Мери Мейп Додж. Серебряные коньки. Перевод с английского М.И.Клягиной-Кондратьевой.

Мери Мейп Додж никогда не бывала в Голландии - но, судя по всему, мечтала туда попасть. Я же никогда специально не стремилась в "плоскую страну", однако живу здесь уже четыре месяца - и проведу еще с полгода. Поэтому у нас с автором повести "Серебряные коньки" в известном смысле противоположный взгляд на эту страну: если для Мери Додж из далекого Нью-Йорка Голландия виделась как обитель чудес, достойная путешествия Гулливера, где люди живут ниже уровня моря, строят плотины и разводят тюльпаны, то мне со странностями и диковинами приходится встречаться в каждодневной жизни, что гораздо менее романтично, не говоря уже о том, что это совсем другие диковины - не те, что грезились восторженной американке. Именно поэтому мне так интересно было перечитать "Серебряные коньки" - и для этой книжки нашлось место в нашем багаже рядом с литературой "первой необходимости" - Библией, Пушкиным и еще тремястами избранниками.

Голландские словечки, которые там и сям лихо ввинчивает в текст повести Додж, тоже способны ввести в заблуждение. Представляю, как прилежно она их выписывала из словаря или разговорника. Только и писательница, и переводчица поленились обратить внимание на транскрипцию. С детства я помнила, что даму должны величать "мевроу", а господина "мейнхеер" - но долго не могла опознать их в местных "фрау" и "менир". Реальная просодия голландского языка напоминает, скорее, нечто среднее между арабской молитвой и русской ненормативной лесикой и изобилует богатством оттенков звука "х". Исходя из собственного представления о национальном характере, Додж утверждает, что голландцы никогда не употребляют ласковые слова. Пятнадцатилетний Ханс Бринкер радостно взволнован, сердце у него поет - и все потому, что мать назвала его "милый". Она, поясняет автор, пожила некоторое время в Гейдельберге, потому изредка позволяет себе такие сентиментальности. Ну да, понятно, откуда берется такое представление - ветер в лицо, освободительные войны, характер нордический... Между тем, голландский язык изобилует уменьшительно-ласкательными суффиксами, как никакой другой.

Это даже трогательно, когда все представления о нравах и обычаях почерпнуты из туристических буклетов. (Представляю мисс Додж в библиотеке, на носу пенсне, вокруг пыльные альбомы с множеством гравюр: "А у вас есть что-нибудь про Рейсхмузеум в Амстердаме?" - "Потрудитесь написать это, мэм, я не вполне расслышал первое название"...) Чтобы поделиться своими изобильными знаниями об истории Голландии, о музеях и достопримечательностях, автор вводит в повесть английского мальчика Бена и отправляет целую компанию подростков в страноведческое путешествие из Амстердама в Гаагу на коньках. В перерывах между туристическими объектами радостный народ, как ему и положено, звучно режет лед, дурачится и хулиганит - не слишком, а слегка, но в музеях и галереях с ними происходит странная метаморфоза. Они начинают говорить как герои фильмов Киры Муратовой - закругленными, правильными, книжными фразами (помнится, в фильме "Увлечения" один жокей спрашивал у другого: "Нет, ты отважишься поручиться? Отважишься поручиться?"). "Видишь ли, в старое доброе время голландцы вели очень умеренный образ жизни. Да мы и до сих пор очень простые люди с умеренными потребностями", - изрекает один тинейджер."Босх" - лес - растянулся на много миль. Нельзя забыть его величественные вязы. Но голландские вязы не имеют себе равных: это самое благородное дерево на свете, Бен, кроме английского дуба", - вторит ему другой. ("Дубы и вязы!" - пытался при мне когда-то описать красоты виденной им природы один нетрезвый человек, произносилось это с большим трудом.)

Насколько достоверной может быть картина никогда в реальности не виденной жизни? Как ни странно, иногда очень точной. Увидев над дверью одного из домов траурный знак, юный голландец советует англичанину отнестись к этому беспечно - и эта психологическая деталь вполне согласуется с характерным спокойным отношением к смерти, свойственным голландцам. Вам в почтовый ящик ничтоже сумняшеся могут подсунуть рекламу ритуальных услуг с лозунгом типа "мы вас похороним", не говоря уже о том, что эвтаназия здесь официально узаконена.

Или, скажем, хоть и кажется странным после рассуждений о трудолюбии и прочих достоинствах голландцев рассказ о нелюбезности и нерасторопности хозяина харлемской гостиницы - однако он вполне правдоподобен. Ничто не может сравниться с голландским сервисом. Если официант вдруг ничего не перепутал в вашем заказе - это неслыханное везенье. И продавец в универсаме, и служащий в банке никогда не сделают ничего, выходящего за пределы их обязанностей. Говорят, это особенность местной культуры - инициатива наказуема. Это, мол, потому, что когда строили плотины, необходимыми были именно слаженность и точное распределение обязанностей. Объяснение не хуже любого другого.

Первое детское прочтение книги всегда смещено в сторону сюжета. Даже если не выковыривать изюм из булочек и прилежно читать, не пропуская, многословные описания природы, нетерпеливое воображение все-таки выхватывает из текста все больше диалоги и действия. В романе Толстого мальчики чаще читают "войну" без "мира", а девочки "мир" без "войны" (это, конечно, сексистское обобщение, а не общее правило, но все же). Поэтому кому как, а мне в детстве экскурсы в историю Нидерландов и описание достопримечательностей Лейдена и Харлема казались скучноватыми - рядом с трогательной историей Ханса и Гретель Бринкеров. "Серебряные коньки" - одна из тех книг, которые можно впервые прочесть и полюбить только в доверчивом возрасте. Взрослый взгляд заметит и натяжки, и нравоучительность, и рояли в кустах. Но теперь я понимаю, что главное обаяние книжки - именно в беззаветном восхищении никогда не виденной, отчасти придуманной страной. Пусть она далека от действительности √ но она где-то существует, со всеми своими каналами и дачными павильонами, над каждым из которых написано мудрое изречение, и я не променяю ее на настоящую. Я попробую соединить в своей душе обе Голландии - реальную и выдуманную - и полюбить как одну. Думаю, у меня получится.

В русском переводе из среднего имени писательницы выпала буква "с" - на самом деле ее зовут Мэри Мэйпс Додж - и из-за этого разыскать ее следы в Сети не сразу удалось - имя и фамилия-то распространенные, а услужливая "Альтависта" еще и выдает на запрос рекламу автомобилей "Додж", вот до чего дошел интеллектуализм поисковых систем. Следов, впрочем, немало - видимо, популярность "Серебряных коньков" была в свое время велика, и они удостоились почетного места даже в библиотеке проекта "Гутенберг". Приведенный там текст сразу опровергает тезис И.Волевич, автора послесловия, некритично повторенный О.Прохоровой, - о том, что г-жа Додж никогда не была в Голландии - во всяком случае, гутенберговскому тексту повести предпослано письмо автора из Амстердама, датированное июлем 1873 года. Но это, в сущности, неважно: все равно Голландия в книге иностранская, путеводительная, и в том же письме писательница признается, что осмотрела все голландские достопримечательности за неделю - то есть, видимо, к моменту написания книги она в стране все-таки не была.

(По поводу некритичности - не имеющий никакого отношения к теме, но, по-моему, чудесный анекдот: М.Л.Гаспаров в оппонентском отзыве на мою диссертацию написал: "Вопреки утверждению на странице такой-то, Новелла Матвеева не писала сонетов английского образца - это некритично списано из моего "Очерка истории русского стиха" - и напрасно, я там ошибся".)

(И по поводу послесловия: там приводится история двух голландских братьев-патриотов Герарда и Вилема Метхорстов, которые во время второй мировой войны "с риском для жизни целых семь месяцев укрывали бесстрашного советского человека у себя дома" (курсив мой - В.С.). Это что, метонимия?)

За исключением следов гутенберговского текста и неизбежных списков "летнего чтения", "популярных цитат" и страничек сетевых книжных магазинов, никаких серьезных веб-ресурсов "Серебряным конькам" не посвящено. Сентиментализм и страноведение нынче не в моде. Подозреваю, что с "Хижиной дяди Тома" ситуация была бы примерно такая же.

Недаром эти две книги стоят рядом в воспоминаниях А.Сахарова о детстве и детском чтении. Из других упоминаний на русских сайтах - несколько удивившая меня информация о том, что "Коньки" переиздавались совсем недавно, а также доминирующие в запросе ссылки на книгу Кира Булычева "Марсианское зелье", в которой действует мальчик с книгой "Серебряные коньки".

А Голландия... Вот, например, сайт "Голландии в миниатюре", городка-аттракциона Мадюродам, где недавно появилась - и была открыта послицей США - статуя Ганса Бринкера, который почему-то совместился в национальном сознании с харлемским мальчиком Питером, заткнувшим пальцем прорвавшуюся плотину. Интересно, его наказали за проявленную инициативу? Забавно, что автор статуи историческому Питеру в местечке Спаарндам - скульптор по фамилии Бринкер. В Мадюродаме, кстати, снята одна из сцен чудовищного фильма "Хочу в тюрьму!" А спокойное отношение голландцев к смерти стало одним из главных двигателей сюжета романа Макъюэна "Амстердам".