Ничего веселого в середине октября не случается.

Во-первых. В рунете появился ресурс, для поиска которого в справочных системах можно одновременно использовать четыре ключевых слова эпохи: "дискурс, наркотики, порнография, постмодернизм". Этот ресурс называется "АРТ-АЗБУКА, словарь современного искусства". Под редакцией Макса Фрая.

Особенно стоит отметить статью "Наркотики". Познавательно и глубоко. Статью же "Постмодернизм" я бы лично сократил до первого абзаца:

"Имейте в виду: если в критической статье, которую вы читаете, встречаются формулировки: "автор работает в стиле постмодернизма"; "произведение выполнено в жанре постмодернизма"; "перед нами художник постмодернистской школы", - не следует тратить время на чтение этого текста, ибо автор его некомпетентен!"

У меня, кстати, ровно это на экране и уместилось - затем следовала пустая строка, в которой я с восторгом увидел конец статьи, но вышло все наоборот. И это еще не главное разочарование. Вообще сама затея объяснять про дискурс и постмодернизм какая-то не слишком свежая, что ли. Все и так уже объяснено. Гораздо более актуальным представляется проект, объясняющий, что теперь со всем этим делать - как с самими дискурсом и постмодернизмом, так и с уже данными по этому поводу объяснениями. Чем, собственно, и был бы хорош первый абзац, будь он в то же время последним. Это, собственно, и ожидалось, потому как иначе - никакой глобальности (метадискурса, пардон) плюс риск впасть в слишком характерные для отечественных объяснятелей ошибки. Как в случае с дискурсом, например, отнесенным Фраем к изобретениям загадочной "плеяды французских философов-деконструктивистов". У нас в кого ни ткни - все деконструктивисты. Как в Америке, где весь этот бешбармак купно кроют двусмысленным названием French theory (эх, ей-бо, Алана Сокала на нас нет!). К тому же пропадает вся концепция "современного искусства для чайников". Не для чайников, пардон. For beginners. Что в свете грядущей социологической революции в корне неверно (соратники скажут).

В качестве поощрительного приза скажу, что как "как бы справочный" материал по вопросам более частным, чем дефиниция постмодернизма, проект вполне адекватен заявленной цели:

"Построить мост между авторским и зрительским восприятиями, превратить два разрозненных монолога в один осмысленный диалог или, по крайней мере, подарить обеим высоким договаривающимся сторонам достоверную иллюзию, что диалог состоялся".

В качестве другого поощрительного приза скажу, что настоящий финал статьи "Постмодернизм" я оценил. Не я последний - уверен.

Во-вторых. Знаете, на что похож русскоязычный писатель (как, впрочем, и поэт), эмигрировавший в начале девяностых? Как ни странно, на другого русскоязычного писателя (как, впрочем, и поэта), эмигрировавшего в начале девяностых. То, что эта волна эмиграции не удалась (десятилетие, видать, неурожайное), понимаешь с удивлением, переходящим в настороженность.

Объясню лучше на примере. Ниже следуют два отрывка из интервью двух стихотвориц - Полины Барсковой и Ларисы Володимеровой (по ссылкам пока не надо ходить). Отрывки следует сравнить (особенно важны интонации) и попытаться понять, кому какой принадлежит. При возникновении устойчивого ощущения, что оба отрывка имеют одного и того же автора, следует прекратить чтение и засесть за написание фундаментального труда о последней волне русской эмиграции. Это проще, чем кажется.

Отрывок первый:

"Для кого-то я наследую модерну и Питеру, надменности и чеканности, для кого-то я скандальна, вульгарна, сентиментальна, бульварна, небрежна, бесстыдна, пуста. Пусть каждый находит то, что ему нужно".

Отрывок второй:

"Ты потягиваешь свой кофе, и никто не догадывается, какие русские страсти бушуют в твоей душе, какие мысли переворачивают мироздание, какие рождаются книги. А выглядит все так тривиально: скучающая чопорная дамочка со следами былой красоты оттягивается на террасе".

Впечатляет? Теперь можно идти по ссылкам.

В-третьих. Gum-фикшн - он и в Америке gum-фикшн. "Лавка языков" пополнилась романом (в адекватности жанрового определения, кстати, полной уверенности нет) Джона Барта "Клик" - в смысле click. Насчет жанрового определения - потому, что с тем же успехом текст может рассматриваться как беллетризованный трактат о повествовательных стратегиях (не путать с дискурсивными практиками), варьирование соотношения которых и способы нахождения баланса между которыми бесконечны и зависят только от "Центра повествовательного притяжения", то бишь, грубо говоря, автора (имплицитного), незримого и не ощутимого на вкус (как радиация), который в то же самое время есть единственная инстанция, предохраняющая текст от окончательного расползания по ризоме "гипертекстуальности повседневной жизни", каковое словосочетание является едва ли не самым частотным в тексте (сама тема "имплицитного автора", кстати, - очень американская, как и сам роман, как и, собственно, тщательно создаваемое у "продвинутого" читателя на протяжении всего произведения сомнение в том, роман ли это).

Выглядит же "гипертекстуальность повседневной жизни" в том числе и следующим образом:

"(Правая) рука (взрослого белого мужчины) перемещает (черную наливную) авторучку ("Монблан Майстерштюк 146") (слева направо) по (голубым) линейкам (несшитых) листов бумаги (закрепленных тремя кольцами) в (старой потертой) папке на (большом деревянном) письменном столе (ранее принадлежавшем начальной школе) почти полностью заваленном орудиями и отходами писательского ремесла".

Иными словами, то, что в скобках, - развернутые описания, не являющиеся необходимыми на первый взгляд элементы, в то же время способные сыграть роль в дальнейшем повествовании (но не играющие - в данном конкретном повествовании, которое всегда является лишь частным случаем повествования) - это и есть суть гипертекста, который, в свою очередь, есть "едва ли не бесконечная матрица всех потенциальных объяснений, иллюстраций, ассоциаций, глосс и примеров, даже историй, которая, можно сказать, лежит не только за любой словесной формулировкой, но и за любыми образом, сценой, действием, взаимодействием реального мира".

Одно лишь странно до невозможности - то, что ни одна ссылка внутри романа никуда не ведет.

Словом, опять разочарование.

В-четвертых и напоследок. Чтобы совсем уж жизнь малиной не казалась, маниакально-депрессивный (в депрессивной стадии) текст от Снарка. Г(р/н)ус(т)ный такой. Маленький.

"Тряпочка всего боится и поэтому прячется за всем - за пылью, за мусором разным, за противным жиром - это она любит больше всего - надеется внушить непреодолимое отвращение - чтобы ее никто не трогал".

По берлогам пора, короче.

Да, чуть не забыл. В порядке PR-анонса, как Лев Пирогов сделал в кругообразном обзоре (в конце концов, надо же подогревать читательский интерес к сетевой литературе):

"Снилось, что она нелепо дернулась и стала медленно оседать, а по лицу, рассеченному сверху до переносицы, тек розоватый, грязный, смешанный с кровью мозг. Снилось, что я проснулся, вскрикнул, будто вспомнил что-то, как будто во сне слышал подозрительный звук лопнувшего арбуза, вскочил и увидел свой матрас, дырявый, старый, и тогда уже проснулся по-настоящему - на том же матрасе в странных пятнах. Руки дрожат, как будто в этом сне увидел, но не успел запомнить их признаки, что всегда предшествуют звуку шагов, шороху шепота, шелесту дыхания".

Кто автор, я пока тоже не скажу.