Русский Журнал / Круг чтения / Чтение без разбору
www.russ.ru/krug/razbor/20000728.html

Ностальгическое чтение
Эрих Мария Ремарк. Три товарища. Перевод И.Шрайбера и Л.Яковенко

Александра Борисенко

Дата публикации:  28 Июля 2000

Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.

Г.Шпаликов

Мне захотелось написать об этой книге, любимой в юности, и я, конечно, потянулась к книжной полке. Там, рядом с толстым, потрепанным томом 1959 года издания (три романа: "На западном фронте без перемен", "Возвращение", "Три товарища"), стояла простенькая небольшая книжица, выпущенная в 1993 году в серии "Дамский роман" (?!), которую я купила, чтобы иметь, наконец, в доме полный текст "Трех товарищей". Всю юность я читала это произведение без нескольких последних страниц - в моем заслуженном томе они были выдраны. Правда, выдраны в недостаточном количестве, чтобы оставить надежду на благополучный исход - Пат уже умерла.

Дальше начинаются чудеса. Я очень, очень давно не перечитывала "Трех товарищей". Но с первых же строк поняла, что с книгой что-то случилось. А ведь мне казалось, что перевод тот же... Пришлось доставать мой ветхий зачитанный фолиант. Там значилось: перевод И.Шрайбера и Л.Яковенко (впоследствии я обнаружила, что в библиотеке Мошкова тот же текст подписан: "пер. И.Шрайбера и Л.Яковленко под ред. Р.Плотникова"). В "дамском романе" - копирайт 1993 года, перевод И.Шрайбера, в гордом одиночестве.

К чему все это буквоедство, спросите вы? Терпение, я подхожу к удивительной и непостижимой загадке.

Новая редакция перевода, сделанная, очевидно, И.Шрайбером - т.е. одним из авторов первоначального текста, - или уж, по крайней мере, с его согласия есть не что иное, как изощренная диверсия. Я сличала тексты и не верила своим глазам: там, где была лаконичная четкость формулы, встала рыхлая, неловкая фраза, размазанная, как манная каша по тарелке. Где была плавность и ритм - перебои и косноязычие. Жестоко пострадал синтаксис.

Вот несколько примеров:

Локамп, Кестер и Ленц обгоняют на своем обманчиво-невзрачном автомобиле шикарный бьюик. "Кто мог подозревать, что за такой смешной наружностью скрыто могучее сердце гоночного мотора!" В новом варианте фраза звучит так: "Никто из них не мог додуматься, что внутри смехотворного сооружения бьется великое сердце - отличный гоночный двигатель!" Разжевано и выплюнуто.

Дальше - больше: "...вдруг, словно по мановению какого-то духа, открылась вторая дверца "бьюика". Из нее высунулась стройная ножка с узким коленом, а затем (sic!) вышла девушка и медленно направилась к нам".

(Было: "Но внезапно, прежде, чем он успел открыть рот, распахнулась вторая дверца бьюика. Выскользнула узкая нога, мелькнуло тонкое колено. Вышла девушка и медленно направилась к нам".)

В старом добром переводе Патриция в ответ на замечание Локампа, что она "слишком молода", говорит: "Слишком молода? Это не то слово. Я нахожу, что нельзя быть слишком молодой. Только старой можно быть слишком".

Новый вариант: "Слишком молода! Это только так принято говорить! По-моему, человек никогда не бывает слишком молодым. Напротив, он всегда слишком стар".

Иногда "редактора" заносит особенно неудержимо.

Было: "Прошло уже много времени с тех пор, как я был вот так вдвоем с женщиной, у меня не было опыта. Я привык общаться с мужчинами".

Стало: "Уже Бог знает как давно я ни с кем не был вот так вдвоем и уже утратил навык подобного общения. Другое дело контакты с мужчинами - тут у меня было куда больше опыта".

Увы, я не могу объяснить любознательному читателю, в чем тут дело. Может быть, перед нами печальные результаты попытки перекроить книжку в "дамский роман" (а то и в gay fiction, если судить по последнему пассажу). Интересно, что злокозненная правка исковеркала лишь часть книги, а именно главы с первой по шестую и с двадцать шестой до конца. Конечно, как читатель я вздохнула с облегчением, но ведь должно же быть какое-то объяснение этой частичной экзекуции? Поленились уродовать весь текст, надеясь, что заинтересованные лица, в свою очередь, поленятся заглядывать в середину?

Что это было - мелкое мошенничество? Или, как говорили Ильф и Петров, головотяпство со взломом?

Но вернемся к роману. И обратим внимание на еще один парадокс: у себя на родине Эрих Мария Ремарк почти забыт, у нас же широко известен и популярен. В предисловии к изданию 1959 года написано, разумеется, что он близок нам как писатель-демократ, "обличающий социальное зло во всех его проявлениях". (А читательницы "дамского романа", очевидно, должны любить произведения Ремарка за стопроцентную женскую смертность.)

Можно найти и другие объяснения. Например, все герои "Трех товарищей" - очень пьющие люди, что не может не импонировать русской душе.

И ночные гонки по горным дорогам - какой же русский не любит быстрой езды?

И изящные афоризмы, которые так утешительно порой цитировать: "Принципы надо нарушать, а то какое от них удовольствие", - говорит последний романтик Готфрид Ленц. И он же утверждает: "Когда есть цель, жизнь становится мещанской и ограниченной". (И вряд ли кто из почитателей Ремарка удержится, чтобы не воскликнуть, увидев из окна кладбище: "Вы только подумайте, господа, какое местоположение!" Так говаривала хозяйка пансиона, несравненная фрау Залевски...)

Еще, быть может, дело в том, что в нашей стране Ремарк достался тому поколению, к которому вернулась простая, освобождающая истина: человек всегда важнее идеи. Романтическому поколению, которое, заболев, обращалось не к врачам, а к друзьям (и друзья, разумеется, прописывали проверенное лекарство). Поколению, которое легко отмахнулось от воинского салюта и гражданской панихиды - лишь бы играл им надежды маленький оркестрик под управлением любви.

"Страна не пожалеет обо мне, но обо мне товарищи заплачут"...

Именно об этом написана лучшая книга Ремарка. Любовь и дружба в ней равны и неразделимы. В сущности, это одно и то же - единственное оружие перед лицом одиночества и хаоса, - обращенность к другому человеку. Не к человеку вообще, не к человечеству, нет, - любая абстрактная идея оборачивается пустотой. Именно к этому, неповторимому, дорогому тебе, такому беззащитному перед жизнью и смертью...

"Мужчина не может жить для любви. Но жить для другого человека может". Так говорит Роберт Локамп, главный герой "Трех товарищей".

Ремарк, казалось бы, не оставляет иллюзий своим закаленным и разочарованным героям. Неисправимый циник Фердинанд Грау рисует на заказ портреты покойников ("- ...Но ведь некоторые страдают по-настоящему? - Конечно, но они не заказывают портретов..."), шальная пуля сражает неунывающего Ленца, Кестеру не удается сохранить "Карла", умирает от туберкулеза хрупкая Пат. Но дружба и любовь неколебимы, безупречны, не затронуты сомнением и фальшью.

Что говорить, умел Ремарк заморочить юные головы.

...Cемидесятый год. Моя молодая мама больна туберкулезом. В лесочке у туберкулезной больницы ее друзья дерутся за честь пить после нее из стакана...

Наша приятельница ворчала тогда по поводу околобольничных пикников: "Одну девочку уже загубили по кабакам". Она имела в виду Патрицию Хольман.

...Кто скажет, что такое слава?

Ремарку повезло: последних романтиков не бывает. Всегда рождаются новые.




Web-присутствие (В.Сонькин)

Последнее поколение отечественных романтиков ("последнее" в том же смысле, как последние известия - конечно, народятся новые) оказало огромное влияние на формирование пейзажа российской сетевой культуры, особенно в начальной стадии этого процесса. Я думаю, не в последнюю очередь поэтому Ремарка в библиотеке Мошкова довольно много; есть и "Три товарища" (кстати, по ленинградскому изданию 1959 года один из переводчиков указан(а) как ЯковЛенко). Там же - краткая биография. Сетевой магазин "Мистрал" предлагает нам купить "знаменитый роман о враждебном человеку послевоенном мире веймарской Германии". Галина Волчек ставит в "Современнике" спектакль с новой отечественной звездой Чулпан Хаматовой в роли Патриции. Марианна Шатерникова из Лос-Анджелеса пишет в американском русскоязычном журнале "Вестник" статью "Последняя любовь Ремарка" - это очень живо написанная биографическая заметка, правда, время от времени слишком увлеченно сбивающаяся с Ремарка на его возлюбленных, но они того стоят (Марлен Дитрих, например). Парижская "Русская мысль" пером петербуржца Самуила Лурье рецензирует роман Ремарка "Земля обетованная", совсем недавно выпущенный "Вагриусом". Отрывок из этого последнего, незавершенного романа и вступительное слово переводчика М.Рудницкого можно прочесть в "Иностранной литературе". Юрий Ермалюк посвящает свою небольшую заметку теме "Ремарк и автомобили" - точнее, автомобиль, тот, на котором писатель дважды уходил от погони нацистов. Таинственный "Информационный сервер spider'ов" предлагает неподписанную заметку "Потерянное поколение" о жизни и творчестве Ремарка. Макс Фрай в "Вестях" пишет про "Трех товарищей" - "Мужества не бывает без страха".

Переходя от отечественных ресурсов к зарубежным, отметим пограничную зону - страницу "Эрих Мария Ремарк по-русски" из проекта Архива Э.М.Ремарка и Общества Э.М.Ремарка из родного города писателя Оснабрюка. Я полагаю, что текст на этой странице писали немцы (первая фраза: "Эрих Мария Ремарк является одним из наиболее распространенных и читаемых авторов немецкой литературы двадцатого века". Но это один из немногих стилистических ляпов в довольно большом тексте.) Нам бы так знать иностранные языки.

Если для русских Ремарк начинается с "Трех товарищей", то для иностранцев - с романа "На западном фронте без перемен". Но это так, к слову. Есть гимназический проект про Ремарка на немецком языке (фон такой, что кажется, будто сломался монитор), и, скажем, маленький просветительский текст "Кто был Эрих Мария Ремарк", в том числе и в английской версии, на сайте с многообещающим адресом www.remarque.de. Но, судя по веб-присутствию, у нас все-таки больше романтиков, и любовь к Ремарку живее.