"Мы сели под дерево, и старец рассказал мне ужаснейшую историю - историю, которую вы теперь не услышите, друзья мои; она останется до другого времени. На сей раз скажу вам одно то, что я узнал тайну гревзендского незнакомца - тайну страшную!"

Из повестей Николая Карамзина одна, "Остров Борнгольм", и сегодня может быть прочитана не только с историко-филологическим, но и с непосредственно-живым интересом, в немалой степени связанным с тем, что коварный "я-повествователь" сам-то узнал "ужаснейшую тайну", а от читателя благополучно утаил.

Для детективного дознания о существе тайны даны следующие условия. Чувствительный путешественник, возвращаясь из Англии в любезное отечество, на берегу у Гревзенда видит "молодого человека, худого, бледного, томного, - более привидение, нежели человека. В одной руке он держал гитару..." Незнакомец запел печальную песню "на датском языке, которому учил меня в Женеве мой приятель доктор NN". Песня говорит о трагедии беззаконной любви, но на ее обстоятельства только глухо намекает:

Законы осуждают
Предмет моей любви:
Но кто, о сердце! может
Противиться тебе?
... Природа! Ты хотела,
Чтоб Лилу я любил!
Твой гром гремел над нами,
Но нас не поражал,
Когда мы наслаждались
В объятиях любви.
... О Борнгольм, милый Борнгольм!
.... Навек я удален
Родительскою клятвой
От берегов твоих!
Еще ли ты, о Лила!
Живешь в тоске своей?
Или в волнах шумящих
Скончала злую жизнь?

Томный страдалец допел, корабль с путешественником отплыл, а когда бросил якорь у острова Борнгольм, сердце странника загорелось "темным предчувствием": "Там можешь удовлетворить своему любопытству, и Борнгольм останется навеки в твоей памяти!". Высадившись на берег, странник попадает в таинственную "готическую" обстановку - в старинный замок, куда его впустил "высокий человек в длинном черном платье". "Ворота хлопнули за нами, мост загремел и поднялся... Высокий перистиль в древнем вкусе вел к железному крыльцу, которого ступени звучали под ногами нашими". Повесть вообще отличается редкостной "звучностью": хлопают, отворяясь и затворяясь, ворота, гремит подъемный мост, лязгает железная дверь, стучат древние мечи и щиты, шум волн соединяется с шумом дубов и вязов. Такую чуткость к звучаще-слышимой составляющей мира следует признать новаторски-необыкновенной, ведь даже дуэль Онегина с Ленским была совершенна беззвучной и выстрел, поразивший юного поэта, остался неслышным.

Чужеземца принял "с какою-то печальною ласкою" почтенный седовласый старец, который сообщил, что давно живет в уединении, но хотел бы знать, "царствует ли любовь на земном шаре? Курится ли фимиам на алтарях добродетели?". Путешественника оставляют ночевать, но сон его неспокоен, он выходит в парк, где нечаянно обнаруживает не что-нибудь, а подземную тюрьму и прекрасную молодую узницу в ней. "Друзья мои! Кого не трогает вид несчастного? Но вид молодой женщины, страдающей в подземной темнице, - вид слабейшего и любезнейшего из всех существ, угнетенного судьбою, - мог бы влить чувство и в самый камень". Путешественник предлагает несчастной свою помощь, но она не принимает помощи: "Я лобызаю руку, которая меня наказывает". "Но сердце твое невинно?" - допытывается странник, и получает неопределенный ответ: "Сердце мое могло быть в заблуждении. Бог простит слабую". Узница просит оставить ее, но - "Если он сам послал тебя - тот, которого страшное проклятие гремит всегда в моем слухе... Скажи, что я без ропота, без жалоб сношу заключение, что я умру его нежною, несчастною..." Нежною, несчастною - кем? Многоточие.

Оставив отворенными железные двери темницы, чтобы чистый воздух сквозь решетку освежил дыхание страдалицы, путешественник засыпает под ветвями высокого дуба и пробуждается от слов: "Дверь была отворена; чужестранец входил в пещеру". Он видит старца и давешнего человека в черном, читатель ожидает больших неприятностей, но вместо того, чтобы разгневаться, старец обещает открыть страшную тайну: "Сердце твое обольется кровию. Тогда спросишь у самого себя: за что небо излияло всю чашу гнева своего на сего слабого, сего седого старца, старца, который любил добродетель, который чтил святые законы..?"

Современные истолкователи сходятся на том, что сущность ужасной тайны - инцест. Беззаконность любви гревзендского незнакомца и прекрасной узницы заключается в их родстве, они - родные брат и сестра. "Тяга к природным началам и руссоистской естественности у Карамзина разрешилась прикровенной легализацией инцеста ("Остров Борнгольм")", - замечает Михаил Вайскопф.

Отгадка очень убедительна, она "на уровне" ужаснейшей тайны. Но не в том ли дело, что она "на уровне" нашей "испорченности"? Ну вот режьте меня, не поверю, что автор "Бедной Лизы" в своей безграничной толерантности доходил до сочувствия кровосмесительной связи.

Федор Глинка: "Из 1200 кадет редкий не повторял наизусть какую-нибудь страницу из "острова Борнгольм". Неужели кто-нибудь из 1200 кадет прочитывал в любимой повести инцестуальный мотив?

Нельзя ли подобрать другую отгадку? Даже литература ХХ века с кровосмесительной любовью обращалась осторожно - и Музиль в "Человеке без свойств", и Томас Манн в "Избраннике". В самые последние годы, правда, у нас (у Бородыни, у авторесс детективов) матери с сыновьями принялись усиленно вожделеть друг к другу, но "Остров" как-никак написан двести с лишним лет назад, в 1793 году.

Черпая улики из песни гревзендского незнакомца, установим, что там нет ни малейшего намека на кровосмесительную любовь. "Природа! Ты хотела, чтоб Лилу я любил!" Гм, хочет ли природа близкородственного скрещивания у человека? Противопоставление законов и природы направляет фантазию читателя в другую сторону: естественному чувству препятствует нечто из области социальных установлений. Можно, конечно, предположить, что певец все равно возлагает всю ответственность на природу, даже если брат с сестрой предались неродственной любви. Но это слишком модернистическое предположение. Такой ход мысли постоянно присутствует, например, в "Эроне" Анатолия Королева: если некое сексуальное "извращение" допустимо самим телоустройством человека, то все претензии - к Богу и Природе: они "этого хотели". Не хотели бы, не предоставили бы физической возможности. Очень трудно вообразить, чтобы и Карамзин так рассуждал.

Дальше. Против инцеста свидетельствует разное наказание виновных: сын проклят и изгнан, то есть отпущен на все четыре стороны, а дочку совершенно бесчеловенно морят в подземной тюрьме. Да еще и не первый год; тут, конечно, у автора непорядок с достоверностью: после нескольких лет в яме что бы осталось от узницы?

А может быть, "Лила" была женой почтенного старца? А если уж там вертится суровый человек в черном, то я нафантазировала бы вдобавок, что она дочь этого "черного". Изменить законному мужу с его родным сыном - это вполне "ужасная история", обмануть родного отца с его законной женой - это вполне "страшная тайна". Вот муж и карает преступницу с ведома и с помощью ее "черного" отца. Так как старец очень уж добродетелен, следует предполагать, что его союз с Лилой был основан на искренней взаимной привязанности. Так как от мира старик удалился явно после "ужасной истории", то раньше, следовательно, жил вполне открыто. Поэтому трудно предположить, что брат с сестрой потянулись друг к другу просто за неимением людей вокруг.

Сердце героини "могло быть в заблуждении". Допустимо сделать вывод, что оно "заблудилось", когда встретило "гревзендского незнакомца", которому, логически рассуждая, незачем было торчать в замке с отцом, а следовало учиться в немецком университете.

В общем, случилось вот что: добродетельного владельца замка, человека в годах, но еще полного сил, полюбила юная Лила, дочь человека почтенного, но не дворянина. Благородный вдовец, сын которого учился в Геттингене или познавал мир в Париже, не собирался вступать в новый брак, тем более со столь юным созданием, но ее искренняя любовь тронула доброе сердце, и он поступился принципами - женился. Через какое-то время в замке появился набравшийся новых идей сын и "заблудил" сердце молодой мачехи. Любовники надругались над доверием и благородными сединами отца и мужа при попустительстве природы, которая не поражала их громом, когда обманщики "наслаждались в объятиях любви". Однако преступление отрылось. Старик с сокрушенным сердцем проклял и изгнал сына, а неверную жену заключил в темницу с согласия ее сурового отца. Заблуждение слетело с несчастной, она поняла, что в действительности любила именно мужа, и теперь страдает, страдает день и ночь... "Сердце мое высохло от горести, слезы не облегчают уже тоски моей. Скажи, что я без ропота, без жалоб сношу заключение, что я умру его нежною, несчастною..."

А все-таки - "женою" не звучит!

---

Web-присутствие (В.Сонькин)

• Удивительно, но факт: на сети есть полный текст повести Карамзина, и находится он на сайте Gothic.Ru - при первом просмотре представляющимся весьма богатым, регулярно обновляемым и построенном на хорошего толка энтузиазме. Термин "готический" применительно к произведениям искусства авторы тамошних публикаций толкуют весьма расширительно, но это едва ли не к лучшему.

• Цитата из Федора Глинки взята автором из монументальной биографии Карамзина, которую написал Натан Эйдельман.

• Создатели сервера "Русская фантастика" почему-то считают "Остров Борнгольм" фантастическим произведением.

• Потом я попробовал поискать ссылку на то, хотела ли природа, чтобы герой Лилу любил. Не так давно я читал книжку одного английского зоолога и журналиста про "секс и эволюцию человеческой природы" (такой был подзаголовок). Он довольно убедительно объяснял, что никаких эволюционных и вообще естественных противопоказаний для инцеста нет; что у людей инцест иногда приводит к вырождению потомства, потому что мы и так все инбредные до невозможности; что запрет на уровне "природы" стоит не на половых связях с близкими родственниками, а на половых связях с людьми, с которыми человек проводит детство (в качестве косвенного доказательства отмечалось, что дети, выросшие в киббуцах, могут остаться друзьями на всю жизнь, но редко вступают в браки друг с другом - так ли это?). В общем, не ходите замуж за друзей из детского сада, так природа не хотела.

• Зоолога зовут Марк Ридли, и найти его оказалось нелегко даже при добавлении ключевого слова "инцест", потому что тут же полезли в большом количестве ссылки на писателя Джона Ридли, по произведению которого был поставлен фильм "Три короля", в котором сыграл Марк Уолберг - ну а инцест приплести можно к чему угодно. Другой вариант - режиссер Ридли Скотт - кто видел фильм "Гладиатор", тот знает, что инцест там в полный рост - ну а mark тоже приплести к чему-нибудь можно, слово распространенное. Вот добренький и старенький Марк Аврелий, например, он тоже в этом фильме имеется (хотя он, конечно, Marcus).

• Правда, пока я это писал и искал, я понял, что ошибся: ту книжку написал не Марк Ридли (который тоже английский зоолог и тоже пишет книги), а Мэтт Ридли (вот эссе со ссылками на некоторые его произведения). Я даже вспомнил кокетливое замечание в послесловии: "отдельное спасибо Марку Ридли, с которым меня, к моему вящему удовольствию, часто путают". Талантливые они, эти мистеры Ридли.