся в президенты страны, признается в вечной любви к героине романа и красноречиво прославляет сам роман, который подарил ей столь бурную жизнь"). Второй роман-эссе - "Попугай Флобера" бесподобного Джулиана Барнса. Мы с коллегой хотели по этому поводу подготовить для постоянных читателей "Чтения без разбору" своеобразный сюрприз. Не успели. Придется подождать до следующего выпуска. Не пропустите!

И еще одно эссе по-английски, "Fiction Victim" - написала его Эрика Йонг, эротико-феминистская американская писательница, автор бестселлера "Страх полета" ("Fear of Flying"), а в нем - бесценного вклада в сокровищницу английского языка и сексуального просвещения, термина "zipless fuck". Это когда все происходит так спонтанно и легко, что не приходится возиться с пуговицами и застежками. Или, во всяком случае, когда о них не вспоминаешь. А про Эмму Бовари г-жа Йонг говорит, что ее сгубила страсть к литературе.

В русской части сети при поиске материала забавно бывает смотреть, какие именно факторы оказывают возмущающее воздействие на результаты поиска. То есть что именно не по теме вывалится в ответ на запрос и почему. В случае с Газдановым это был одноименный футболист; в случае с Флобером - песенка А.Вертинского "Попугай Флобер" (Он все твердит "жаме, жаме, жаме" / И плачет по-французски") и, как следствие, бесчисленное количество страниц, посвященных Б.Гребенщикову и группе "Аквариум". Но все-таки из большого количества козлищ удалось выделить несколько агнцев. Привожу в порядке возрастания релевантности.

Борис Хазанов, "Апология нечитабельности (заметки о романе и романах)". Среди прочего - вот такой синопсис: "Девица выходит замуж за провинциального врача, заурядного человека, ей скучно с ним, скучно в захолустном городке, она мечтает о романтической любви, заводит любовников, но они оказываются пошляками, она запутывается в долгах и кончает жизнь самоубийством".

Глава 20-я "Размышлений о Дон Кихоте" Ортеги-и-Гассета в переводе А.Матвеева : рассуждение о Флобере, Сервантесе и Дарвине с обилием французских цитат. См. также Главу 6-ю. Надо сказать, что внушительность философской библиотеки на этом сервере меня поразила.

Набоков, две лекции об иностранной литературе - "Мадам Бовари" и "Превращение" Кафки, в блестящих переводах Г.Дашевского и В.Голышева.

Петр Вайль, "Французская кухня", из, так сказать, проекта "Гений места". Руан - Флобер, Париж - Дюма. Читая путевые заметки Вайля, убеждаешься в том, что Козьма Прутков был прав: однажды начавши, трудно кончить "беседовать с возвратившимся из похода другом".