Редьярд Киплинг. Кошка, гулявшая сама по себе. Перевод К.Чуковского

Наличие категории рода сильно обогащает язык. Самые тривиальные вещи приобретают способность очеловечиваться, и к обыкновенному предмету мебели можно обратиться как к равному: "Дорогой, многоуважаемый шкаф!" (Согласитесь, что "многоуважаемое кресло" звучит куда менее убедительно.) Каждый язык использует эти возможности по-своему, иногда довольно неожиданно (по-французски, например, "часовой" женского рода). Все эти приметы, к чьему приходу падает ложка или нож... "По-немецки слово "мысль" мужского рода"...

Очень интересно наблюдать, как грамматика языка расходится с житейским смыслом, с реальностью. Мы так привыкли к словам, что не замечаем этого совершенно. В университете на занятиях по морфологии преподавательница спрашивала нас, совпадает ли грамматический род с биологическим в словах "жеребец", "кобыла", "лошадь". При слове "конь" мы, не раздумывая, сказали "совпадает". - "В самом деле? - спросила доцент Кукушкина. - Вышли кони на парад - это только жеребцы?"

Языки, в которых понятие грамматического рода практически отсутствует, вроде английского, тем не менее развивают свою систему олицетворений. Солнце - он, луна - она. Корабль, конечно, всегда "она" (а по аналогии с кораблем - и автомобиль, и вообще любое средство передвижения). У Пристли есть чудесный рассказ "Добро пожаловать, леди Смерть" - Смерть в нем является в образе прелестной девушки, что удивительно не только само по себе, но и потому, что в английском Смерть - всегда Он, "мрачный Жнец". Этот оттенок смысла для русского читателя утрачивается.

Как отсутствие грамматического рода, так и расхождения в персонификации задают переводчикам с английского сложные, порой неразрешимые задачи. В романе модного английского писателя Макьюэна (чей "Амстердам", получивший Букеровскую премию и уже переведенный на русский, недавно расхвалил на страницах РЖ Борис Кузьминский) "Дитя во времени" (который тоже должен вскоре выйти в свет в переводе Дмитрия Иванова) действует британский премьер-министр, пол которого неизвестен; этот факт в романе не завуалирован, а подчеркнут: говорить о половой принадлежности премьера считается дурным тоном, и ни он сам, ни его подчиненные не употребляют местоимений типа he или she. Представьте себе, как непросто передать это на русском языке, в котором любое глагольное окончание в прошедшем времени выдает род. Пример менее изощренный - Сова из "Винни-Пуха", по-английски Owl, мужчина; но разве после заходеровского перевода и особенно отечественного мультфильма можно примириться с незнакомым, чужим "Сычом" или "Филином"?

Но есть пример поистине удивительного - я бы сказал, отважного - переводческого выбора, где замена грамматического рода переворачивает всю концепцию произведения. Это сказка Киплинга "Кошка, гулявшая сама по себе" в переводе Чуковского. Конечно, по-русски слово "кошка" нейтральное, а "кот" - маркированное. Но все-таки не настолько, как, скажем, "селезень". А у Киплинга действует совершенно недвусмысленный Кот.

И посмотрите, что получается. В оригинале цивилизующая, приручающая функция отдана исключительно женщине. "Человек, конечно, был тоже дикий, страшно дикий, ужасно дикий. И никогда бы ему не сделаться ручным, если бы не Женщина". Больше женских персонажей в сказке нет, если не считать корову - как корове и положено, совершенно бессловесную. А бунтарство, свободолюбие, хитрость, независимость - это свойства мужского Кота. Только он и гуляет сам по себе в мире, где все остальные разделились на Первых Друзей и Первых Слуг Человека.

В переводе сюжет выстраивается вокруг противоборства двух женских персонажей - собственно Женщины и Кошки. Это две ипостаси женственности, цивилизующая и одичающая, домашняя и лесная, Ева и Лилит. Мужской мир (в данном случае - Человек и Пес, которого, между прочим, Чуковский не превратил в Собаку) по понятным причинам боится и ненавидит Кошку. Женщина, оборотная сторона Кошки, вынуждена заключить с ней полуофициальный, почти тайный союз: она перед Кошкой в долгу, но не смеет открыто идти против воли мужского мира.

Сдается мне, что Чуковский что-то в этой жизни понял лучше, чем Киплинг. Страсть к свободе и одновременное острое желание комфорта; изощренный ум и макиавеллиевская, беспринципная гибкость в достижении цели; безошибочная интуиция и ее превосходство над грубой логикой - разве это мужские качества? Это - Кот? Не смешите меня.

В детстве у меня была пластинка с инсценировкой этой сказки. Я не помню, кто там говорил за кошку, но выбор был безошибочный - мурлыкающий, мягкий, предательский голос, нежный и коварный одновременно. "Я кошка-кошка-кошка, знакома вам немножко, а близкого знакомства ни с кем я не вожу"...

Идея написать про "Кошку" пришла мне в голову довольно поздно. Находясь вдали от дома и от своих детских книжек, я бросился в Сеть, надеясь, что уж такую-то детскую классику там найти можно. Ничуть не бывало - есть ссылки на детский спектакль в Питере и на разные страницы любителей кошек; текста Киплинга нет (может, и к лучшему: невнимательный любитель может ненароком отсканировать не тот перевод; в последние годы появились как старые, дореволюционные, так и совсем новые, пост-Чуковские переводы Киплинга; и те, и другие нехороши). Еще есть перевод стихотворения Киплинга про кошку и собаку, сделанный Дольским: неплохо, хотя не лучше Маршака; и русская традиция "кошка - пес" оставлена в неприкосновенности.

В результате Интернет мне все-таки помог: я отловил в ICQ своего брата и попросил его отсканировать мне текст сказки. К счастью, у него нашлась эта книжка; правда, как он выразился, "с картинками и с ударениями", но вполне пригодная.

Зато найти английский текст оказалось довольно легко. Правда, киплинговские страницы разной степени официальности - World of Rudyard Kipling, Stalky & Co., Complete Collection of poems - мне не помогли: кое-какие тексты там были, но не те, а Kipling Society даже запрашивало членский пароль для входа в какие-то потаенные глубины сайта (что ж там может быть такое, голый Киплинг? I don't know, I've never kippled). Зато Альтависта быстро нашла для меня нужный текст.