Уж я-то деточку свою
Лелею, словно розу!
И я его - баю-баю,
Как Сидорову козу!

Песенка Герцогини

Положим, я ни о чем ином сейчас все равно не могу думать; положим. Положим, я хотела совсем другого - писать такую книгу, ну, не книгу, такой текст, который назывался бы "Алиса в Subspace"; положим. Subspace есть измененное (для некоторых, напротив, нетронутое) состояние сознания, в котором пребывает подчиненная сторона во время садомазохистского сеанса; положим, я хотела только об этом писать, ни о какой "Алисе в Стране Чудес" я писать не хотела; положим. Почему хотела? - потому что я все равно ни о чем ином не могу сейчас думать, потому что Алиса с ее странной, томно-кокетливой, незатейливой манерой рефлексии какое-то время казалась мне идеальным sub, и казалось также, что только диковатая, дискретная и фантасмагорическая территория Зазеркалья или Страны Чудес может служить адекватным фоном для развития фантасмагорических же событий, о которых ты, мой ангел, должно быть, помышляешь сейчас, пока я сижу здесь над клавиатурой, глупо тратя на буквы кровь и пот, которые, конечно, принадлежат только тебе, которые положено мне богом и тобой тратить только на тебя. О тебе, мой ангел, и о том, что происходит вот здесь и здесь, вот здесь, где лопнула под веревкой кожа, вот здесь, где след от лезвия напоминает контур падающего дерева на фоне пурпурного от заката неба Страны Чудес, твоей и моей, - впрочем, совсем не больно, впрочем, безумно больно, впрочем, спасибо. Положим, я и купила заново "Алису" - вместо красивой, толстопопой, оставшейся в ящиках с моим израильским скарбом, - только для того, чтобы припомнить кое-какие детали, освежить, что ли, в памяти атмосферу Безумного Чаепития, где чайным столом служат мои ладони, а сахар крошится, если его стиснуть пальцами чуть сильнее, чем ты мне позволяешь. Положим, я начала просматривать заново кремовый "пингвинский" томик, совершенно не ожидая вычитать-вчитать в него что-то из мучающего меня набора образов цвета набухших следов от удара или укуса. Но - получилось так, и, положим, я излагаю сейчас все это с одною лишь только целью: объяснить тебе, дорогой мой, что я ни о чем другом не могу сейчас думать, - впрочем, это я уже говорила. Положим.

Я только хотела увидеть, как эта Алиса - еще не моя Алиса - могла бы вести себя там, в Subspace; я только хотела вспомнить некоторые интонации ее речи, кое-какие замашки, запах волос, смешанный с запахом хорошего английского чая и сухих листьев, собственно, тень, живущую между складок ее слишком плотно накрахмаленного фартука, да степень изгиба ее чуть кретинического - в предложенном нам варианте классических иллюстраций - лобика; эта Алиса - такая викторианская Алиса! - совсем не должна была оказаться частью мира, в который я бегаю за тобой, как за Белым Кроликом. А между тем, чем дальше я двигалась за тоненькой перепонкой ее поспешных туфель, лавируя между джаббервоками и моктартлами, тем глубже и глубже я проваливалась в собственный страннейший фантазм и понимала, что ничего из мной читаемого реально в кэрролловском тексте нет, а есть лишь моя измученность темой и общее желание смотреть на вещи под определенным углом, - но отделаться от вчитываемого-вычитываемого уже не могла никак, совершенно никак.

Не могла отделаться от мысли, что все происходящее - то есть один полуденный сон Алисы - есть один полуденный "сеанс", садомазохистская "сцена", в которой роль ведомого играет маленькая девочка в подчеркнуто кукольном платьице, а роль ведущего досталась существу в подчеркнуто же официальном, деловом облачении - в жилетке, при карманных часах, с перчатками и веером, и факт наличия у него длинных белых ушей... - впрочем, нам ли осуждать Алису, мой ангел, нам ли, при наших ли диких вкусах.

Смотри: сначала она, Алиса, следует за своим Кроликом из чистого любопытства, он совсем ее не принуждает, он даже не зовет ее следом, она идет, потому что никогда не доводилось ей видеть ничего подобного, - ах, вздыхает Кэрролл, если бы Алиса задумалась о последствиях! - робкий старый педофил! Потом, заметим, преследование начинает даваться Алисе трудно - кроличья нора, да, и она уже чувствует, что вернуться назад не сможет, - слишком узок лаз, - но это не останавливает ее, потому что - любопытство, здоровое любопытство, интересно, колют ли мелкие камушки ей коленки, дергают ли за волосы торчащие из земли острые корни? - и тут начинается падение, то самое постепенное проваливание в subspace, о котором так долго говорили мы с тобой. И длится это падение долго, долго, и в нем происходят все главные изменения в состоянии Алисы, кардинальные изменения, благодаря которым ее путешествие по Стране Мучительных Чудес оказывается возможным: Алиса, во-первых, начинает ощущать разрыв с собственной привычной личностью, во-вторых, она перестает быть уверена во всем, что помнила и знала до сих пор, в-третьих, впервые отдает себе отчет, что ничего похожего на это падение в ее жизни не происходило досель.

Заметим, мой ангел, что приземление оказывается мягким; Алиса входит в subspace легко и органично, - видимо, падение ее было достаточно плавным и долгим. И тут же - Кролик, снова Кролик, он как будто совсем не замечает Алису, а Алиса уже понимает, что находится в его мире, что единственный ее ориентир - его воля, - и бежит за ним сломя голову, и с этого момента на протяжении всей книги, изумляясь собственному поведению, но при этом не нарушая "сцены" ни на секунду, Алиса будет подчиняться Кролику; Кролик приведет ее в зал, где она впервые увидит маленький садик, о котором я еще скажу ниже, Кролик крикнет ей: "Мэри-Энн! Немедленно неси мне перчатки и веер", - и Алиса, обиженная, пораженная, скажет себе: "Уже и кролики на меня кричат!" - и... подчинится, как и положено хорошему sub, добровольному, открытому, прилежному; Кролик приведет ее к Королеве, Кролик притащит ее в суд, - словом, Кролик, в свою очередь, как хороший, грамотный и любящий Мастер, проведет ее сквозь весь сеанс, не слишком пугая и при этом не слишком часто отпуская поводок, то предоставляя Алису самой себе, - подумать, поэкспериментировать, исследовать свой subspace, - то возвращаясь, чтобы направить сцену в нужное русло и поддержать Алису в ее новом состоянии, - и, кстати, заметим, что в описанном контексте факт того, что в начале Алиса едва не тонет в собственных слезах, а потом успокаивается и больше ни разу не плачет, а только терпеливо исследует свой новооткрытый мир, воспринимается трогательно - до слез. Кстати, Кролик сам боится Герцогини. О милые иерархии ценностей пушистого свитчера!

Едва попав в subspace, едва разглядев сквозь маленькую дверку чудесный садик, Алиса рвется туда попасть - и все не может, все не может, и все из-за Белого Кролика - депривация оргазма, мой милый? - и заметим, что как только она все-таки окажется в садике - заслужит свой садик! - все переменится, в ее subspace появятся совсем новые действующие лица, а сама она перестанет бояться происходящего, сказав себе: "Они всего лишь колода карт!" - что лишний раз напоминает нам, мой ангел, о значении депривации оргазма. Кстати, заметь, как прекрасно ложится в нашу нелепую схему Королева с ее истерическими воплями: "Отрубить ей голову!" - всю дорогу Алиса пугается, но в глубине души знает, что ее именно пугают, убить ее здесь не могут, но могут, да, сильно напугать, но не убить, но напугать очень сильно, но все-таки не убить, ведь правда? они же всего-навсего колода карт? тогда почему страшно? но ведь страшно? но ведь ты не можешь меня убить? но ведь я чувствую, что можешь? но ведь ты меня не убьешь, правда, - ты ведь постараешься, по крайней мере?

Никогда в жизни, говорит себе Алиса, мной не командовали столько, сколько сегодня! - но продолжает подчиняться; заметим, что, типичнейшим для сеанса образом, никто не хочет от Алисы абсолютно ничего конструктивного; большинство отдаваемых ей распоряжений носит идиотически унизительный характер; главной целью их является подчеркивание превосходства отдающего распоряжения над Алисой: ее заставляют читать стихи и ругают за перевранные строки, ей предлагают играть в крокет головой фламинго или решать нелепые задачи, ее экзаменуют по школьной программе и ругают за сделанные ошибки, - и, между прочим, заметим, что ей дается один дивный по своему остроумию insight: Черепаха-Телячьи-Ножки, гораздо лучше звучащая в нашем контексте под своим подлинным именем, Mock Turtle, "Черепаха, Которую Все Чморят", - вечно несчастное существо, раб по типу 24/7 в силу склада своего ума, дает нам четкое представление о том, чем Алиса могла бы стать, если бы осталась здесь.

Кролик, видимо, прекрасный, совершенно прекрасный мастер, способный, возможно, сравниться с тобой, мой ангел, - если это возможно вообще, конечно, - потому что, оказавшись в subspace, Алиса пребывает в постоянном состоянии кризиса идентичности, - она не только не уверена, что она в своем уме, а не в Мэри-Эннином, она не только отдает себе отчет, что знала, кем она была утром, но не знает, кто она сейчас, - она еще и поставлена в условия полного переосмысления своего физического тела: она постоянно меняет рост, у нее то вытягивается шея, то возникает опасность уменьшиться "до ниже пола", она вступает в диалог с собственными ногами и вынуждена прилагать постоянные усилия, чтобы тело хоть как-то соответствовала привычному для нее образу, - и вот мы получаем весь набор переживаний, связанных для sub с новым восприятием своего тела, его возможностей и его границ.

Все стишки тут звучат странно, ответы на все вопросы оказываются диковато нелепыми, состояние Алисы, не понимающей, кто она и где она, поражающейся собственному слабоволию и не представляющей себе, как выбираться наружу, - все это подводит ее - нас? ее? - к грани безумия, всегда различимой из subspace, всегда сияющей натянутым раскаленным канатом или облаком парящей над нашими головами, - как ласковая морда Чеширского кота. Чеширский кот, один-единственный из всех персонажей, населяющих Алисин subspace, кто не связан ни с кем, не подчиняется никому и не боится никого, прекрасно все-таки олицетворяет это безумие - рукой подать, вступить в разговор, задать пару вопросов и получить пару бессмысленных ответов, и похолодеть, увидев улыбку без кота, и понять, что не увернуться, и только жалобно попросить: ради бога, не так быстро, ради бога, - ради бога, мой ангел, ради бога, не так быстро.

И суд, на который, в конце концов, попадает Алиса, - о, это такой нормальный "сценический" суд, типичное, как капли крови, BDSM-действо, где ритуал важнее исхода, где все увлечены процедурой, а не сутью, где масштаб провинности и масштаб наказания никак не связаны друг с другом, где у "обвиняемого" нет права слова, он должен только вести себя хорошо, не мешать, не спорить, не сердить, чтобы ему не отрубили голову раньше времени. Первый Алисин сеанс кончается неудачно, ты бы никогда не допустил такого, мой ангел, но Кролик перегибает палку, Алису, уже уставшую, уже измученную, все-таки выводят из себя - и она выпадает из subspace в реальность - резко, одним толчком, закричав: "Вы всего-навсего колода карт!" - и тем самым нарушив тонкую игру соглашений и условностей, оттолкнув от себя чужую власть, став повседневной собой.

Ангел мой, все это не имеет отношения ни к Алисе, ни к книге, всего этого там нет, сколько ни заглядывай кремовому томику между страниц, вся эта "серая хмурь и розовая прыть" вчитаны-вычитаны мной, потому что я - неужели я забыла тебе сказать? - потому что я ни о чем ином сейчас все равно не могу думать, потому что я могу сейчас увидеть этот контекст хоть в "Гамлете", хоть в "Винни Пухе", - потому что я ни о чем ином сейчас все равно не могу думать, потому что я ни о чем ином сейчас все равно не могу думать, потому что я ни о чем ином сейчас все равно не могу думать.