www.russ.ru Егор Отрощенко. Век=текст. Выпуск 6: 1906

Стихотворение года

Отточили кремневый топор,
Собрались на зеленый ковер,
Собрались под зеленый шатер.
Там белеется ствол обнаженный,
Там белеется липовый ствол.
Липа, нежное дерево, липа -
Липовый ствол
Обнаженный.

Впереди, седовласый, космат,
Подвигается старый ведун.
Пережил он две тысячи лун,
Хоронил он топор.
От далеких озер
Он пришел.
Ему первый удар
В белый ствол.

Вот две жрицы десятой весны
Старику отданы.
В их глазах
Только страх,
И, как ствол, их белеют тела.
Так бела
Только - нежное дерево - липа.

Взял одну и подвел,
Опрокинул на ствол,
Привязал.
Просвистел топором -
Залился голосок
И упал.
Так ударился первый удар.

Подымали другие за ним
Тот кровавый топор,
Тот кремневый топор.
В тело раз,
В липу два
Опускали.

И кровавился ствол,
Принимая лицо.
Вот черта - это нос.
Вот дыра - это глаз.
В тело раз,
В липу два.
Покраснела трава,
Заалелся откос,
И у ног
В красных пятнах лежит
Новый бог.

С.Городецкий. "Весы" #6.

Книга года

А.Блок. Нечаянная радость. - М. (год указан 1907).

Хроника

В Москве начал выходить журнал "Золотое руно". Издавался на средства фабриканта-миллионера П.П.Рябушинского.

"В грозное время мы вступаем в путь.

Кругом кипит бешеным водоворотом обновляющаяся жизнь. В грохоте борьбы, среди неотложных вопросов, выдвигаемых днями, и кровавых ответов, что дает на них наша русская действительность, для многих Вечное меркнет и отходит вдаль.

Мы сочувствуем всем, кто работает для обновления жизни, мы не отрицаем ни одной из задач современности, но мы твердо верим, что жить без Красоты нельзя и, вместе с свободными учреждениями, надо завоевать для наших потомков свободное, яркое, озаренное солнцем творчество, влекомое неутомимым исканием, и сохранить для них Вечные ценности, выкованные рядами поколений. И во имя той же новой грядущей жизни мы, искатели золотого руна, развертываем наше знамя:

Искусство - вечно, ибо основано на непреходящем, на том, что отринуть - нельзя.

Искусство - едино, ибо единый его источник - душа.

Искусство - символично, ибо носит в себе символ, - отражение вечного во временном.

Искусство - свободно, ибо создается единым творческим порывом.

Золотое руно".

В Петербурге выходят новые журналы политической и художественной сатиры: "Буря", "Девятый вал", "Страна мечты", "Альманах", "Вампир", "Азарт".

В Петербурге начинает выходить ежемесячный исторический журнал "Былое" под редакцией В.Я.Богучарского и П.Е.Щеголева, при участии В.Л.Бурцева. Издатель Н.Е.Парамонов.

В Петербурге начал выходить новый иллюстрированный журнал "Адская почта". Вышло всего 3 номера.

В августе закрыт "Журнал для всех".

3 сентября начала выходить кадетская газета "Свобода и жизнь".

27 ноября во время редакционного заседания журнала "Вестник жизни" внезапно скончался писатель Н.Г.Гарин-Михайловский.

Первая публикация

А.С.Грин. Заслуга рядового Пантелеева. Рассказ издан нелегально в качестве агитационной брошюры для солдат. Тираж был конфискован в типографии и сожжен полицией. Первый опубликованный рассказ Грина "В Италию" - "Биржевые ведомости", вечерний выпуск, 5 декабря.

Амари (М.О.Цетлин). Первая книга "Стихотворений" (М.).

М.А.Зенкевич. Поэтический дебют: стихотворение "Казнь". "Жизнь и школа" #3 (Саратов).

С.А.Клычков. Первое опубликованное стихотворение "Мужик поднялся". "На распутье" #4.

Саша Черный (А.М.Гликберг). Дебютировал под собственной фамилией книгой "Разные мотивы" (СПб.).

Избранные цитаты

"И спросил Гуров:

- Кто ты?

Черный гость ответил:

- Я - Призывающий Зверя. На берегу лесного ручья оставил ты некогда в давно минувшем переживании твоем растерзанное тело Тимарида. Зверь насытился прекрасным телом твоего друга, - он сожрал плоть, которая должна была в себе вместить полноту земного счастия; дивное совершенство человеческого, - и более, чем человеческого, - образа погибло, чтобы на миг насытить голодного и всегда ненасытного Зверя... Растерзанное Зверем тело Тимарида оставил ты на берегу лесного ручья, - ты забыл обещание, данное тобою твоему доблестному другу, и слова древнего оракула не отогнали страха от твоего сердца. И ты думаешь, что ты спасся, что Зверь не найдет тебя? Призывающий Зверя говорил страшные слова... И узнал его Гуров, - это был отрок Тимарид.

- Ты убьешь Зверя? - спросил Тимарид нежным голосом. Вот, я призвал его, я привел его к тебе, я разрушил заклятие стен. Древнее заклятие стен, коварный дар враждебного божества, это оно обращало в ничто мою жертву, это оно заслонило от тебя твой подвиг. Но вот, умерло древнее заклятие стен, - возьми же скорее свой меч, убей Зверя... Или умри.

Исчез. Страшное рыканье потрясло стены. Холодною повеяло сыростью. И стена, прямо против того места, где лежал Гуров, разверзлась, и вышел свирепый, громадный, уродливый Зверь. Со свирепым рычанием подошел он к Гурову, тяжелую на его грудь положил лапу. И прямо в сердце вонзились беспощадные когти. Страшная боль пронизала тело. Сверкая кровавыми глазами, Зверь наклонился к Гурову, и с треском дробя зубами его кости, стал пожирать его трепещущее сердце".

Ф.Сологуб. Призывающий Зверя. "Золотое руно" #1.

Действующие лица и исполнители

Венец лавровый. "Золотое руно" #5.

"Валерий Брюсов, первый из современных русских поэтов. - Его имя можно поставить на ряду только с Пушкиным, Лермонтовым, Тютчевым, Фетом, Некрасовым и Баратынским. Он дал нам образцы вечной поэзии. Он научил нас по-новому ощущать стих. Но и в этом новом для нас восприятии стиха ярким блеском озарились приемы Пушкина, Тютчева и Баратынского. То новое, чему приобщил нас Брюсов, попало в русло развития поэзии отечественной. Только такие поэты имеют в поэзии законодательное право: порывая со старым, он по-новому восстанавливает лучшие традиции прошлого. Только такие поэты спасают прошлое от обветшания: бичуя недостатки прошлого, они заставляют достоинства его говорить за себя.

Вот почему изучение поэзии Брюсова, помимо художественного наслаждения, которое сопровождает это изучение, - еще и полезно: оно открывает нам верную тропу к лучезарным высотам пушкинской цельности.

То, что укрыл Пушкин, выдал Брюсов. Брюсов и Пушкин дополняют друг друга. И если в Брюсове мы подчас угадываем Пушкина, то в Пушкине с равным правом мы начинаем видеть ряд новых брюсовских черт.

Ни один поэт не развертывался с такой неустанной прогрессирующей силой, как Брюсов. Путь, совершенный им от "Выпусков русских символистов" до "Венка", огромен. Из болотистых стран декадентских исканий выросли льдистые венцы его творчества.

Брюсов - единственный великий русский поэт современности. Мы должны отметить это теперь же, чтобы не уподобиться тем критикам, которые вздыхали о скудости отечественной литературы сначала в эпоху Пушкина, Гоголя и Лермонтова, а потом в эпоху Толстого и Достоевского.

Идеал поэзии - уничтожить посредственность, то есть растворить форму и содержание образа в живом символе. Но камнем преткновения - формы искусства. Форма искусства должна получить жизнь. - Тут поэт, творящий формы образов и выражающий эти формы посредством слова, становится сам словом, воплощая слово. Сам художник становится художественным произведением. Но тут - предел поэзии. Тут - рождение в недрах поэзии религиозного культа личности. Тут соединение творчества и религии в сотворении художником религии, в теургии.

Лавровый венок поэта теургическое служение превращает в венец царский или мученический. Поэзия есть путь, а не вершина пути. Поэзия есть начало, но не конец.

Теургический принцип предполагает нераздельную цельность формы и содержания. Содержанием художественного творчества является тут весь комплекс переживаний, отображенных в образе вселенной, а формой, творящей эту вселенную, последнее звено в видимой цепи творений - человек.

На ледяном троне воссел поэт, возвышенно попирающий землю. Но из бездн небесных к нему протягивает жало молний, словно меч, Крылатый.

Достигнув художественной цельности, Брюсов стоит между творчеством и жизнью, очищенной творчеством. Смерть и жизнь в нем борются. И если бы мог ограничиться Брюсов формой жизни, лучезарно опочил бы в творчестве. Но он глянул сквозь формы в Жизнь Ценную. Отныне Образ Крылатого Меченосца не оставит его, пока он не выберет путь Жизни или Смерти".

Сологуб Ф.

Родине. Стихи. Книга 5-я. - СПб.

"Маленькая книга стихов Сологуба "Родине" принесет свою пользу русской жизни.

Стихи эти создавались во имя велений духа, а не во имя пользы жизни, но, дойдя до людей, они принесут им многое.

Глухое недовольство окрылят священным гневом...

Глухой гнев отточат местью...

Когда много лет спустя наши внуки спросят и отцов, чьи призывные песни прозвучали на кровавой заре русской свободы, - в числе двух-трех имен те назовут Сологуба" (С.Кречетов. "Золотое руно" #5).

Луначарский А.

Королевский брадобрей. - СПб.

"Пьеса г. Луначарского построена слишком схематично. Образы говорят не за себя, а все время развертывают основную мысль автора. При этом автор и сам не доверяет себе, как художнику, - и поэтому он слишком подчеркивает свои положения и чуть ли не разжевывает их, постоянно возвращаясь к ним и детализируя их. От этого пьеса вышла длинной, скучной, а, следовательно, и не художественной, хотя некоторые сцены и читаются не без интереса" (Вл.Кр. (В.Кранихфельд). "Мир Божий" #6).

"Факелы", альманах, кн. 1. - СПб.

"В предисловии, имеющем программное значение, читаем: "Факелы" должны раскрыть, по нашему плану, ту желанную внутреннюю тревогу, которая так характерна для современности".

Когда что-нибудь слишком ясно формулируется - явный знак, что это что-нибудь прошло. Наоборот, то, что принадлежит будущему, всегда смутно, даже бесформенно...

Еще менее целесообразно было бы ставить своею задачею намеренное выражение, воплощение того, что по природе текуче и подвижно, или создавать для такого выражения особый орган.

Поэтому совершенно неосуществимым является намерение, бывшее по-видимому у редакции "Факелов" - выявить те неосязаемые нити, которые связывают нас с будущим.

Лучшею вещью сборника является повесть Л.Андреева "Так было". Это полная своеобразия, мастерская вышивка по канве, представляемой историей великой революции и Людовика XVI.

Вызывают интерес лирические сцены Ал.Блока "Балаганчик". Стихотворные партии "Балаганчика" звучат обычными для этого поэта тонами, действие же и вообще внешне-динамическая сторона кажутся нам значительно менее выработанными, чем требовала бы частая встречаемость многих элементов взятого сюжета. Относительно выводимого в "Балаганчике" Автора можно с сожалением заметить, что речам его сильно присущ прутковский оттенок. Во всяком случае, в "Балаганчике" читатель с удовольствием отдыхает после нескладных впечатлений от предшествующей сотни страниц, с их ламентациями, нарочностью, выкриками и часто простою бездарностью.

Что же в итоге?

Задача, поставленная "Факелами", была не выполнима. Но могла быть другая задача - весьма почтенная и лежащая в пределах возможности: просто - давать хорошую литературу. И в этом смысле "Факелы" не оказались на высоте положения" (А.Бачинский. "Золотое руно" #5).

"Маяк". Литературно-публицистический сборник. Издание А.Лугового. #1. - СПб.

"Сборник открывается девятилистным началом "политической трагедии" издателя: "Максимилиан Император Мексиканский". Здесь две картины, которые читаются с трудом, заслуживающим, несомненно, лучшей участи. Длинные, тяжелые, тягучие монологи, совершенное отсутствие действия, чахоточная бледность лиц, свидетельствующая о слабости и недолговечности и, наконец, самый размер: в двух картинах 130 страниц! Автору, однако, и этого показалось мало. "В течение многих лет, - заявляет он, - я собирал и изучал многочисленные исторические материалы, затем написал вчерне всю трагедию, в которой, - угрожающе признается он, - около тридцати отдельных (?!) действий, или картин, и около ста сорока действующих лиц". Г. Луговой резонно предвидит, что на это подвижничество пойдет еще "не мало труда и времени", но, как кажется, он совершенно не хочет задуматься ни над трудом, ни над временем читателя, и, таким образом, он обещает нам не только политическую трагедию, но и читательскую. В самом деле, не так просто осилить 30 "отдельных действий", или картин, когда две из них раскидываются на 130 страницах. 2000 страниц политической трагедии Максимилиана Мексиканского - это даже в талантливом и ярком воспроизведении недурная аттестация трудолюбия и терпения, но одолеть 2000 страниц разговоров "промеж себя" всех этих депутаций, адъютантов, лакеев и прочих - это уже не аттестат на трудолюбие, а право на гонорар" (П.Пильский. "Современный мир" #11).

Гиппиус З.Н.

Алый меч. Рассказы. Кн. 4-я. - СПб.

"Подкупающая внешняя простота изложения и значительность тона не соответствует внутреннему содержанию. Последнего, в сущности, нет, - есть только весьма туманная и искусственная философия, которая везде служит автору исходной точкой и затемняет ему взгляд на жизнь и человеческие отношения. С первого взгляда кажется, как будто автор и его герои серьезно заняты исканием смысла жизни, ее новых форм, нравственных законов и новой красоты. Но затем убеждаешься, что это только игра в искание и бесконечное позирование друг перед другом: потому и "искание" это, почти всегда бесплодное, нисколько не трогает, а только утомляет" (Е.Колтоновская. "Образование" #9).

Чулков Г.

О мистическом анархизме. - СПб.

"Муку он приобрел хорошую, дрожжей не положил - не достал верно; кое-как, разбавив водой из канавки, испек он свой пресный пирожок. Но видно всякое дело мастера боится. Пирожок вышел несъедобным ни для какой твари. Неприемлемым гораздо более, нежели мир для мистических анархистов. Точнее бы сказать было для мистических чулкистов, но и это, пожалуй, неверно: не может же быть последователей у такого "учителя", и, конечно, мистический чулкист только один - сам г. Чулков. В конце концов даже это под сомнением...

Тон положительный и повелительный. Легкий разбор всяких "мистических" и "анархических" течений в истории. С одной стороны Бакунин, с другой стороны Достоевский, Платон, кое-какие буддисты, Вл.Соловьев. Не особенно старательно выясняется, но зато с силой утверждается, посредством повторения слов: "очевидно", "ясно", "без всякого сомнения", "конечно" и т.д., - что все эти исторические личности были "мистическими анархистами", и только не сознавали, а вот теперь все и начнется, потому что явился, наконец, г. Чулков, все сознал, утвердил и выявил" (Антон Крайний (З.Гиппиус). Иван Александрович - неудачник. "Весы" #8).

Розанов В.

Около церковных стен, т. 1. - СПб.

"Розанов, хватаясь за любую неинтересную тему, незаметно свертывает в излюбленную сторону. Тогда он бережно прибирает излюбленную тему: тут вставит совершенно бесцветное письмо какого-то священника, наставит восклицательных знаков, снабдит сверкающим примечанием, и вдруг от совершенно обыденных слов протянутся всюду указательные пальцы в одну точку; тут спрячется сам и точно нежной акварелью пройдется, изобразив беседу живых лиц, натравив их друг на друга, запутает; и потом вдруг выскочит из засады, подмигнуть: "Видите, господа, я прав!"...

"Около церковных стен" - собрание статей и заметок, написанных не на главные темы Розанова. Здесь нет огня, оплеснувшего нас из книги "В мире неясного и неразрешенного", ни красоты статей, напечатанных в "Мире искусства", ни внушительности "Семейного вопроса". "Усталый Розанов на досуге занимается ручными работами", - хочется сказать, прочитав его новую книгу. То перед нами изящно выточенная деревянная лошадка, то алая бархатная прошивка по золоту... Только где у нас гостиные, которые стоило бы украшать такими изящными изделиями? Ведь все эти изделия - в каком-то небывало русском стиле, пока еще нечего с ними делать. Прочитаешь - скажешь: глубоко, занимательно. И отложишь, принимаясь за круг обычных дел.

И вдруг испугаешься при мысли, что, быть может, оттого-то и нечего делать с этими бесконечно-тонкими узорами и разводами, что они относятся не к тому, что будет, а к тому, что могло бы быть, да не случилось. Неужели в таком случае интерес к ним - антикварный интерес?

Дай Бог, чтобы это не было так" (Борис Бугаев (А.Белый). На перевале. "Весы" #1).

"Вопросы религии", кн. 1. - М.; "Свободная совесть", кн. 2. - М.

"В параллель тому, как у древних природа была "полна богов", мы можем сказать с А.Белым: "Религия уже не отделяется от жизни".

Кружок лиц, большею частью хорошо известных в Москве, выпустил первую книгу "Литературно-Философского Сборника"... Целью издателей было - содействовать развитию и углублению процесса, ведущего к синтезу религии и общественности" (А.Бачинский. "Золотое руно" #1).

Бунин И.

Стихотворения. 1903-1906. - СПб.

"Бунин берет мастерством, работой, сознательностью. По духу Бунин ближе всего французским парнасцам, чуждым жизни и преданным своему искусству. Поэзия Бунина холодна, почти бесстрастна, но не лучше ли строгий холод, чем притворная страстность? Бунин понял особенности своего дарования, его ограниченность, и, как кажется, предпочитает быть господином у себя, чем терпеть неудачи в чужих областях. Мы, по крайней мере, ставим в особую честь Бунину (особенно принимая во внимание ту литературную группу, к которой он примыкает), что в переживаемые нами годы он не стал насиловать своей поэзии, не погнался за дешевыми лаврами политического певца, а продолжал спокойно идти своим путем.

Стих Бунина, в лучших вещах, отличается чистотой и ясностью чеканки. Но, если можно так выразиться, это - ветхозаветный стих. Вся метрическая жизнь русского стиха последнего десятилетия (нововведения К.Бальмонта, открытия А.Белого, искания А.Блока) прошла мимо Бунина. Его стихи (по их метру) могли бы быть написаны в 70-х и 80-х годах... В общем его стихи, лишенные настоящей напевности, живут исключительно образами и при их отсутствии обращаются в скучную прозу" (В.Брюсов. "Весы" 1907, #1).

Блок А.

Нечаянная радость. - М. (год указан 1907-й).

"Александра Блока, после его первого сборника стихов, считали поэтом таинственного, мистического. Нам кажется, что это было недоразумением. Таинственность иных стихотворений А.Блока происходила не оттого, что они говорили о непостижимом, о тайном, но лишь оттого, что поэт многого в них не договаривал. Это была не мистичность, а недосказанность... Этот прием "умолчания" нашел себе многочисленных подражателей и создал даже целую "школу Блока". Но сам А.Блок, по-видимому, понял всю обманность прежних чар своей поэзии. В его стихах с каждым годом все меньше "блоковского", и пред его читателями все яснее встает новый, просветленный образ поэта.

А.Блок, как нам кажется, - поэт дня, а не ночи, поэт красок, а не оттенков, полных звуков, а не криков и не молчания. Он только там глубок и истинно прекрасен, где стремится быть простым и ясным. Он только там силен, где перед ним зрительные, внешние образы...

А.Блок скорее эпик, чем лирик, и творчество его особенно полно выражается в двух формах: в драме и в песне. Его маленькие диалоги и его песни, сложенные от чужого лица, вызывают к жизни вереницы душ, которые уже кажутся нам близкими, знакомыми и дорогими. Перед нами создается новая вселенная, и мы верим, что увидим ее полную и богатую жизнь - ярко озаренной в следующей книге А.Блока" (В.Брюсов. "Весы", 1907, #2).

Городецкий С.

Ярь. Стихи лирические и лиро-эпические. - СПб. (год указан 1907-й).

"Господствующий пафос "Яри" - переживания первобытного человека, души, еще близкой к стихиям природы.

Стихотворный язык С.Городецкого в лучших его стихотворениях стоит в соответствии с духом его творчества: - прост, первобытен, порой даже груб. Но за последние годы наша стихотворная речь усложнилась в такой мере, что реакция стала необходимой. Подбирания новых размеров и трудных, еще неслыханных рифм, игра аллитерациями и все другие исхищрения стихотворства, - для некоторых поэтов стали какими-то забавами остроумия, чем-то вроде китайских головоломок, а не исканиями в области слова. С.Городецкий, одним из первых, попытался возвратить стиху простоту метра и бесхитростность созвучий. Впрочем, он, кажется, идет в этом направлении слишком далеко" (В.Брюсов. "Весы", 1907, #2).

Иванов Вяч.

Эрос. - СПб. (год указан 1907-й).

"На маленькую книжку Вяч.Иванова надо смотреть как на единую лирическую поэму. Отдельные стихотворения, входящие в "Эрос", тесно связаны между собой и, в своей строгой последовательности, образуют цельную, стройную песнь...

В 34 стихотворениях, образующих "Эрос", Вяч.Иванов опять предстал нам поэтом, не знающим запрета в своем искусстве, властно, как маг, повелевающим всеми тайнами русского стиха и русского слова. И, может быть, прежде чем критиковать эту книгу, надо по ней учиться" (В.Брюсов. "Весы", 1907, #2).

Поярков Николай

Солнечные песни. - М.

"У г. Пояркова есть качество, которое стоит многого. Это качество - искренность. Ей проникнута вся эта небольшая книга" (С.Кречетов. "Золотое руно" #5).

Головачевский С.

Мене текел парес. Стихотворения. - М.

"Чрезвычайно благодарная вещь - стихи. Можно написать прекрасную поэму во сто рифмованных строк на тему, которой будет слишком просторно на пяти строках прозы. В стихах многое искупает форма.

Кажется, это или подобное этому соображение увлекло г. Головачевского. Он издал книгу, где оригинальных стихов - целых 152 страницы, но содержание их в прозе свободно укладывается в трех словах: и я существую" (Сигурд. "Золотое руно" #5).

Галина Г.

Предрассветные песни. - СПб.

"Нет у автора особенной изобразительной силы, нет ярких незабываемых образов, нет и разнообразного певучего стиха, но такова сила ее искреннего и облагороженного чувства, что все эти недостатки не только прощаешь - их не замечаешь из-за внутренней красоты переживаний и свежести формы, в которую эти переживания облечены...

Отличительная черта поэзии г-жи Галиной - безыскусственность; автор решительно остался в стороне от искания новых тем и форм, которое захватило столь многих представителей новой школы, и ограничивается формой старых, испытанных приемов стихотворного искусства" (-ий. "Современный мир" #11).

Волжский

Из мира литературных исканий. Сборник статей. - СПб.

"Для нас, для потребителей этой литературы - сколько неуследимых оттенков, сколько ослепительных блесков, сколько пестроты, пышности, благоуханий и красок. Не то с г. Волжским. Литература для него имеет только меновую ценность и эта меновая ценность - христианская идея. Что бы ни засветилось перед ним, византийские ли звезды Достоевского, лунное ли сияние чеховской поэзии, солнце ли Толстого над черной равниной - он знает одну эту мерку, одну эту оценку.

Горький, как художник и философ, очень хорош, но "для окончательного обоснования правды восставшей личности" ему не хватает "религиозно-нравственных предпосылок".

Проф.Мечников о себе думает, что он оптимист, но г. Волжский знает, что его теория является "неверующим атеистическим пессимизмом, отчаявшимся в истине".

Декадентство в том же ужасном положении, что и г. Мечников. "Отпавши от Бога и нравственности в автономную эстетику уединенных, обожествляющих себя индивидуальных мгновений, декадентство... переступая нравственный закон... оторвано от живых могучих корней, от вечных глубин абсолютной вселенской правды".

Произведения Леонида Андреева исполнены "пессимистического атеизма", сам же он изъеден "червоточиной сомневающегося неверия", - и одна есть у г. Волжского надежда, что Андреев и сам "не верит в свое неверие".

Это невероятно, но даже в "Русском богатстве" П.Я. и Мякотина, в статье, написанной "под Михайловского" умудрился г. Волжский шепотом, чуть слышно пожаловаться на Глеба Успенского за то, что тот верит в возможность "устроиться вне Бога и вне Христа".

Но кто хуже и Мечникова, и декадентства, и Метерлинка - это г. Розанов. Г. Волжский и сам сознает, что поступает "страшно смело", но все же решается на эту страшную смелость и заявляет, что Розанов - Антихрист.

Очень должен любить Волжский свою правду, правду христианского Бога, чтобы ради нее отречься и от Чехова, и от Бальмонта, и от Метерлинка. В чем же эта любовь? Где молитва г. Волжского, где гимны и откровения, где соблазны и слезы раскаяния? Нет их у г. Волжского. Он то и дело с широковыйным каким-то самоудовольствием попрекает своим благочестием всякого, кто верит иначе, чем он...

Вот что таится за всеми этими "провалами", "пропастями", "безднами", которые благочестиво сулит наш критик и Бальмонту, и Андрееву, и Горькому. Вот почему мы так холодны ко всем восклицаниям г. Волжского и - сколько бы он ни кипятился - не чувствуем никакого презрения к Мечникову, никакого сострадания к декадентам...

Поистине многообразен российский Хам, - снова во храме устроил он прилавок" (Корней Чуковский. Хамство во Христе. "Весы" #5).

Волынский А.Л.

Достоевский. - СПб.

"Перечитываешь знакомые страницы объемистой книги Волынского. Читаешь, и невольно улыбаешься: все эти хотя и умные рассуждения веют таким далеким прошлым. Верно, точно, пожалуй оригинально, но, Боже мой, до чего примитивно, известно, обще. Приступая к еще не прочитанным страницам, испытываешь невольный искус прекратить чтение. Все, сказанное автором, мог бы пожалуй и сам рассказать себе, приняв стиль Волынского.

Вот почему запас наблюдательности, остроумие, которым элегантно блещет Волынский, превратилось в ходячее остроумие; наблюдательность - в общее место. Хорошо нам известен багаж общих мест, необходимо нас встречающий на известной стадии понимания Достоевского. Слишком известны пределы этой стадии, а потому можно бы a priori вывести, что автор коснется "богочеловека и человекобога", "раздвоения сознания", "трагизма сладострастия" и т.д. и т.д. Всего этого и касается автор. Мы уже не ждем громов и гласов" (Борис Бугаев (А.Белый). На перевале. "Весы" #1).

Анненский И.Ф.

Книга отражений. - СПб.

"Книга его - интимнейшее создание в области русской критики. Это даже не книга, а листки из записной книжки, записки из подполья. И.Ф.Анненский - это так необычно в русской критике! - ничего не доказывает, ни с чем не спорит, ни с кем не полемизирует. Он просто отмечает на полях любимых книг свои впечатления, свои мечты, свои догадки, свои заветнейшие, порою неуловимые мысли - мысли подпольного человека. - "Я человек больной, я злой человек, - всякой своей строчкой говорит он, - непривлекательный я человек". Думаю, что у него "болит печень". Очень болит. В книжке своей он пишет только о любимых своих писателях, но посмотрите, как терзает он этих любимых. Как радуется, как потирает он руки, открывая, например, что светлая повесть о Кларе Милич порождена предсмертными страданиями, и что в муках зачат развеселый гоголевский "Нос".

До сих пор журнальная критика была и парламентом, и университетом, и революционной баррикадой. Теперь - критика будет подпольем...

Теперь критике нужно подполье. Там искусства не делают лозунгом политической борьбы. Там страдают искусством, радуются искусству...

Порою его там отражают. И вот "книга отражений". Первая книга будущего подполья" (Корней Чуковский. Об эстетическом нигилизме. "Весы" #3-4).

Айхенвальд Ю.

Силуэты русских писателей. Выпуск 1. - М.

"Как критик г. Айхенвальд вполне самостоятелен. В своих критических оценках он опирается только на личный свой ум и вкус; других авторитетов для него не существует. Нет в его книге ни общих мест, ни принятых на веру чужих взглядов, как нет в ней ничего узко-партийного, ничего не относящегося к литературным темам. Ничего не навязывая читателю, г. Айхенвальд в то же время неотразимо увлекает его за собой своею художественною смелостью, полетом мысли, оригинальностью продуманных выводов, тонкостью изложения, анализом острым и глубоким. Г. Айхенвальд рассматривает писателя, по излюбленному своему выражению, "как такового", независимо от тех его качеств, которые по своему существу не относятся к искусству" (Борис Садовской. "Весы" #10).

Другие произведения:

Оленин К.И. Стихотворения. - М.

Амари. Стихотворения. - М.

Айзман Д. Рассказы, т. 1. - СПб.

Крашенинников Н. Погром. Отрывок из романа "Дети". - М.

Чириков Е. Пьесы, т. 4. - СПб.

Брюсов В. Земная ось. Рассказы и драматические сцены (1901-1906). - М. (год указан 1907-й).

Басов-Верхоянцев С.А. Конек-скакунок. - СПб.

Бердяев Н. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные. (1900-1906). - СПб. (год указан 1907-й).

Арцыбашев М. Рассказы, том 2. - СПб.

Рукавишников Иван. Стихотворения. Кн. 4. - СПб.

Кузмин М. Крылья. "Весы" #11.

Александрийские песни. 11 стихотворений. "Весы" #7.

Зайцев Б. Рассказы. - СПб.

Толстой Л.Н. - Это ты. - М.

О значении русской революции. - М.

Единое на потребу. - СПб.

I. О жизни. II. Новое жизнепонимание. - М.

О Шекспире и драме. "Русское слово", 12, 14-18, 23 ноября.

"Биография Л. Н. Толстого", составленная П.И.Бирюковым, т. 1. - М. (впервые напечатаны отдельные главы "Воспоминаний" Л.Н.Толстого).

Фигнер В.Н. Стихотворения. - СПб.

Бальмонт К. Стихотворения. - СПб.

Злые чары. Книга заклятий. - М.

Ковальский К.А. Война. Рассказы. - СПб.

Тарасов Е. Стихи. 1903-1905. - СПб.

Юшкевич С. Рассказы, т. 3. - СПб.

Очерки детства. - СПб. (год указан 1907-й).

Куприн А.И. Рассказы, 2-й том. - СПб.

Рассказы, 3-й том. - СПб. (год указан 1907-й).

Андреев Л. Рассказы, т. 2. - СПб.

Мелкие рассказы, т. 3. - СПб.

Короленко В.Г. История моего современника. "Современные записки" #1, "Современность" #3,4, "Русское богатство" #5-12.

Мережковский Д.С. Гоголь и черт. - М.

I. Грядущий хам. II. Чехов и Горький. - СПб.

Вечные спутники. Пушкин. - СПб.

Пророк русской революции. - СПб.

Сологуб Ф. Политические сказочки. - СПб.

Луначарский А. Отклики жизни. - СПб.

"Круг чтения", т. 1-й. - М. (год указан 1905-й).

"Круг чтения", т. 2-й. - М.

VIII сборник "Знания". - СПб.

IX сборник "Знания". - СПб.

X сборник "Знания". - СПб.

XI сборник "Знания". - СПб.

XII сборник "Знания". - СПб.

XIII сборник "Знания". СПб.

XIV сборник "Знания". - СПб.

"На памятник А.П.Чехову. Стихи и проза". - СПб.



Шведская полка \| Иномарки \| Чтение без разбору \| Книга на завтра \| Периодика \| Электронные библиотеки \| Штудии \| Журнальный зал