Bот пуля пролетела - и ага. В свете этого "ага" формальное авторское "мы" приобретает несколько иной смысл, более, так сказать, конкретный, и наполняется реальным содержанием.

В то же время, наученные горьким опытом (очередного "ага" общественность рискует не понять), мы меняем тон. С львиного рыка переходим на еще вчера противный слуху шелест. Будем, то есть, шелестеть.

На днях мы обнаружили презабавнейшую статью господина доцента Сердюченко от 29 октября 2000 года под названием "Женщины Сети". В статье доцента Сердюченко нас особенно порадовали следующие строки:

"Идеальный женский тип - корова. (...) Корова - воплощение абсолютной и беспримесной доброты. Она никого не ест, а ее едят все. (...) Когда я вижу женщину-корову, я преисполняюсь почти религиозного преклонения".

Нам трудно спорить, поскольку мы в своей жизни ни разу не видели женщин-коров. Мы видели только мужчин-коней, и то лишь на картинках. Нас пронзило другое. Нас пронзило столь, в общем-то, неожиданное для традиционного автора, каким является доцент Сердюченко, сопряжение в одном-единственном абзаце всей современной и даже отчасти постсовременной философии. Тут вам и антропологические штудии, и каннибализм в его символической (а то и не символической) связи с сексом, и религиозные искания (вкупе, конечно же, с канибализмом и сексом - мода такая нынче), и все в одном абзаце, даже не из начала статьи позаимствованном! Посыл статьи, как нам кажется, уже понятен: "женщина в Интернете вообще не должна подвизаться. Она должна находиться в спальне, на кухне или в роддоме" (только вот куда же церковь исчезла? Впрочем, XXI век на подходе, место церкви заняла спальня). Впечатляет именно уровень аргументации, пользуясь которой, доцент (так и хочется написать это слово с прописной - Доцент) поднимает тему на недостижимую прежде высоту.

Впрочем, вскорости причина столь неожиданного прорыва Доцента в заоблачье выяснилась.

Вот мы в последнее время совсем забыли про "Тенета", что неправильно в корне, поскольку "Тенета" нам - мама родная, по сути дела. На "Тенетах" в настоящее время проходит увлекательнейшая дискуссия между господином Дорфманом и товарищем Сержиком по поводу статьи Марины Константиновой "В сетях РУЛИНЕТа", опубликованной здесь. Статья сама по себе, как водится, правильная, поскольку все, что про рулинет пишется, - правильное по определению, ибо таким образом восстанавливается некая высшая историческая справедливость, в силу которой если уж дитя без глазу, то хотя бы няньки должны быть девками в соку. В статье, как и в других статьях, может быть, только одного не было, но чего - мы не скажем, потому что как раз сейчас работаем над докладом на тему "Литература и интернет", каковой доклад должен быть зачитан 21 ноября на филфаке РГГУ, и раскрывать карты перед грозившими там же свои доклады читать господами Кузьминым и Кукулиным (они будут говорить, что литературы в интернете нет) мы не намерены. Но мы, собственно, не о статье и не о докладе, более того, прошу заметить, мы даже не о Кузьмине. Мы о дискуссии.

"Вы ведь красивая женщина, если бы вы не хотели казаться такой умной? Константинова - безнадежна, мы ее фотку видели. Ей назад дороги нет" (в смысле, только сетевой литературой Марине Константиновой и заниматься), -

пишет Дан Дорфман, обращаясь к Юле Фридман, и у нас появляется первое подозрение: а не один ли это и тот же человек - господин Дорфман и Доцент? Дальнейшее развитие диалога это подозрение только подтверждает; вот как господин доцент Дорфман пишет, обращаясь к Максу Фраю:

"Но у вас, наверное, кризис жанра (...). А может, просто, климакс? У одной из ваших голов чернобыльского ежика, которая женская".

Отточием в скобках заменено нечто уж вовсе постмодернистское. Кстати, то, что господин Дорфман прекрасно владеет постмодернистским дискурсом, одним из первых признал Миша Вербицкий в этой части беседы. После такого сомнений практически не остается: не могли ведь одновременно и настолько одинаково сойти с ума два разных человека, проживающих, как нам до сего дня казалось, в разных странах и даже на разных континентах.

Кстати, по поводу проживания. Вот как на самом деле живет человек, именующий себя доцентом Сердюченко, а по сути являющийся Даном Дорфманом (все оттуда же, из "Тенет"):

"Я недавно купил дом. До этого я жил в собственной квартире, в кондоминиуме. В доме моем нынешнем десять комнат и четыре туалета. Из них - два с ванной, а два - только с душем. Он - в пределах Бостонской окружной дороги номер 128. Но недвижимость у нас самая дорогая в Америке, не считая Манхэттена".

Так вот. А ни в каком ни во Львове, как некоторым казалось. В который раз уже сетература преподносит подобные сюрпризы: думали, разные люди, а на деле оказывается - один. Пора бы уже нам и привыкнуть, ан нет, всякий раз удивляемся по новой, как будто в первый раз. Интернет - это вечная весна.

Вполне, кстати, по-весеннему зеленеет Ван Зайчик (на "ОбсЕрвере"):

"Демократизация в Павильоне Красного Воробья дошла в тот вечер до такой степени, что принцесса Чжу изволила подняться со своих подушек и проводила напарников до выхода, сделав целых семь шагов".

Вопрос, который сегодня больше всего волнует профсоюз неактуальных читателей, таков: будут ли все главные герои в конце концов жить вместе, то есть впятером? И если будут, то как такой менаж а санк, с позволения сказать, соотносится с евразийской идеей?

На мемориальном сайте Генриха Сапгира продолжается публикация книги "Великий Генрих". Среди прочего мы хотели бы обратить внимание читателей на статью М.Сухотина. Статья посвящена самому, пожалуй, неуловимому, что есть в искусстве вообще, - пустоте, воздуху, пространству. В силу своей как бы врожденной спекулятивности тема эта изначально скользкая, писать об этом - постоянно идти между Сциллой и Харибдой герменевтических кругов; надо отметить, поход этот Михаилу Сухотину удался.

"Я думаю, "несуществующее произведение искусства", безусловно, существует. Просто оно существует в замысле или (что еще лучше) - в процессе. Когда замысел еще не "отменен" и в то же время что-то уже начало получаться, воплощаясь. Можно ли видеть в самой этой динамике, "конвекции", нечто общее, устойчиво-образцовое? И разве такой процесс не есть предвоплощение произведения?"

Нам статья весьма глянулась еще и потому, что идея пустоты, шуньи то есть, исключительно наша, евразийская.

"Сетевая словесность" обновилась рассказом Александра Хургина "Виолончель Погорелого". Находит человек виолончель. И начинается. Честно говоря, мы ожидали, что в итоге Погорелый заиграет-таки на виолончели - ждали чуда. Вместо чуда явился мальчик с то ли больным, то ли большим воображением. А вообще:

"- Наверное, все считают меня известным виолончелистом, - думает Погорелый на ходу, - лауреатом конкурсов или премий. А Елену, возможно, принимают за мою жену, в смысле, супругу. И, может быть, предполагают в ней певицу, солистку оперы и балета. И так мы идем, а все на нас смотрят и про себя без злобы завидуют - мол, надо же, как неповторимо и своеобразно творческая ячейка общества по улице гуляет".

Что кроме этого? Да практически ничего. Не считая отдающего то ли донкихотством, то ли настоящим крестовым походом интервью на "Редакторе.Ру" с деканом факультета информатики Томского университета. Что задумали, а? Программистов русскому языку учить!