Ничего достоверного в этой истории нет. Одни сплошные слухи, которые к тому же невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, во-первых, за давностью лет, во-вторых, оттого, что в те времена все держалось исключительно на личном доверии. Одному из таких слухов посвящается.

...Когда-то давным-давно у этих людей была великая литература. Ее начала терялись во тьме времен, концы тоже, несомненным для них было одно: в какой-то роковой день что-то с ней вдруг случилось, какое-то превращение, после которого она то ли перестала быть великой, то ли перестала быть литературой, то ли вообще перестала быть. И после этого превращения раскололись те люди на два лагеря. Вожаки одного из лагерей окопались кто в столицах, а кто и вообще там где-то, другой лагерь вожаков практически не имел и поэтому не окапывался, а рассредоточился по остальным городам и весям. Так они с тех пор и жили, лагерями. И время от времени по законам позиционной войны совершали набеги и вылазки - кто что, каждый соответственно своему положению. Вылазок, правда, было поменьше, вылезать как-то не особенно хотелось, зато набегов хватало. Война эта во многом была сродни крестовым походам, и победивший должен был приобрести благо, скорее символическое, - право припасть ко всевозможным корням и источникам той самой великой литературы, которая, по слухам, была когда-то одна на всех...

Символическое благо, по законам практической магии, должно было достигаться символическими же средствами. Среди таких особенно популярны были заклинания и обрядовые песни, в которых, как известно, ритм важнее содержания. Несмотря на то, что каждой из сторон были свойственны свои собственные песни и ритмы, стороннему наблюдателю уже тогда было несложно заметить, что структура их повторяется, - даже более того, что это вообще одна и та же структура.

Обрядовая песнь под названием "Блюстители дихотомий. Кто и почему не любит у нас Пелевина" попалась мне на глаза достаточно давно. Этот незаурядный магический текст (кстати, на сайте журнала "ИNАЧЕ" именно в рубрике "Магические тексты" и помещенный) сразу привлек мое внимание, но, к сожалению, тогда я не располагал достаточным фактическим материалом для того, чтобы сопоставить его с другими не менее замечательными образцами сакральных источников. Случай представился неожиданно, после посещения не попавшего в РЛС сайта "Новая литературная Тверь".

Главная трудность была исключительно методологической: мне предстояло сравнить полноценный героический эпос со множеством разрозненных заклинаний и фрагментов, контекст которых подчас был недостаточно ясен. В остальном же сопоставлять и анализировать две кажущиеся на первый взгляд непримиримыми цивилизации на основе их письменных свидетельств было легко и приятно.

Так я выяснил, что в основе картины мира, характерной для каждой традиции, лежит событие, именуемое "литературный конкурс" - очевидно, сравнимое по значимости с более широко известным "большим взрывом". Было также обнаружено весьма знаменательное пересечение с другими традиционными мифологиями в части мотива вручения символического приза, так называемой "литературной премии" - собственно, именно это событие, относимое, как правило, к незапамятным временам, и служило поводом для непосредственно самой войны, из чего можно сделать вывод о том, что "премия" эта была призвана каким-то неизвестным нам, поздним современникам, образом зафиксировать связь между героем мифа и сверхценностью (а то и божеством), иначе "Великой русской литературой".

Среди прочих повторяющихся мотивов обоих мифов легко выделить одних и тех же культурных героев, одной из основных функций которых, как известно, является изобретение различных ремесел. Хотя важная часть этих мифологий - непосредственная (так называемая "живая") связь с культурными героями, существование последних обычно относится ко времени, значительно предшествовавшему основному событию (литературному конкурсу). Имена этих культурных героев широко известны, более того, они - неотъемлемая часть любой персональной мифологии, в центре которой стоит мифологема "Великой русской литературы". Эти имена √ Толстой, Достоевский, Пушкин.

От них, этих легендарных полубогов, современные мифописцы противоположных лагерей и ведут генеалогию своих собственных героев. Собственно, на этом месте фабульное сходство заканчивается.

Хотя сюжетное (или структурное - кому как больше по душе) остается.

Главная задача каждого лагеря, как уже говорилось, - доказать, что именно этот лагерь имеет право претендовать на звание преемника. Для этого хороши все средства, но прежде всего - символические. Так, например, любопытно взглянуть на список ста тверских поэтов, среди которых встречаем не только Ахматову Анну, но и, как бы удивительно это ни показалось, Пушкина Александра, и не стоит питать надежды на то, что это просто совпадение. Мне уже случалось писать как-то о странных казенных способах именования поэтов, но представляется, что здесь дело не в этом. Вот пример ряда, выстроенного в соответствии с известной логикой (алфавитного порядка): "Пушай Татьяна, Пушкин Александр, Разломов Василий..." - этот ряд, насколько можно судить, призван зафиксировать в сознании неофита ту самую "живую" связь, о которой говорилось выше. Так же, если не более убедительно, решен вопрос преемственности традиций в мифе о герое, представленном на сайте журнала "ИNАЧЕ". О чем здесь идет речь, не так уж важно, важна форма, подход, так сказать, к делу. "Лев Толстой с замечательной лаконичностью выразил эту мысль в своем комментарии к "Дао де цзин" (следует цитата из Толстого. √ К.К.). Пелевин выразил эту мысль красочнее и убедительнее, чем Толстой (следует цитата из Пелевина. √ К.К.)". Ни больше ни меньше. Любопытствующим настоятельно рекомендую обратиться к тексту эпоса и попробовать разобраться самостоятельно, какую мысль Пелевин выразил убедительнее, чем Толстой. Интерпретации присылайте мне почтой, они, безусловно, окажут помощь в дальнейших исследованиях. При достаточном количестве интерпретаций лучшая будет опубликована.

Помимо преемственности, важная часть мифа - образ врага, антигероя, посягнувшего на святыни. В том виде, в котором миф представлен на сайте "Новая литературная Тверь", враг четко узнаваем и даже поименован, антигерой имеет определенное лицо. Конечно, это лишь одна из его персонификаций, но ее знаковость не оставляет сомнений в подразумеваемом продолжении ряда. "Все шумят - Пригов, Пригов... Пригов - это усталый пожилой графоман" √ говорит Владимир Смирнов, профессор литературного института. И снова все становится ясно, не меньше, чем с Пушкиным Александром.

Несколько иной образ антигероя дает нам эпос о герое на страницах "ИNАЧЕ". Этот образ скорее собирательный, в него входят такие легендарные сообщества, как "западники, патриоты-почвенники, "творческая интеллигенция", "постмодернисты", приверженцы православия и защитники отечественного культурного наследия". Все они - антигерои именно потому, что беспочвенно претендуют на причастность к "Великой русской литературе", в то время как единственный, кто может сделать такое заявление по праву - сам герой эпоса, тот самый, который выражается убедительнее Толстого. Что характерно, никаких имен не упоминается. Быть может, мифописец их просто не знает, хотя, скорее всего, избегает их употребления исключительно потому, что не желает удостаивать врага даже такой малой толикой уважения. Враг, таким образом, низводится до уровня сгустка косной материи, и это вселяет тревогу за самого мифописца, поскольку с этого момента ему приходится бороться уже не с людьми, а со стихией, что чревато.

Кстати, о постмодернизме. В этом пункте обе традиции снова неожиданно сходятся даже на уровне фабулы - постмодернизм, это в полном смысле слова мифическое чудовище, лишенное четких очертаний, представляет, как кажется, опасность для обеих сторон, по крайней мере его присутствие оценивается как опасность, хотя с уверенностью сказать, что присутствие это имеет место быть, нельзя. Вообще, этот самый постмодернизм мало кто видел, буквально единицы, с достоверностью известно лишь то, что на протяжении более чем десяти лет он употреблялся преимущественно на то, чтобы пугать детей.

Еще одно, последнее и главное сходство обеих мифологий - пафос (в строго литературоведческом смысле этого слова) обязательств, возлагаемых на героя. Эти обязательства, как правило, выражены в популярном в то время жанре декларации (о намерениях, например) и могут быть сформулированы следующим образом: "Духовное единство нации нельзя воссоздать, просто сшивая вместе обрывки прошлого, - это прошлое обретает смысл, только если будет встроено как органичная часть в здание вполне современной культуры, отвечающей самосознанию и потребностям самых разных культурных слоев". Эта фраза взята из эпоса, но при незначительных изменениях может встретиться, а если не встретиться, то органично вписаться в тот или иной фрагмент с зачастую не распознаваемым контекстом. Слова, которые при этом рекомендуется заменить: "встроено" - на "воспринято", "культурных" - на "социальных", "нации" - на "народа"; "вполне" - вовсе вычеркнуть для более убедительного тона. Остальное, как говорится, дальше по тексту.

...По свидетельствам очевидцев, война эта закончилась неожиданным для обоих воинствующих лагерей способом. Однажды утром они проснулись и с ужасом увидели, что божество, которому они поклонялись, оказалось не там, где они предполагали его обнаружить. То есть совсем не там. Они еще терли сонные глаза, вглядываясь кто в туманные очертания столичных стен, кто в столь же туманную даль других городов и весей - то ли боялись, что божество предпочло им их же антигероя, и уже собирались заявить, собравшись с духом, что и не божество это вовсе, то ли тешили себя надеждой, что божество пришло-таки в их стан и они его просто не узнали спросонок, - но постепенно понимали, что и они, и их противник, по сути дела, одно и то же и имя у них одно. Имя это все вертелось, вертелось на языке, но произнести его никто не решался. Да и ни к чему это было уже. Поздно (по-моему, неплохой сюжет для "Конденсатора").

***

Напоследок - несколько слов по поводу форумов, на которых теперь нет обязательной регистрации (спешите!). В воскресенье вечером испытал целый шквал положительных эмоций, увидев, что с политикой если не соперничает, то хотя бы сосуществует именно "Круг чтения". То, в каком виде это сосуществование происходило, - приятно вдвойне. По сему поводу хотелось бы упомянуть весьма дельный совет, который дал мне профессор Юрий Лурьи (США), за что ему моя искренняя благодарность. Впредь, если когда и буду писать на такую щекотливую тему, как эротическая литература в сети, буду подписываться псевдонимом Кутаков. Чтобы никаких недоразумений не возникало. Или наоборот, чтобы возникало - не уверен. Любопытным обращаться к татарско-русскому словарю. Ну или вот сюда.