Oстрое ощущение - совсем как от старых, еще трофейных фильмов, когда срезали название и титры и ставили свое, с идеологическим привкусом, и превращали Ринго Кидда в борца за права свободолюбивых индейцев. Так и тут: нигде, нигде ведь, кроме названия, нет ни намека на то, что все - именно дьяволовы штучки, что именно бесы водят карнавал вокруг маленького нежного блондина; срезать название - и вот осталась книга о хрупкости ледка, по которому ходит, оскальзываясь, наша не бог весть какая устойчивая психика в особо жуткие времена. Странно и обидно; вот тебе тот же морок: как перед Коробковым - два человека с одним лицом, так перед тобой - две книги с одним текстом. Попробуй не поддайся, попробуй не завертись.

Вот и попробуем, вот и попробуем. Ходить будем осторожненько, с сугробчика на сугробчик, сначала по одной книжке, потом по другой книжке, и если повезет, то снимут нас с крыши пожарные и душа наша останется себе в теле - пока.

Михаил Булгаков. Дьяволиада: Повесть о том, как близнецы погубили делопроизводителя

- Подзаголовок все портит. Это, оказывается, его не дьявол блазнит, а просто два близнеца чудовищных попадаются все время на пути маленького человечка с неустойчивой психикой. Не будем читать подзаголовок, он нас сбивает только.

- Теперь, без подзаголовка, все стало совсем хорошо. Дьявол практически всегда имеет два обличья: в одном он весь как есть зло и ужас, в другом - мед и патока; вот нам и два Кальсонера, брито-грохочущий и бородато-сладкоголосый. Время от времени превращающиеся друг в друга и под конец сливающиеся в одно.

- В 23-м году, когда пишется "Дьяволиада", "Мастер и Маргарита" еще впереди; Кальсонер - это такой Воланд домашний средней пушистости; маскируется, ведет себя вызывающе, всего-то у него сил на одного нежного делопроизводителя; да и там, где старший товарищ будет впоследствии обходиться одним переводчиком, одним котом и одной голой ведьмой, этот пускает в дело целое стадо каких-то животных, брюнеток, старичков омерзительного вида, 17 машинисток, двух делопроизводителей и кота (никуда, видать, не денешься). Молод еще.

Нога у него, однако, все-таки кривая.

- Довели бедного Коробкова до самоубийства; душа, следовательно, - им.

- И как у них падение бедного делопроизводителя было спланировано четко и поэтапно: сначала сладострастная мысль о Лидочке в кальсонах; потом - гнев: топчет спички и представляет себе, что это голова Кальсонера; потом - церковное вино и тяжкий хмель, потом - попытка ударить Кальсонера (сладкоголосого и бородатого), опять вино, дебош с побиванием казенного имущества, метание бильярдных шаров с трясущейся крыши, наконец - прыжок... Заповедь за заповедью, заповедь за заповедью...

- Как это принято у дьявола, все окружающие женщины - за него: сначала Лидочка-искусительница, потом подсунувшая злосчастное вино соседка Александра Федоровна, потом красавица, мешающая поймать Кальсонера, нырнувшего в лифт, потом - гладкая брюнетка, желающая немедленно Короткову отдаться и рвущаяся отвезти его к тетке в Полтаву, затем машинистки, танцующие канкан, - все это смущает, подставляет ножки, теребит, морочит, мешает, не дает изловить врага, найти потерянные документы, вернуться на работу в тихий Спимат, куда рвется бледная коротковская душа.

- Красиво и полюсно выглядит место действия всего этого бесовского карнавала: Спимат - бывший ресторан "Альпийская роза", из самых гнуснейших гнезд разврата, если верить сохранившейся на одной из дверей Спимата табличке "Отдельные кабинеты", а Центроснаб - бывший институт благородных девиц: "Дортуар перпиньерок", "Комната дежурных классных дам", - символ наивной непорочности и трепетной чистоты. Ад и Рай, еще один дуально-мистический раскол "Дьяволиады". Впрочем, и там, и там творится одно и то же.

- Да всякая гнусная чертовщина вечно происходит в бывших институтах благородных девиц. Так данная повесть как бы обнаруживает неожиданный политический аспект.

Михаил Булгаков. Книга без названия: Повесть о том, как близнецы погубили делопроизводителя

- Слава богу, есть все поясняющий подзаголовок; а то автора вполне можно было бы обвинить в каком-то нездоровом мистицизме. Так же - нормальная такая повесть о слабой психике.

- Подзаголовок подзаголовком, но близнецы на самом деле совершенно не важны. Для коротковского безумия они - так, триггер, спусковой крючок; убрать их - изменится мало что. Пришел бы другой начальник вместо Кальсонера, нарушил бы покой маленького спиматовского болотца - и жахнула бы душа Короткова вниз, вниз, в темный колодец безумия; близок был просто к этому Коротков.

- В 23-м году, когда пишется "Дьяволиада", "Записки на манжетах" тоже где-то в процессе; все та же какофония растерявшихся, суетливых учреждений, трясущихся в ожидании лишенных всяких предпосылок роковых перемен, те же таблички под табличками, те же интриги и тот же "паек горохом". И Ян Собесский из "Дьяволиады" пахнет ЛИТО и ИЗО, и барышни за пишмашинками, которым "страх несвойственен", и переезды контор с этажа на этаж роковым и непредсказуемым образом... Однако до безумия герою "Записок" все-таки, видимо, дальше, чем бедному Короткову.

- Да еще и "Записки сумасшедшего" тут крутятся все время под ногами.

- Как последовательно, как классически сходит с ума нежный делопроизводитель. Все начинается с фрейдистской "очитки": "кальсоны" вместо "Кальсонер"; потом - шизофреническое допущение, что у Кальсонера за время поездки в лифте выросла борода, дальше - параноидальный страх, что его немедленно арестуют из-за отсутствия документов; затем путание в датах, сомнения в самоидентификации, неожиданная мысль, что все объясняется присутствием котов, секретарь, живущий в ящике стола, бьющие 40 раз часы, приступ ярости с избиением тов. Дыркина, атаки на Кальсонера с громкими боевыми кличами, "бой проигран", - и наконец суицид под вопль "Лучше смерть, чем позор!"...

- Женщины, конечно, тоже руку приложили: сначала Лидочка ему виделась в одном исподнем (тут-то, мне кажется, психика Короткова и пошатнулась), потом соседка спаивала дерьмом всяким, а там уж ему самому начало казаться, что его красавицы за локоть хватают и не пускают на врага, что машинистки танцуют какой-то жуткий канкан и что всякие гладкие брюнетки пытаются отдаться ему в корридоре и увезти его на 43-й градус широты и 5-й долготы. Типичный случай эротофобии.

- Красиво и полюсно выглядит место развития коротковского безумия: Спимат - бывший ресторан "Альпийская роза", из самых гнуснейших гнезд разврата, если верить сохранившейся на одной из дверей табличке "Отдельные кабинеты", а Центроснаб - бывший институт благородных девиц: "Дортуар перпиньерок", "Комната дежурных классных дам", - символ наивной непорочности и трепетной чистоты. Добро и зло, между которыми мечется Коротков, - еще одна линия раскола в его страдающей психике. Впрочем, в обоих зданиях творится одно и то же.

- Да всякое безумие можно описать в терминах противостояния понятий добра и зла в сознании больного. Так повесть обнаруживает неожиданный медицинский аспект, - не такой уж неожиданный, если вспомнить о медицинском образовании автора.

* * *

Так вот, так вот мы выцыганили себе у Булгакова две повести по цене одной. Между прочим, а знаете ли вы, что у алжирского бея никакой шишки под носом нет, а на самом деле живет там черт, и это его голова по божьим воскресеньям на свет выпирает?

---

Web-присутствие

Конкретно по "Дьяволиаде" - небогатое. Текст повести есть в библиотеке Мошкова. Есть очерк Романа Арбитмана "Второе возвращение Мастера: О новых публикациях Михаила Булгакова" (не пугайтесь, эта статья впервые опубликована в 1987 году). Есть страница булгаковского общества "Феникс", на которой - библиография литературоведческих работ по творчеству писателя, в том числе и о "Дьяволиаде", а также небольшая коллекция сетевых ссылок на булгаковские страницы (к сожалению, эта информация не обновлялась почти год).

А еще очень много рефератов про "Дьяволиаду" (в школе ее, что ли, теперь изучают?). Ну, например, здесь. Надо сказать, что реферат про "Дьяволиаду" - нет, с маленькой буквы: дьяволиаду в произведениях Булгакова - один из самых объемистых; его побивают только темы "Лингвистика" и "Лев Зощенко" (хотелось бы узнать, что это за зверь).