Cперва об изменениях в регламенте. Запланированная на вторник этой недели конференция на тему "Литература и интернет" то ли не состоялась, то ли состоялась, но без меня. Второе вероятнее, но соболезновать по этому поводу не стоит, поскольку сами виноваты - оргкомитет не удосужился ни выслать комиссию по встрече, ни даже прислать курьеров, в результате чего доклад остался неозвученным. С другой стороны, все вышло как нельзя лучше, поскольку постфактум доброжелатели сообщили, что по коридорам университета ходили вавилоняне с кастетами наперевес, каковая пикантная подробность существенно меняет ситуацию - не забывчивость оргкомитета причиной конфузу, о нет, не забывчивость! И даже не оргкомитета.

А по большому счету они правы. Сетевой - значит, должен сидеть в сети и не высовываться. Мы их тоже в сеть не пустим. Пускай бумагой шуршат.

Что и говорить, подлинное событие - на то и подлинное событие, чтобы его заметили все. Впервые за недолгую историю "Чтения online" и долгую "Обзоров Рулинета" выпуски пусть и частично, но совпали, именно же в части статьи Олега Павлова "Шапочные разборки", которой на "Тенетах" даже гостевую выделили. Правда, как и в случае с РЛС, Павлов об этом не просил, так что теперь жди от него статьи про литературные конкурсы. А вот чем Макс Фрай удивил неприятно, так это отзывом на "Превратности жанра" Кирилла Кобрина на "Кроносе". Самим, то есть, фактом упоминания. Эссе, написанное, как сказал бы Мирослав Немиров, на автоматическом приеме, сплошь составленное из не раз уже обмусоленных цитат, одна из которых является ни много ни мало главным тезисом самого текста (о том, что порнография - продукт эпохи просвещения; правда, не уточнено, в каком именно аспекте, но для этого лучше обращаться к первоисточникам), от автора же добавлено несколько сальностей про "поршенек в дырочке" и тому подобное. Насчет же фраз, начинающихся со слов "Как точно подметил Ролан Барт в одном из своих эссе о маркизе де Саде", или перлов, подобных этому:

"Ни Ходасевич, ни Бодрийар, говоря о порнографии, не заметили, что речь идет о жанре исторически (историко-культурно) ограниченном", -

вообще не знаешь что сказать и, главное, о ком - о Барте, де Саде, Ходасевиче, Бодрийаре (который не то чтобы "не заметил", а именно построил многие свои тексты на прямо обратном, т.е. на тотальности порнографии) или самом Кирилле Кобрине.

Порнография, о которой ведется речь в этом эссе, остается просто порнографией, 25 у.е. за кассету, и вообще непонятно, к чему такие статьи пишутся, разве что как предисловие к какому-нибудь каталогу порнофильмов. Я как-то живо вспомнил рубеж 80-90-х, когда в советских еще видеопрокатах можно было получить кассету с западным каким-нибудь не слишком новым фильмом, к которому в качестве такого предисловия было предпослано пятнадцатиминутное наставление некоей говорящей головы, именовавшей себя кинокритиком, о том, как и почему сей шедевр киноискусства следует смотреть.

Удивительнее же всего то, что несколькими днями позже Кирилл Кобрин опубликовал еще (!) одно эссе о порнографии, теперь уже в "Митином журнале". С этих пор лично для меня существуют два Кирилла Кобрина, один - скучный ханжа и другой - тонкий философ и захватывающий эссеист. В этом эссе под, к тому же, гораздо более интригующим названием "Порнография и буржуазия" раскрывается то, что не было раскрыто (на что даже намека не было) в "Превратностях жанра": одно из основных свойств порнографии, а именно исчисляемость, тотальность исчисляемости, кошмар исчисляемости, - не только порождение Просвещения, но и приговор Просвещению, точнее, проклятие, посланное Просвещению - именно де Садом, именно Революцией:

"Порнография и Гильотина - "технические машины", порожденные восемнадцатым веком, промышленным переворотом, началом перехода к индустриальному обществу. И то, и другое - апофеоз буржуазии; в этом смысле казнь штучного монарха (Людовика XVI) на конвейерной гильотине есть не только (для правоверного фрейдиста) "кастрация Старого Режима (если угодно, Отца)", но и свершенный при стечении публики (за неимением камер с их Zoom) Первый Великий Акт Порнографии, ибо включал он в себя раздевание, принятие соответствующей позы, сам акт. Роль финального "наезда камеры" на извергающий сперму член сыграл знаменитый жест палача, демонстрирующий толпе истекающую кровью голову короля".

Грандиозно, по-моему.

Засим о порнографии все.

Остается только один сугубо практический вопрос. Зачем публиковать плохое эссе на обитающем в орбите "Инфоарта" "Кроносе" и хорошее - в маргинальном "Митином журнале"? Что за хитрая стратегия такая, не пойму никак.

Тем более, что тексты "Кроноса" слабыми не назвать даже при общем, казалось бы, отстраненном тоне, при достаточно ярко выраженном (либо недостаточно хорошо скрываемом) стремлении заниматься больше "вечными", чем "актуальными" сюжетами. К примеру, эссе Дмитрия Савицкого "Еще одна импровизация на ужасно старую тему" (старая тема - это русский писатель за рубежом), в котором вроде бы главное - стилистические достоинства (так, по крайней мере, кажется на первый взгляд), совершенно неожиданно оказывается вполне даже в контексте происходящего, как говорится, здесь и сейчас.

Происходит это следующим образом. Есть рассказ Ларисы Володимеровой "Зверинец", повествующий, как и все, что пишет Лариса Володимерова, о нелегкой судьбе Ларисы Володимеровой или, если редуцировать до уровня "без имен", о том, как непросто выжить русскому литератору в отрыве от России. Свежесть темы потрясает, мастерство исполнения - тоже. Особенно радуют глаз такие признаки России, как "ворота в чистом поле", "обгорелая печная труба" и... да что там, такое цитировать надо:

"Где мой дом, там не прекращается этот священный ужас - пересмешница-святотатка жизнь; и только опята, ребята отпетые, идут по пятам за нами по пням и ухабам, да ветер щекочет, метелками петушков и курочек колышется над головой, ласкает по-своему, тычется колючей мордочкой василька и хлещет по щиколоткам цветущей крапивой. Да в чистом поле раскачиваются ворота, осыпается угол забора перед взорванным домом и торчит обгорело печная труба, затянутая лопухом с изнаночной паутиной".

Читаешь и думаешь: чем крыть? Тщетно, так как знаешь заранее, что даже на изнаночную паутину найдется любитель. Да и не до изнаночной паутины нам. И вдруг находишь:

"Нет, голубчики, та далекая действительность, с пустырями, заросшими ржавой проволокой, с коммуналками и пивными ларьками, со стеклотарой и мордобоем, управдомами и участковыми, самой красной в мире площадью и т.д., та, по идее, в прошлом прописанная реальность, эту, с Пиаф и клошаром, пересиливает и будет пересиливать, и сочинитель не только это знает, но радуется этому плену, ибо прошлое ему интереснее, чем настоящее..."

И, найдя, долго сидишь, провожая взглядом таракана на стене.

Потом, конечно, возвращаешься к жизни, вспоминаешь, что, быть может, тут вообще никакой связи нет, но эту четверть часа наедине с тараканом еще вспомнишь. И не раз.

Потому что Лариса Володимерова - очень плодовитый писатель.

Сожаление напоследок. Сожалею я о том, что Аделаида Метелкина до сих пор не добралась до золотой жилы - до рецензий на книги на "оЗоне". Из последних шедевров - "С отчаянной любовью - маме" by Ян Шапиро. Подзаголовок статьи - "О книге Ромена Гари "Обещание на рассвете" и не только о ней одной". Я бы точнее выразился: "Обо всем, что угодно, но только не о книге Ромена Гари "Обещание на рассвете". В частности, об идише мамы. Не "Обещание", а "Анекдот на рассвете" получился.

По поводу же "Стихобуквий" Горного Евгения на "Сетевой словесности" скажем так: