Произведение Лермонтова "Ошибки рыб" было названо во вступительном сочинении, написанном когда-то безымянным абитуриентом ЛГУ; несложно представить себе несчастного, взывающего к соседу - "Какие еще у Лермонтова прозаические произведения, кроме "Героя нашего времени"?" - и затем с некоторым удивлением записывающего это обэриутское название.

"Ашик-Кериб" - произведение действительно довольно странное. Вряд ли кто-нибудь, кроме специалистов, знал бы о нем, если бы прозаическое творчество Лермонтова не было бы так скудно по объему. Это, в сущности, и не авторское произведение - так, запись народной сказки. Лермонтов называет ее "турецкой", хотя на самом деле источник, видимо, азербайджанский. (Комментаторы уточняют, что в среде народов Закавказья азербайджанский язык назывался турецким.) Более того, записав сказку, Лермонтов ее бросил, обрабатывать не стал, не выровнял разночтения имен собственных в тексте. Короче, черновой набросок.

И это очень заметно. Например, в том, что поначалу Лермонтов снисходителен к своему русскому читателю и объясняет в скобках непонятные слова: "сааз (балалайка турецкая)". Дальше во всем тексте сааз - женского рода ("моя семиструнная сааз будет так же стройна...") - интересно, это действительно слово женского рода в азербайджанском языке или это просто потому, что балалайка? Немного спустя автор устает, начинает лениться, читателю приходится догадываться самому, какие такие "чауши измучились, бегая по городу". В тексте мешаются мусульманские и христианские реалии - мусульманских гораздо больше, тут и паша, и намаз, и аллах, и пророк - но главную сказочную функцию выполняет некий Хадерилиаз, которого Лермонтов в скобках обозначает как св. Георгия. Есть в сказке и темные места, которые, вероятно, Лермонтов и сам не понял: когда брат главного злодея (весьма, впрочем, амбивалентного, об этом речь впереди), "человек малоумный", собирается убить героя, тот говорит:

"За что ж ты меня хочешь убить... певцов обыкновенно со всех четырех сторон собирают в одно место; и я с вас ничего не беру, верьте мне или не верьте".

Что это значит - совершенно непонятно.

Тем не менее в этой короткой, сумбурной сказке странным образом отразились все основные мотивы лермонтовского творчества. Соперник Ашик-Кериба Куршуд-бек - инфернальный, коварный злодей: он крадет платье героя и распространяет слух о его гибели. А потом оказывается, что он благороден и к тому же фаталист: "Что написано у человека на лбу при его рождении, того он не минует". Возлюбленная Ашик-Кериба Магуль-Мегери по-библейски ждет его семь лет и готовится заколоть себя сразу после свадьбы, чтобы не принадлежать нелюбимому. И в нем, и в ней просматриваются контуры других лермонтовских героев.

Рваный, корявый стиль повествования доведен в "Ашик-Керибе" до такого градуса, что уже не воспринимается как недостаток; скорее - как высокое косноязычье, по своей напряженности тоже почти библейское. "Услыхав это, Ашик-Кериб прибегает в караван-сарай - и видит золотое блюдо в лавке тифлизского купца. "Это мое", - сказал он, схватив его рукою". Откуда герой знает про блюдо - неясно, но это не имеет никакого значения. Сказка же.

Со счастливым концом: все довольны, Ашик-Кериб обретает свою Магуль-Мегери, его престарелая мать прозревает, Куршуд-беку предлагается жениться на сестре главного героя: он теперь богат, и сестра его стала завидной невестой. Вот это, пожалуй, не очень по-лермонтовски. Но тут исходный материал не позволял закончить историю трагически и депрессивно.

А для любителей поиска интертекстуальности и перекличек в "Ашик-Керибе" есть дивный подарок. Город Халаф, в котором герой проводит положенные семь лет, зарабатывая деньги бардовским творчеством при дворе паши, - это сирийский Алеппо, тот город, где Отелло заколол турка, как собаку, - тот, который через шекспировскую цитату попал в название одного из лучших набоковских рассказов.