Что за дети нынче, право,
Никакой на них управы!
Мы на них здоровье тратим,
Но на это наплевать им.
Такая-сякая! Сбежала из дворца,
Такая-сякая! Расстроила отца.

Ю.Энтин, Песня короля и придворных из м/ф "По следам Бременских музыкантов"

Детский писатель всегда сидит между двух стульев. Потому что пишет-то он для детей, но книги-то этим детям выбирают пока еще родители. Да и у самих детских писателей случаются собственные дети, а вместе с ними появляется и внутренний цензор, который следит за тем, чтобы ребенок не увлекался чем-нибудь неподобающим.

В конце концов, если умело взяться за дело - ребенка можно увлечь практически чем угодно. И при этом есть некоторые почти беспроигрышные ходы. Среди них - предоставление герою, с которым отождествляет себя читатель-ребенок, недетской свободы. При полной самостоятельности привлекательной может оказаться любая деятельность: не только путешествие на подводной лодке "Пионер", как в романе Адамова "Тайна двух океанов", но и воспетое Эдуардом Успенским фермерское хозяйство с коровами и огородом. А наименее кровавым способом обретения такой самостоятельности (родительские нервы не в счет) является, вне всякого сомнения, побег из дома.

Побег - дело серьезное и требующее веских оснований. Для настоящего побега необходимо соблюдение хотя бы одного из двух условий: нужно, чтобы было от чего бежать и куда бежать.

Бегут, конечно, от плохой жизни: от злой мачехи, соседа-хулигана или всяких фашистов и белогвардейцев. Впрочем, благополучная жизнь с игрушками, кошкой, гувернанткой и домработницей тоже плоха, потому что она скучна. А скучная жизнь - это и не жизнь вовсе.

Второе условие гораздо вариативнее. Ибо бежать нужно за настоящим подвигом, иначе побег не стоит и затевать. В жизни, как известно, место подвигу всегда есть, но оно всегда разное. В конце XIX века, например, дети преимущественно бежали в Америку, что нам известно по рассказу Чехова "Мальчики". Но с началом революционных событий, а потом и гражданской войны, интересы российских беглецов естественным образом переместились на территорию своей страны. (В этом смысле интересны случаи "навязывания" героям-детям собственных детских интересов, как в повести А.Н.Толстого "Как ни в чем не бывало", герои которой в 1930-е годы совершают путешествие по речке Ждановке вполне в американском духе 1890-х.)

Каноническим побегом "новой", советской детской литературы стала повесть Аркадия Гайдара "Школа". Поддержанная биографией самого Гайдара, она прочно связала сам сюжет с военно-революционным пафосом. Теперь побег совершался уже не для самостоятельной деятельности в качестве героя-одиночки, а для присоединения к "настоящему" делу.

Но вместе с тем каждому взрослому ясно, что ребенок должен жить дома. И то, что хорошо для Бориса Горикова, совсем не подходит советскому пионеру мирного времени. Видимо, это было ясно и самому Гайдару, так и оставшемуся автором едва ли не единственной в советской литературе повести о реализованном побеге. Может быть, поэтому через семь лет после "Школы" он написал небольшой рассказ "Голубая чашка", в котором предложил версию побега "не по правде" и последовательно подверг травестированию все традиционные составляющие этого сюжета.

Начать нужно с того, что побег в рассказе совершается вместе с отцом. Это сразу упраздняет обычное противопоставление "старого" мира, в котором в ребенке только ребенка и видят, и того замечательного "нового" мира, в котором его вдруг и сразу воспринимают как взрослого.

Зато герои с самого начала объявляют, что бегут от плохой, просто даже невозможной, жизни:

- Что ж! - говорю я Светлане. - С крыши нас с тобой вчера согнали. Банку из-под керосина у нас недавно отняли. За какую-то голубую чашку напрасно выругали. Разве же это хорошая жизнь?

- Конечно, говорит Светлана, - жизнь совсем плохая.

После чего совершается ритуал необходимых приготовлений, без которых не обходится ни один побег: "Возьмем мы из-за печки мою походную сумку, положим туда твое яблоко, мой табак, спички, нож, булку и уйдем из этого дома, куда глаза глядят". В обязательный список включается и оружие, толстая палка, потому что доподлинно известно, что "где-то в той стороне живет ужасная собака Полкан".

Далее следует непременное описание эмоционального переживания самого момента ухода. Оно, как и положено, сочетает в себе непреклонную решимость покинуть родной дом с некоторой сентиментальной нотой, вызванной тем, что о принятом решении никто из окружающих не подозревает. В данном случае такое переживание адресовано проходящей мимо молочнице: "А где ей догадаться, что мы далеко уходим и, может, не вернемся?"

Итак, побег совершен. И не успев еще уйти далеко, герои встречаются с первым вооруженным конфликтом: пионер Пашка Букамашкин бросает комья грязи в "фашиста и белогвардейца" (обратим внимание на мирное сосуществование двух хронологически несовместимых наименований) Саньку Карякина, который дразнил еврейскую девочку Берту. Конфликт, как и все дальнейшие, разрешается благодаря способности героев взглянуть на него под другим углом зрения: "А может быть, он вовсе не такой уж фашист? Может быть, он просто дурак?" А окончательное примирение былых антагонистов наступает, когда оказывается, что неподалеку идет бой. Здесь уже не до личных разногласий - все оказываются "на фронте", то есть в зоне военных учений. Тут-то и выясняется окончательно, что Санька не фашист, а "весь советский", потому что он вместе со всеми радуется тому, что "плохо дело фашистам!" А война оказывается хоть и ненастоящей, но все же справедливой. Заодно ликвидируется и опасность нападения диких зверей - грозному Полкану приказано принять героев за "своих" и ему ничего не остается, как "улыбнуться и вильнуть хвостом".

Поучаствовав в военных действиях, Светлана с отцом, по совету колхозного сторожа, оправляются в "самое хорошее далеко" (отметим движение от плохого к хорошему) - в сторону дома его дочери Валентины. По дороге они отдыхают на фоне вполне буколического пейзажа, и именно тут и появляются первые мысли об оставленном доме и покинутой Марусе. Многое еще предстоит им пережить: они собьются с пути и едва не утонут в болоте, подвергнутся разорительному нападению аборигенов в лице "сурового сына Федора", который попытается вытащить из мешка пряники. С аборигеном, впрочем, им удастся вступить в контакт, и, посрамленный щедростью пришельцев, он притащит в обмен на подаренные ему пряники котенка. Но чем дальше, тем больше будет чувствовать Светлана, что "уже совсем жалко" становится Марусю, которая без всякого сомнения любит не только свою дочь, но и непутевого мужа. А кто сомневается, тот должен, как Светлана, проснуться ночью и подглядеть, как она на него смотрит.

И опять конфликт никак не разрешается, так как и не было его, конфликта, вовсе, потому что никто не разбивал голубой чашки, да и вообще, "мало ли кто на кого понапрасну плохого подумает?" И герои возвращаются домой, и там их ждет Маруся, и они долго сидят на крыльце и говорят обо всем, в том числе и о самом главном. А главное заключается в том, что совсем не от чего больше бежать советскому человеку, пусть даже самому маленькому и беззащитному, потому что: "... жизнь, товарищи ... была совсем хорошая!"

---

Web-присутствие

• "Какого цвета осколки голубой чашки?" (такой философский вопрос) - статья в газете "Первое сентября"
• Статья Анатолия Букина о беспризорниках и психологии побега из газеты "Семья"
• "Маленький принц" и "Голубая чашка" - В.Григорьев, отрывок из биографии Экзюпери)
• Что такое эскапизм