Ради бога, только не говори мне, что ты слишком стар. Не начинай с этого, хорошо? Я не знаю, сколько тебе, правда, но если в том шестьдесят восьмом году тебе было, - ну, сколько, ну, двадцать пять? - словом, это совершенно неважно, поэтому, пожалуйста, послушай, - пожалуйста, женись на мне.

Ты только не перебивай, я тебе все объясню. Я мало что понимаю сама, это правда, но тебе уж я точно могу объяснить кое-что, а потом ты мне объяснишь все остальное. Поскольку я начну первой, и поскольку весь этот разговор - в сущности, моя инициатива, то и можно будет считать, что это я тебе все растолковала, разложила по полочкам, взяла за руку и повела тихонько от стеллажа к стеллажу. А то, что ты и сам периодически сворачивал, беря меня за палец, то в один, то в другой коридор, становился ведущим и влек за собой меня, теперь ведомую, будет иметь очень мало значения, - ведь если бы не я, если бы не мое решение написать тебе письмо, ты бы никогда не додумался на мне жениться. В восьмой главе, когда я все испорчу, и много лет нашей жизни поплывут, по моей вине, вдоль грязноватой реки деревянными парковыми скамейками, ты будешь стоять, приникнув лбом к оконному стеклу, и думать, что тогда - сейчас - один-единственный раз я взяла судьбу в свои руки и повела тебя от стеллажа к стеллажу, и так до свадьбы, считай - до смерти.

Ты еще не будешь знать в тот момент, что я веду тебя путем наибольшего сопротивления. Я буду держать тебя не за руку, а за рукав, я буду принюхиваться к библиотечной пыли и прислушиваться к твоим шагам, и крепче сжимать потной уже ладонью шероховатую ткань, боясь, что ты вдруг скажешь что-нибудь громко, отряхнешь меня с рукава, повернешься, уйдешь. У меня будет одна надежда - на то, что ты, написавший столько книг об удивительных совпадениях, все знающий о совпадениях, черпающий силу в умении распознавать великий смысл малых совпадений, не сможешь противостоять мне, оказавшись в кругу, где совпадений нет вовсе. Я обойду все твои совпадения, - так я буду думать, сторожа тебя спиной, ступая вдоль стеллажей шаг за шагом, не выпуская твой рукав ни на секунду. Так я обойду, ведя тебя следом, все твои совпадения, так я не дам тесту нашей любви расслоиться на пять городов, два зеркала и целый ворох женских сновидений, - как это любишь делать ты. Я не пущу тебя ни к русским танкам, ни к операционному столу. Я не буду искать запаха чужого лона в твоих волосах. Я многому у тебя научилась еще до этого момента, еще когда ты даже не знал, что я, твоя будущая жена, готовлюсь встречать тебя, раскладывая все по полочкам, готовлюсь охватить тебя огромной жертвенной любовью - и не выпускать вплоть до восьмой главы.

Первое бремя, которое я возложу на нас, будет бремя двойных имен. Конфликт этих имен будет нашей первой совместной битвой и первым совместным поражением. В этой битве мне будет легче, чем тебе, у меня есть опыт, но тебе, бедному, придется сменить свое женственное, безопасное, доброе, нежное, медлительное, короткое имя на плохое, страшное, грустное, злое, тихое, шероховатое, тусклое, темное, печальное, пассивное, угловатое, длинное "Томаш-Франц", и, правду сказать, я не знаю, как ты это переживешь, тем более, что рядом все время буду я, Тереза-Сабина, я все время буду говорить тебе: "Томаш-Франц, я не знаю, как ты это переживешь", - и так вплоть до самой восьмой главы, где многое станет безразлично и тебе, и мне.

Едва же мы выберемся из-под этого бремени, склеенные стыдом поражения, я возложу на нас бремя географических мест. Мы поступим так: я не приеду к тебе в Прагу, ты не уедешь из Праги в Цюрих, я не сбегу от тебя в Цюрихе, и ты не вернешься в Прагу следом за мной, а потом мы вместе не поедем в деревню. При таком раскладе мы, скорее всего, никогда не встретимся лицом к лицу, но зато избежим многих ошибок, способных отравить нашу любовь: ты не будешь ранить меня своими встречами с другими женщинами, я не испугаю тебя, стоя перед зеркалом в исподнем и в котелке. Нам будет легче, чем многим, уж ты поверь мне.

А раз так, я смогу с полным правом, хоть и страдая, возложить на наши плечи третье бремя - бремя социальных решений. Для начала ты подпишешь отречение от своей статьи про Эдипа, и хотя при таком раскладе твой сын не предложит тебе через несколько лет подписать другую петицию, ты подпишешь и ее. Ты не поедешь в Камбоджу, а я научусь не предавать и жить не по лжи, и потом, когда мы не заведем собаку и не поедем в деревню, мы окажемся так чисты и так невинны, что я надену белье и котелок, и подведу тебя к зеркалу, и в нем не отразится ничего, кроме моих туфель и твоего галстука. И это будет уже почти восьмая глава.

И вот тогда, когда мы почти уже избавимся от тела, так, что будет неясно, в чем держится наша любовь, свернулась ли она ужом в носке одной из моих туфель или блошкой гнездится в узле твоего галстука, я скажу, сидя справа от тебя в деревенском пикапе, водителем которого ты не станешь: "Томаш-Франц, - скажу я, - Томаш-Франц, вот ради нашей любви ты отказался от имени, и я отказалась от имени, ты отказался от профессии, и я отказалась от профессии, ты отказался от родины, и я отказалась от родины, и теперь, - скажу я, - теперь, Томаш-Франц, когда мы так кристально чисты перед собой и друг другом, давай сделаем над собой последнее усилие, давай уберем то, что мешает нам все-таки любить друг друга с воздушной легкостью под грузом наших трех невероятных, нечеловеческих бремен. Давай перестанем искать оправданий и смысла, забудем Бетховена и Пикассо, разучимся думать о Ницше и писать об Эдипе, перестанем ждать от себя понимания мира. Давай перестанем быть испуганными, искалеченными, рефлексирующими интеллигентами славянского разлива, Томаш-Франц, и тогда легкость нашего бытия станет, наконец, совершенно невыносимой".

И тогда мы сделаем так: мы немедленно расстанемся и забудем друг друга, и познакомимся в буфете на маленьком вокзале, где я буду работать официанткой, а ты будешь работать обаятельным клиентом, проезжим хирургом. Я приеду к тебе в Прагу и немедленно заболею гриппом, потом ты будешь изводить меня своими романами, а я буду фотографировать русские танки на чешских улицах, а ты будешь университетской крысой, а я буду рисовать картины с двойным смыслом, а потом ты женишься на мне, а потом ты не женишься на мне, и я уйду от тебя, а ты заведешь себе студентку в огромных очках, а я никогда от тебя не уйду, и наша любовь будет держаться на моей невероятной верности, подгнившей с одного укромного бочка, а потом мы уедем в Цюрих, и ты напишешь статью об Эдипе и не захочешь от нее отречься, а меня будет терроризировать плешивый стукач, а твои волосы будут пахнуть чужим лоном, и мне будет сниться смерть, а жизнь моя будет идти от предательства к предательству, и твой сын начнет писать тебе длинные письма как раз когда ты двинешься в Камбоджу своим Великим походом.

Не опасаясь ничего, мы заведем собаку, переедем в деревню, я буду пасти коров, а ты водить пикап, и ранним утром восьмой главы, через несколько дней после смерти Каренина, я скажу тебе: Томаш (или Франц), подойди ко мне, слышишь - это Бетховен, потанцуй со мной, мне так легко. Ты обнимешь меня, и я увижу, что ты совсем старый, двигаться нам будет трудно, но зато в нашем танце будет искренность, неспешность, подлинность. Мы не будем знать, что это - вальс на прощание, нам будет казаться, что бессмертие гарантированно нам, ведь мы не искали оправданий и смысла, не думали о Ницше и не писали об Эдипе, так отчего же нам умирать? И потом, когда музыка кончится, а ты устанешь, я поцелую тебя и скажу: "Береги себя, если я не вернусь", а ты решишь, что это неудачная шутка. И я выйду из нашего дома и сяду в автомобиль - одна, и поеду - одна, и когда потом ко мне придут в мою американскую мастерскую и скажут: "Сабина, знаешь ли ты, что Тереза погибла, разбилась в автомобиле своего мужа - одна?" - Я скажу: "Что же, это достойный конец для любящей женщины, недаром же на ней женился Томаш (или Франц), сейчас, наверное, он чувствует всю боль и всю любовь восьмой главы, и разве не за этим ему стоило прожить жизнь? Наверное, сейчас ему кажется, что это он сам написал восьмую главу, -скажу я, - и хотя мы знаем, что дело обстоит совсем не так, мы не будем усугублять своим сомнением его горе".

Их с Терезой (Сабиной) брак, скажу я, можно было считать счастливым, вполне счастливым.

Соглашайся.

---

Web-присутствие (В.Сонькин)

• Полный текст романа в библиотеке Мошкова

• На некой персональной страничке Literra - подборка мнений автора, Александра Носкова, о книгах Кундеры и ссылки на другие интернет-ресурсы

• Краткая информация о красивом фильме Филипа Кауфмана

• Прага

• Цюрих

• Камбоджа

• Пикассо

• Бетховен

• Эдип