Для начала - одно общее предположение-наблюдение.

Создается устойчивое ощущение, что все, что относится к жанрам литературного нон-фикшн в интернете, приобретает какое-то особое значение и вес, и этот феномен доходит порой до того, что читать нон-фикшн интереснее, чем художественные тексты. Это, по крайней мере, познавательно (по крайней мере познавательность ожидается по законам жанров, в нон-фикшн входящих, в данном случае интересны в первую очередь критика, литературная публицистика и литературоведческие эссе). Такое ощущение косвенно подтверждается и возросшим в последнее время числом "обзоров обзоров", жанром хотя и несколько нарциссичным в силу притягательности позиции "над схваткой", но в то же время опять-таки познавательным, на худой конец - информативным (временами почти донельзя).

К тому же малочисленный в сравнении с массой художественных текстов современный сетевой нон-фикшн, как правило (по меньшей мере в лучших своих образцах), вместо привычного дела следования за литературой скорее служит ей едва ли не буксиром, превращается из толкователя в первопроходца, благо есть для того соответствующие инструменты (о чем ниже).

Это были наблюдения. Теперь - к делу.

Сетевую критику можно с большой степенью точности разделить на три большие и неравные ни по свойствам целевой аудитории, ни по целям и задачам группы. Необходимо подчеркнуть, что речь идет: а) об именно сетевой критике, б) о (чтобы избежать тавтологии: "об именно критике") систематических и последовательных проектах.

Первую группу условно назовем традиционной. Для нее характерны ориентация на преимущественно филологический способ говорения о литературе, аналитический подход, известная доля академизма, настойчивое соблюдение правил игры, самими участниками установленных.

При этом вовсе не обязательно, что форма текста, созданного первой группой критиков, отвечает каким-либо канонам (среди "канонических" чаще всего попадаются наименее интересные работы, зачастую школярского уровня). Хотя подобный standart-work превалирует количественно, возможен как бы принципиально иной подход, например, эссе, составленное из писем на заданную тему, как в случае текста, представленного на "Лимбе" ("Можно вообразить...", Юрий Цаплин и другие). Дело, однако, не в форме, последняя может быть сколь угодно изощренной, дело в позиции автора (или, как в данном случае, авторов). Тем более когда авторы широко известны как в сети, так и вне ее. Было бы по меньшей мере недальновидно пытаться навязать участникам беседы - авторам (Юрий Цаплин, Дмитрий Кузьмин, Илья Кукулин, Этер деПаньи, Филипп Минлос) ту или иную "позицию", легко трактуемую как зашоренность, да и опять же не в этом дело. Дело в направлении мысли - от литературы к литературе, внутри литературы и о литературе, без желания и даже без возможности из такого модуса разговора выйти. "Без" здесь просто констатация факта, никоим образом не негативное определение, более того, такой разговор, такое эссе совершенно герметично и уже в силу наличия нескольких авторов (именно авторов - не-скрипторов) прочитывает само себя, не нуждается во взгляде со стороны. Ему как бы и не нужно никуда выходить, даже несмотря на то, что разговор, начатый со вполне модернистской проблемы, довольно неожиданно переходит на вопросы постмодернизма.

Другая группа, определим ее как перформационистскую, характеризуется совершенно иным подходом. Здесь важна сама фигура критика, его действие, его поза, здесь как нигде более уместно слово "проект". Проект, который требует зрителя, и требование это выражается, как правило, ярко агрессивно. Таковы обзоры Льва Пирогова. Если первая группа, будучи помещена в сеть, не теряет старых и не приобретает новых свойств, являясь сетевой чисто формально ("бумага" для нее первична), то вторая ориентирована на то, чтобы максимально использовать феномен интерактивности и возможности оформления контента, которые на сегодня дает только интернет. Это своего рода "критика быстрого реагирования", немаловажную роль здесь играет именно скорость при выстраивании звеньев цепочки "события-критика-реакция-ответ", весьма важны последние два звена, для первой группы не характерные, как минимум не определяющие. Причем если на более низком уровне использование сетевых возможностей означает неподцензурность и демонстративный отказ от академичности, то на более высоком можно говорить о симулякре, о создании альтернативного "бумажному" подхода, основанного на всевозможном обыгрывании академических клише, которые самим критиком преподносятся именно как клише, пустые формы. Эпатаж здесь лишь опосредовано связан с пежоративной лексикой, главным образом эффект достигается именно за счет очевидности симулякра. В этом смысле важной составляющей фигуры того же Льва Пирогова являются осуществляемые как им самим, так и Вербицким отсылы к академическому опыту и владению дискурсивной практикой "серьезных" "бумажных" изданий (в частности, "Литературной газеты").

Наконец, третья критика во многом сходна с той моделью, которая существовала во Франции в конце 60-х - 70-х годах, моделью появления так называемых "новых философов" или медиа-философов. По времени появление медиа-философии совпало с "новой критикой" Барта, и в силу этого совпадения часто возникает путаница, либо эффект выплеснутого дитяти, либо всеядность. Это явление началось, как отмечают исследователи (Луи Пэнто), с издания "Нувель обсерватер", культивировавшего достаточно странную по тем временам фигуру - философа-журналиста, в известном смысле эксплуатировавшего "новое" в философии и "игравшего" на всячески подогреваемой масс-медиа оппозиции "прогрессивное - университетское" (последнему члену здесь синонимичны определения "реакционное", "академичное"). О нейтральном тоне, о позиционировании конечного продукта для более-менее узкого круга специалистов-философов здесь не могло быть уже и речи, наоборот, воплощаемым идеалом была некая довольно размытая интеллектуальная "прогрессивность", автором - гибрид интеллектуала и журналиста. Очень упрощая, в этом контексте можно произнести и имеющее сильные негативные коннотации слово "популяризация", однако именно в ней, наряду с введением моды на философию, заключалась основа для, как это ни парадоксально, укрепления академизма. Хотя бы потому, что привлекать в качестве "популяризируемых" приходится наиболее ответственные ресурсы.

Но это - история. Давняя и далекая к тому же. Возвращаясь же домой, среди критиков, принадлежащих к третьей группе, прежде всего следует назвать Вячеслава Курицына образца середины девяностых, однако похоже, что теперь это мало кому что говорит. Есть, однако, в рунете целая чуть ли не корпорация авторов, явно соотносимых с фигурой медиа-философа. В "Тенета" их номинирует, как правило, один человек - Миша Вербицкий.

Весьма характерной работой, относящейся к третьей группе, может служить критическое эссе Юли Фридман "Людоедки Темерии, Редании, Аэдирна и Каэдвена любят мужскую плоть" о сериале Анджея Сапковского. В нем можно наблюдать многие отличительные признаки медиа-философствования. Во-первых, тяготение к интердисциплинарности. Эссе не является строго литературно-критической статьей (вообще принципы номинирования в "Тенета" - отдельная тема, яркое свидетельство, помимо прочего, исчерпанности школьных жанровых категорий), поскольку рассуждения о непосредственно литературной части рассматриваемой книги занимают весьма скромное место, уступая общесоциологическим изысканиям и рассмотрению вопросов, связанных с темой литературного успеха, то есть, иными словами, налицо именно интеллектуалистско-прогрессивный подход, характерный для французской прессы 70-х. Также для этого текста характерна свобода от академической нейтральности, обилие ценностных суждений, тезисность, даже известная лозунговость высказываний: "Организм старой литературы устал от жизни, он распадается. Его одолевают жестокие паразиты. Если бы ему дали спокойно умереть, полезный могильный червь переработал бы его тело, и свежие ростки низового фольклора, быть может, освятили бы его память (ср., например, анекдоты про Наташу Ростову и Поручика Ржевского). А у нас - прячутся от тиранствующего времени по искусственным провинциям, полощут бинты, культивируют пастернаки". Это так же провокативно, как и тексты второй группы, но провокативность здесь другая, возникающая на основе именно смежности, смешения дискурсов, в некоторых случаях прямо-таки жонглирования ими. Публикация в сети здесь не есть принципиально необходимое условие для существования (как в случае с предыдущей группой), а, скорее, наиболее соответствует принципам такой критики - сеть динамична, сеть современна, сеть в известном смысле необязательна, сетевые тексты мало поддаются (а чаще - просто не нуждаются) в верификации, что избавляет от многих академических требований, в "бумажном" мире необходимых. Одна из аналогий, приходящих на ум по этому поводу, - философские (медиа-философские) статьи в журнале "Плейбой".

Примечательно, что сам Вербицкий культивирует как третий, так и второй тип критики. Второй - выступая в качестве культуртрегера-номинатора и рецензируя работы, представленные в "Тенетах"(http://www.teneta.ru/) (чтобы убедиться в этом, достаточно почитать практически любой его пост в гостевых конкурса.

Особняком стоит такое достаточно редкое явление, как критика в форме художественного текста. По какому-то очередному недоразумению в категорию "Юмор" попал текст "Чтение женского романа", по сути полностью отвечающий серьезности названия. Короткий и внятный пример деконструктивистского письма, не только провоцируемого чтением, но параллельного чтению, вне чтения невозможного. О серийной литературе вообще и женском романе в частности написано очень много и с разных сторон - начиная с сугубо технологической, в плане того, как это делается, и заканчивая маркетологическими исследованиями, однако мне трудно припомнить работу (переведенную или нет), в которой уделялось бы внимание некоей общей составляющей этих текстов, которую я бы назвал комплексом сохраненного целомудрия. Речь идет о своеобразной "подставе", готовящейся для любого читателя формульной литературы: об обрыве саспенса, о принципе неудовлетворения, причем неудовлетворения весьма странного свойства - такого, которое заставляет еще и еще раз возвращаться к "затертой до дыр сорок восьмой странице женского романа "Любовь в терновнике", где по-прежнему ничего не происходит. Небольшой рассказ этот хорош хотя бы тем, что выводит вопрос из уже ставшей назойливой схемы Кавелти, в центре которой - противопоставление "литература формульная - литература миметическая" и читательский гедонизм. Вообще же советую прочесть.

Здесь не описана еще одна группа, представленная в небольшом количестве, но представляющая немалый интерес как явление. Ее можно назвать фикционной эссеистикой, она на первый взгляд во многом сходна с перформационистскими текстами, однако имеет важное от них отличие. Академический дискурс (клише) здесь деконструируется не в плоскости жеста, так или иначе нуждающегося в реальном явлении, "по поводу" которого этот жест делается, а в поле самого дискурса, самодостаточного и герметичного (критики первой группы), способного полноценно существовать и без референта. Словом, рецензии на несуществующие книги и нон-фикшн, поданный как художественный текст. Об этом - в следующий раз.