 |
      |
 |
|
|
|
|
|
||
|
||
| / Круг чтения / Век=текст < Вы здесь |
|
Век = текст. Выпуск 7: 1907 Дата публикации: 19 Апреля 2000  получить по E-mail версия для печати
Стихотворение года Час полночный... Миг неясный... В тайном, темном руднике Пролагаю ходы, трюмы, С тяжким молотом в руке... Много в мире нас стучало, Роя узкий коридор, - Мы не знаем, где начало В лабиринте наших нор... Все то знанье, - что от века Миллионы разных рук, Точно сердце человека, Повторяли тот же стук: Что в тюрьме своей гранитной Бытия не оправдал Тот, чей молот стенобитный Без упорства упадал!.. Век идет - пройдут их сотни, - Подземелью края нет! Только Смерть - наш День Субботний, - Бледность искры - весь наш свет! Ю.Балтрушайтис. "Весы" #11. Книга года Федор Сологуб. Мелкий бес. - СПб. "Страшная книга... Жуткая книга... Карамазовщина, Достоевщина, черт, дьявол, недотыкомка, Передонов... Человек, обнаженный до того, что "больше некуда", разоблаченный до самых тайников своей грязной, низкой души, квинтэссенция всего нечеловечески-грубого и подлого, что может быть в живом существе, - вот герой повести Федора Сологуба "Мелкий бес", живущий в осмысленной, одухотворенной душе. Есть, от чего ужаснуться... Хорош ли роман Сологуба? Слово это совершенно не применимо к нему. Написан удивительно просто и завлекательно-интересно... Характеры и типы очерчены изумительно-выпукло и жизненно. Есть сцены, прямо бесподобные по силе изобразительности при внешней экономии эпитетов и кажущейся неяркости слов... Большой талант, огромное мастерство... И повторяю: страшная, жуткая... и прекрасная книга" (А.Чеботаревская. "Образование" #7). Скандал года Вышли книги "Тридцать три урода" Л.Д.Зиновьевой-Аннибал и "Крылья" М.Кузмина. "Что порнография, порнографическая беллетристика... достигла у нас необычных размеров и нежданного процветания - это факт бесспорный... И критика, и пресса вообще, на мой взгляд, совершенно напрасно уделяли им столько внимания... А я, грешный, склонен думать, что авторам это было только на руку: Ругайте, обличайте, высмеивайте, только не замалчивайте!.. Жалкие неудачники, не сумевшие честным писательством составить себе имя, они пустились, под крылышком "либеральной" цензуры, во все тяжкие, в надежде единственно на успех скандала. Старания их увенчались этим успехом. Тогда, при содействии своих критиков, они начали называть себя "анти-буржуазными аморалистами", провозгласили себя продолжателями Ницше и проч. и проч. Но великий религиозный парадоксалист и полемист провидел их появление и, заботливо оберегая себя и свое учение от подобных адептов, дал им исчерпывающее определение: "хрюкающие свиньи, называющие себя учениками Заратустры". Ну и будет о них, читатель... Пусть хрюкают!" (М.Неведомский. На несовременные темы. "Товарищ", 22 сентября). "При нашей общей некультурности, какой-то повальной, атмосферной, - не могла в наше эротическое заголение и обнажение не влиться явная струна хулиганская... Все это - пусть невольное, вынужденное, обусловленное общей нашей некультурностью, но все-таки нехорошее дело: подменять искусство - физиологией и патологией, художественное творчество - заголением. Чем бездарнее такое "произведение искусства", тем автор его невиннее. Очень невинна, например, г-жа Зиновьева-Аннибал со своими "33-мя уродами", лесбийским романом. Даже моралист не почувствует там никаких "гадостей", не успеет, - так ему станет жалко г-жу Зиновьеву-Аннибал. И зачем ей было все это писать! Ей Богу, она неглупая, прекрасная, простая женщина, и даже писать она умеет недурно... Есть места милые, искренние, женски-теплые... Особенно в начале книги, где реже попадаются чужие, вымученные слова и "порочные" взвизги. И далась же нашему варварству эта "порочность"! Вот другой роман, другого автора, стоящий в соответствии с ее "33-мя уродами". "Уроды" - роман женоложный, этот - мужеложный. Он, однако, иного аспекта: с аксессуарами, с вчерашним "эстетизмом", с "талантливостью". Именно благодаря своим аксессуарам, претензиям на культурность - он обнажает во всю ширину язву нашей некультурности, напоминает о ней резче, нежели роман Аннибал... Я ничего не имею против существования мужеложного романа и его автора. Но я имею много против его тенденции, его несомненной... проповеди патологического заголения, полной самодовольства, и мне больно за всех тех, кто эту тенденцию может принять как художественную проповедь культуры" (Антон Крайний (З.Гиппиус). "Весы" #7). "Волна эротизма, нахлынувшая на русскую литературу, смутила многих. Одни заговорили о вырождении русской литературы. Другие пожалели об отсутствии предварительной цензуры. Все как-то растерялись и не знают, что думать... Современных писателей, занятых вопросом пола, можно разбить на две группы: оптимистов и пессимистов. Безнадежны первые, но глубоки и серьезны вторые... Наиболее типичный представитель полового оптимизма - г. Кузмин... Благодаря облегчению цензурных условий, он получил возможность коснуться темы, до сих пор не затрагивавшейся в нашей литературе. Этим, в конце концов, исчерпывается его значение, и напрасно модничающие эстеты увидели в его произведениях что-то новое. Как раз нового в Кузмине ничего и нет... Он не творец новой, а продукт старой, разлагающейся культуры, выйти из которой он и не помышляет... Отношение к полу в истории менялось, но пороки всегда были одни и те же. Отношение же к полу у Кузмина самое старое, и напрасно из него делают какого-то носителя новых слов" (Д.Философов. Весенний ветер. "Русская мысль" #12). "Современная критика имеет тенденцию рассматривать Кузмина, как проповедника, считать его носителем опасных каких-то идей. Так, мне пришлось слышать мнение, будто "Крылья" для нашего времени соответствуют роману "Что делать?" Чернышевского. Мне думается, что это мнение, не лишенное остроумия, хотя и очень тенденциозное, не выдерживает ни малейшей критики" (А.Блок. О драме. "Золотое руно" #7). Конфликт года Конфликт между "Весами" и "Золотым руном" вызывает уход ряда сотрудников из "Золотого руна". А.Белый, В.Брюсов, З.Гиппиус, Д.Мережковский "доводят до сведения читателей, что они более не считают возможным сотрудничать в "Золотом руне" и никакого участия в журнале более не принимают". К этому письму "вполне присоединились" М.Кузмин и Ю.Балтрушайтис ("Весы" #8). Редакция "Золотого руна" печатает письмо Л.Андреева, И.Бунина, Б.Зайцева, Г.Чулкова, в котором они заявляют, что "ввиду реорганизации "Золотого руна"... вновь вступают в состав сотрудников журнала" ("Золотое руно" #9). "Два первых номера "Золотого руна" за этот год возбуждают недоумение. В них так много противоречий... В #2 "Золотого руна" за этот год вдруг оказывается такое примечание редакции: "Редакция просит исправить досадную погрешность, вкравшуюся в статью г-на Maestro, в которой стихотворения цикла Эрос приписаны автором г-ну Вал.Брюсову вместо Вяч.Иванова". Позвольте! Не слишком ли уж велика небрежность автора... Как же так? Говорить три страницы о Вал.Брюсове, бранить его за "неудачу" и вдруг объявить, что это нечаянно, - надо было говорить о Вяч.Иванове... Но этого мало: ведь и у Вяч.Иванова нет "длинного и сложного стихотворения", где описывались бы "сады Эроса" и где, "как по календарю исчислялось бы, как и чем нам наслаждаться в этот час"... Мы боимся, что для "Золотого руна" такие случайности... станут обычными... Остается только жалеть, что "Золотое руно", давшее в конце 1906 года несколько прекрасных номеров, опять превращается в какой-то амбар для случайных материалов" (Пентаур. "Весы" #3). "Раскрывая последние книжки журнала "Весы" за текущий год, невольно задаешься вопросом: неужели этот модернистский и немного эклектичный журнал - те самые "Весы", которые когда-то были боевым органом и сломали немало копий за принципы нового искусства в борьбе с эстетическим реализмом и способствовали разложению позитивного миросозерцания, господствовавшего среди русской интеллигенции. Каким же образом случилось, что "Весы"... так отклонились от своей программы и из критического органа, сознательно исключавшего все произведения творческой литературы, которым, читаем мы в манифесте редакции, "место в отдельном сборнике, а не в журнале", превратились в специально литературный орган, отражающий последние веяния...? Вместе с тем приходится с грустью констатировать, что идейная физиономия "Весов" очень потускнела, что их критическая чуткость понизилась; у журнала даже появляется удивительная способность совмещать противоречия (манифесты А.Белого и нео-эллинизм Кузмина); может быть, это признак приближения эпохи блаженной старости духа... Окопавшись в твердыне эстетического индивидуализма, "Весы" не считают нужным уделять серьезного внимания нарождающимся в глубине современного сознания стремлениям к новому синтезу, ограничиваясь дешевыми "разносами", которые почти совершенно заменили объективную критику. Весь библиографический отдел "Весов" имеет узко аналитический характер и наполняется случайными, мелочно придирчивыми статьями... В действительности, метаморфоза, происшедшая с "Весами", имеет глубокие причины: индивидуализм, составляющий идейный скелет "Весов", уже закончил логический цикл своего развития... Теперь, когда наступает момент дать органический синтез элементов нового миросозерцания, нельзя заниматься бесконечным подведением итогов. "Весам" остается или покинуть тихую пристань эстетического индивидуализма, или умолкнуть" (Эмпирик. "Золотое руно" #4). "Вульгарное издевательство, вымученное остроумие, комические указания на "опасность" всех проблем, выходящих из пределов традиционных принципов и схем - все это лишний раз подтверждает убожество идеологии критики "Весов". Такой критике совершенно не под силу установить прогноз будущего; в лучшем случае она отмечает то, что уже пережито, она имеет лишь ретроспективное значение. Вообще, "культурный" критик "Весов" очень напоминает верблюда, слишком нагруженного ценностями и изнемогающего под их тяжестью... Опасен не "Перевал" - "журнал свободной мысли" с его немного внешним синтезом эстетизма и политического радикализма, - не "соборный индивидуализм" и "мистический анархизм" (эти жупелы Товарища Германа), а та все обесцвечивающая, все нивелирующая, пользующаяся только готовым паразитическая критика, которая на все рассматриваемые явления наводит такие сумерки, что все кошки кажутся серыми" (Эмпирик. О культурной критике... "Золотое руно" #5). Статья А.Блока "О реалистах", напечатанная в "Золотом руне" #6, вызвала раздражение А.Белого, который в письме Блоку в августе 1907 года обвинил последнего в "заискивании" перед реалистами и назвал его статью "прошением" (А.Блок и А.Белый. Переписка. - М., 1940). После этого Блок вызвал Белого на дуэль, которая, однако, не состоялась. Первая публикация А.А.Ахматова дебютировала стихотворением "На руке его много блестящих колец" в парижском журнале "Сириус" #2. М.Л.Гофман опубликовал сборник "Кольцо. Тихие песни скорби" (СПб.). Поэтический дебют О.Э.Мандельштама: Синие пики обнимутся с вилами... "Пробужденная мысль" #1. Хроника В январе в Москве начинает выходить журнал "Асмодей". С января по сентябрь вышли последние номера журнала "Вестник жизни". Вышла первая книга литературно-художественного альманаха издательства "Шиповник" под редакцией Леонида Андреева, в которой приняли участие сам Л.Андреев ("Жизнь Человека"), Н.Гарин ("Когда-то"), Б.Зайцев ("Полковник Розов"), А.Куприн ("Бред"), А.Серафимович ("У обрыва"), С.Сергеев-Ценский ("Лесная топь"), В.Брюсов ("Город"). "В только что вышедшем альманахе - лишь две вещи заслуживают серьезного внимания: "Лесная топь" Сергеева-Ценского и драма Л.Андреева "Жизнь Человека". Остальное, несмотря на "имена" - вяло, серо, ни хорошо, ни худо, - и просто не характерно для авторов. О "Лесной топи" поговорить следует... Сергеев-Ценский - писатель интересный, и "Лесная топь" не слабее, а может быть, сильнее всех других его рассказов; Сергеев-Ценский в нем особенно подчеркнулся... "Жизнь Человека" Л.Андреева - несомненно, самая слабая, самая плохая вещь из всего, что когда-либо писал этот талантливый беллетрист... Фантастические сюжеты, "мистическая" обстановка крайне невыгодны для Л.Андреева: вся грубость, вся примитивная его некультурность и вытекающая из нее беспомощность - выступают особенно выпукло и резко, как только Л.Андреев хочет оторваться от реальных форм быта... Л.Андреев не может справиться с вопросами, которые сам же поднимает" (А.Крайний (З.Гиппиус). Человек и болото. "Весы" #5). "Смелость замысла, необычность формы, сильный, лирический темперамент автора, его всенесомненный выдающийся талант, едкость сатиры и глубокий пессимизм, заражающий мрачной неприглядностью жизни в ее оголенном остове и вечным трагизмом смерти - все это привлекает с особой интенсивностью внимание к новому произведению Леон.Андреева "Жизнь Человека", которое почти одновременно появилось в печати и на подмостках театра" (Ф.Батюшков. "Современный мир" #3). Сергеев-Ценский - "это человек с дарованием и умеющий наблюдать. У него есть сочность, краски и опыт. Но его "Лесная топь"... вся унизана мудреными вавилонами и узорами искусственной образности... Вороны, сколачивающие облака дыма, лицо, заостренное, как лезвие ножа, слова, похожие на ременные плети, или плевки в воздух, растираемые кирпичами, - что это за ненужное, нелепое и бессильно-детское гримасничанье! Кто так говорит, кто так думает, кого можно благоудивить такими благоглупостями? Это не новая школа. Это старое-престарое манерничанье дурного тона, которым ни на минуту нельзя увлечь читателя с настоящим вкусом, знающего красоту и прелесть искреннего творчества и чувствующего естественное презрение ко всему вымученному, искусственному, высосанному из пальца" (А.Измайлов. "Биржевые ведомости", 21 июля). "Несмотря на то, что рассказы, помещенные в этом сборнике, принадлежат авторам, имена которых пользуются известностью, - во всем беллетристическом отделе сборника нет ни одной вещи, которую можно было бы признать выше уровня самой скромной посредственности. Рассказы тусклы и томительно скучны, как только бывают скучны часы бесплодного ожидания" (П.Дмитриев. "Образование" #4). "Этот альманах завоевал себе симпатии читателей, потому что в нем помещен ряд интересных и талантливых произведений; по-видимому, издательство так и стремилось сделать его сборником отборного. Вполне эта цель не достигнута: рассказ Куприна "Бред" по своей явной тенденциозности стоит ниже художественного уровня. Но зато все другое привлекает к себе внимание... Больше всего интересуется публика теми страницами альманаха, на которых она находит намеренной сухостью, матово написанную в сухих и строгих тонах "Жизнь Человека" Леонида Андреева... Самой ценной частью сборника представляется нам маленький, как всегда, рассказ Бориса Зайцева "Полковник Розов". Необычайно-любовное, ликующее и тесное... приближение к природе и человеку - простому, маленькому, незаметному человеку, которого хочется благословить уже за то, что он живет и дышит! В наши хмурые книги Зайцев поет и пьет солнце, и на луги похожи его рассказы" (Ю.Айхенвальд. "Русская мысль" #4). Вторая книга альманаха "Шиповник" - И.Бунин ("У истока дней"), Б.Зайцев ("Май"), В.Муйжель ("Пока"), стихотворения А.Блока, И.Бунина, С.Городецкого. Третья книга альманаха "Шиповник" - Л.Андреев ("Тьма"), И.Бунин ("Астма"), Б.Зайцев ("Сестра"), А.Куприн ("Изумруд"), А.Серафимович ("Пески"), Ф.Сологуб ("Творимая легенда"), стихи А.Блока и Г.Чулкова. Начал издаваться журнал "Перевал". "Горб, ноздря навыворот, флюс, вихор, бородавка - и, вот, из всех этих бородавок, флюсов и ноздрей получается дикое и пресмешное целое, - "Перевал"... Направление выдержано изумительно: всякий сотрудник несет туда непременно свое убожество... "Перевал" сразу же нам объявил, что необходимо соединить эстетику с общественностью, а революцию с декадентством, и что это он, "Перевал", сделает, кушанье изготовит и подаст" (Товарищ Герман (З.Гиппиус). "Весы" #5). Вышел 15-й сборник "Знания", в котором приняли участие И.Бунин ("Стихия"), М.Горький ("Мои интервью", "Жрец морали"), С.Найденов ("Стены"), А.Серафимович ("Он пришел"), Скиталец ("На Волге"), Н.Телешов ("Крамола"), Е.Чириков ("Легенда старого замка"). Вышел 16-й сборник "Знания", где были напечатаны "Стихотворения" И.Бунина, "Иуда Искариот и другие" Л.Андреева, начал печататься роман М.Горького "Мать". "Убедиться в том, что Горький потерял прежнюю силу, - очень не трудно... Некоторая стройность повести, и то сравнительная, зависит только от того, что Горький "набил руку". Но ведь нет ни одной новой мысли и ни одной яркой строчки. Старая горьковская психология, им самим кастрированная; старые приемы: умирает отец - бледная тень отца Фомы Гордеева; - и остается жить с матерью, читать запрещенные книги и подвергаться обыску свирепых офицеров и солдат - сын - бледная тень Фомы Гордеева и еще кое-кого из прежних горьковских "человеков" (А.Блок. О реалистах. "Золотое руно" #6). "Торжеству декадентов... огромное подспорье оказал крах... одного крупного по размерам, значительного по замыслу реалистического романа. Это - "Мать" М.Горького... Подняв на рамена свои тяжести неудобоносимые, М.Горький слишком понадеялся на свои силы. Он ошибся в расчете и создал произведение, в котором за тоскливой однотонностью целого тонут и проходят незамеченными отдельные несомненно красивые, искренно написанные страницы" (Вл.Кранихфельд. "Современный мир" #11). 17-й сборник "Знания" - В.Вересаев ("На японской войне"), Н.Гарин ("Инженеры") и др. В 18-м и 19-м сборниках, вышедших в том же году, следовало продолжение этих романов, а также "Матери" М.Горького. В апреле вышел сборник "Корабли" (М.), в котором приняли участие В.Брюсов, А.Блок, К.Бальмонт, Вяч.Иванов, А.Белый, Б.Зайцев, М.Кузмин и др. В июле в Москве вышел сборник "Новое слово", где были напечатаны произведения И.Бунина ("Цифры"), Скитальца ("Манифест"), С.Юшкевича ("Панорама") и др. "Тоненький, пустенький, неведомо зачем и для кого издававшийся в Москве журнальчик "Новое Слово" прекратил свое одногодичное существование, не сказав ни одного сколько-нибудь нового слова, и превратился в толстенький, но не менее пустенький не периодический сборник, при том чисто беллетристической программы" (А.Курсинский. "Весы" #6). В Петербурге вышел альманах "Цветник Ор. Кошница первая", где напечатали стихи А.Блок, В.Брюсов, К.Бальмонт, Вяч.Иванов, М.Волошин, С.Городецкий, А.Ремизов, Ф.Сологуб, а также была опубликована комедия М.Кузмина "О Евдокии из Гелиополя, или Обращенная куртизанка". "...Брюсов дал стихотворение, способное занять место в самых строгих хрестоматиях, как образчик действительной русской поэзии: тут ни индивидуализма, ни сверхиндивидуализма, а искусство... Грустью и неуловимым ароматом пропитана "Комедия о Евдокии..."; автор ее - М.Кузмин, один из наиболее ярких молодых талантов... Свежи стихи С.Городецкого. Здесь действительно заря, а не занавеска... Как всегда хорош А.Ремизов. Интересен М.Волошин. Остальные? Хотелось бы умолчать: пышные метафоры и рядом прозаические, ненужные слова, вавилонская башня из трех-ярусных сравнений, выражающих собой часто неинтересную, банальную, голую мысль. Повторяю, хотелось бы умолчать. Ведь тут дорогие нам имена Бальмонта, Вяч.Иванова, Сологуба, Блока!.. Хотя бы Блок. Он неустанно кощунствует. В "Цветнике" его кощунство вызывает только зевоту - не более. Как это жаль!.. Из мистика Блок превратился в чистого лирика... И у лирика есть круг обязанностей: держать высоко знамя искусства. Но он кощунствует и на лирику... Клевеща на Весну, будто она Она развратна до конца. Ах, Весна ли развратна? Весна безразлична сама по себе; всякий вносит в нее свое содержание... И хочется вздохнуть: "Надоели ералашные глубины: будьте хоть лириком, г. Блок, если вы не мистик; а то вы по старой привычке все еще провещиваетесь там, где вопрос только в отделке стиха". Еще нагроможденнее Вяч.Иванов: у него слова лучше строчек, а строчки лучше целого... Грязен и непричесан, как всегда, в стихах г. Чулков... Вот что дала нам "Кошница" Ор. Но поблагодарим "Кошницу" за немногие стихи, а не за крапиву" (А.Белый. "Весы" #6). В Петербурге вышел альманах "Проталина", в Москве - "Белые ночи". В ноябре в Петербурге вышел "историко-революционный альманах" под редакцией В.Л.Бурцева, где были напечатаны произведения А.Куприна ("События в Севастополе"), Л.Андреева ("Памяти Владимира Мазурина") и др. 27 марта умер Ангел Иванович Богданович - редактор журнала "Мир Божий". А.Куприн написал статью "Памяти А.И.Богдановича" ("Современный мир" #4). 17 октября "умерла Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал. Как-то удивительно писать эти слова. Еще так близок и ясен живой ее лик; так трудно соединяется успокоенная пышность слова "смерть" с ее стремительной энергией, с ее трепетной жизненностью..." (Сергей Ауслендер. "Золотое руно" #10). Действующие лица и исполнители Мы и они. "Весы" #6. "Мы" - это те люди, которые прошли... долгий и тяжкий путь уединенности, отъединенности от всех, крайнего индивидуализма; спускались в "подполье"... и вдруг увидели, что на конце коридора забрезжила белая точка. И белая точка эта - выход из подполья, именно туда, куда они всю жизнь рвались, - выход "на другую сторону" мира". Торжество победителей. "Товарищ", 23 августа. "Декаденты трубят победу... Признаем и мы ее. Если победа в том, что "левиафаны прессы начинают заигрывать с символистами, пишут хвалебные фельетоны", в том, что такие журналы, как "Образование", "Мир Божий", "Журнал для всех" и др. спешат помещать произведения недавно еще гонимых поэтов", - то эта победа символистов вне сомнения. Однако, цена ей велика: если чернь непросвещенно заблуждалась, не признавая декадентов, то какая цена ее признанию?.. Толпа все та же. И если она теперь цитирует Брюсова, то не потому, что пришла к нему от Фета. Она без вчерашнего дня: это первейший и прочнейший симптом ее некультурности. Немного стоит легкая и поверхностная победа над нею; это победа моды... Какое место занимают они в душе современного русского читателя?.. Книжки их раскупаются и остаются в роли изящных безделушек, украшающих легкую жизнь. Их поэзия приятна их публике, "как летом сладкий лимонад"... И у литературы есть своя готика и свое барокко: искусство молитвенного стремления к небу и искусство причудливых завитушек. Иногда побеждает второе. Надолго ли и ко благу ли?" Литературные отклики. "Современный мир" #11. "Они" - победили, и победа их "вне сомнения" - свидетельствует газета "Товарищ"... "Мы" победили, и победа наша "вне сомнения" - констатируют и "Весы"... Но кто же эти "они" или "мы", с таким блеском выдержавшие кампанию?.. Я буду говорить о победах "декадентов"... Еще так недавно наши декаденты жили своим маленьким обособленным мирком, когда никто посторонний не проникал в их святилище, можно было подумать, что все они были влюблены друг в друга. Взаимным восторгам перед красотою их творений не было границ, критике не было места... Вся табель о рангах кружка ограничивалась одним единственным чином - гения, на меньшем они не мирились. Случалось им, конечно, и более детально оценивать творческую производительность друг друга, но их рецензии и критические статьи в лучшем случае походили на гимны, в худшем, - напоминали рекламу. И только с того времени, как к ним стали подходить и с ними смешиваться люди с улицы, явилась потребность в более серьезном отношении к самим себе и к пришельцам. Перепроизводство гениев разразилось кризисом, и чтоб поправить дело, приходилось расстаться с слишком общими и ничего не говорящими определениями и заняться изучением особенностей физиономий и стиля каждого художника в отдельности. Если раньше достаточно было объявить себя декадентом, чтоб получить приз, то теперь, помимо этого, от писателя требуются и кое-какие другие качества". Конец Горького. "Русская мысль" #4. "Две вещи погубили писателя Горького: успех и наивный, непродуманный социализм. Я говорю "погубили", потому что последние его произведения - "Варвары", "Враги", "В Америке", "Мои интервью" и т.д. нанесли урон его литературной славе, обнаружили признаки такого серьезного разложения его дарования, что в возрождение писателя Горького уже как-то не верится... Успех не дал Горькому времени и сил для необходимой внутренней работы мысли, остановил рост его сознания. Оглушенный внешним шумом успеха, он не сумел разобраться в собственных идеях и ощущениях". Наше литературное сегодня. Заметка. "Золотое руно" #11-12. "Атлантида - вулкан, Египет - стебель-загадка, Мексика - Майя - узорный пламецвет, Индия - многоветвистость, Китай - подсолнечник, Халдея - семизвездие, Ассирия - львиный рев, Иудея - запах крови, Эллада - человек, Рим - город, Скандинавия - сказка в грозу, Славянство - свирель... Как гласит предание, Испанский, Итальянский и Французский языки по началу совпадают с началом Мира: на них шли первые беседы между Богом, Змеем и Человеком. Возбраняя прикасаться к Древу Знания, Бог говорил с Адамом по-Испански, ибо в Испанском есть важность, властность, повелительность и благородство. Змей говорил по-Итальянски, ибо Итальянский, среди языков, вкрадчив, нежен и сладостен. Согрешив, Человек отвечал по-Французски, ибо какой же язык более удобен для извинений?" Жар-птица. Свирель славянина. - М. "Было время, когда на произведения народной поэзии смотрели, как на грубые, неискусные создания поэтов, малоосведомленных в поэтике... К сожалению, К.Бальмонт в "Жар-птице" возобновил такое нехудожественное отношение к народной поэзии. По-видимому, находя, что наши русские былины, песни, сказания не достаточно хороши, он всячески прихорашивает их, приспособляет к требованиям современного вкуса... Надо сказать, что К.Бальмонт решительно потерпел неудачу... он сделал худшее, что можно сделать с народной поэзией... Сохранив в отдельных частях подлинную ткань народного творчества, Бальмонт наложил на нее самые современные заплаты; удержав общий замысел отдельных созданий, он произвольно видоизменил частности, подражая общему складу речи нашей старинной поэзии, он в то же время исказил самое существенное в ее форме" (В.Брюсов. "Весы" #10). Незнакомка. "Весы" #5-7. "Какую мысль, какой символ можно уловить в этой архимодернистской пьесе, где поистине все кружится в дикой "сарабанде" и все "стоит вверх ногами"... Неужели фантастическая поэма, имеющая предметом воспеть вечную мечту человечества, рвущегося в высокие небеса, тоскующего по вечно женственному и способного упустить, не заметить, прозевать, прожить это небесное, если бы оно сошло с облаков и на минуту соприкоснулось земному и дрянному, - должна неизбежно вылиться в такой головоломный сумбур, где основную идею с таким трудом нужно очищать от серой и безвкусной шелухи, закрывшей зернышко мысли. В художественной литературе... справедлив закон, чтобы автор по крайней мере желал быть понятным... Кто не привык, чтобы в литературном произведении все "стояло вверх ногами", конечно, бросит "Незнакомку", на первом же видении, не любопытствуя более" (А.Измайлов. "Биржевые ведомости", 14 сентября). Алая книга. Стихотворения. - М. "Стихотворный покрой нынешних поэтов - шаблон, и так же, как фасон платья, выдуман не теми, кто его носит. Стало ужасно много поэтических жилеток, - коротеньких, обкусанных, разноцветных и безруких! Какую книжку ни открой - старые, знакомые, привычные декорации, подержанная бутафория. Брюсов и Бальмонт, Бальмонт и Брюсов, изредка Бунин, временами Блок... У Сергея Кречетова есть талант и у него довольно гладкие стихи. Однако, у кого же теперь нет таланта и разве есть сейчас негладкие стихи? Своего собственного в стихах Сергея Кречетова одно: темперамент. Он умеет негодовать, знает гнев и восторг, любит покрикивать, склонен к устрашающим метафорам, зловещим эпитетам, часто увлекается шумной музыкой бравурных слов" (Петр Пильский. "Современный мир" #12). Декадентство и общественность. "Русская мысль" #6. "В чем обвиняет г. Бердяев декадентство? Он находит, что "декадентство есть отражение иллюзорности бытия", что "ужас декадентства - в потере ощущения и сознания реальности, в крайнем антиреализме". Но не всякое ли искусство, отрекаясь от данной действительности, дает ощущение иной реальности, возвышаясь над реальным бытием (данным в опыте), сообщает чувством иного бытия? В проникновении в иную реальность и заключается трагизм, которым живет душа истинного художника. И г. Бердяев напрасно противополагает "декадентским переживаниям", будто бы иллюзорным, переживания мистические, которые, по его утверждению, реальны в том смысле, что они "сопровождаются ощущением и сознанием реальности предмета, объекта его усмотрения" (Эллис. В защиту декадентства. "Весы" #8). Рассказы, том 1. - СПб. (Помечено 1908.) "Муйжель - бытописец, писатель всегда определенного и излюбленного мотива. Но тяжелые пласты бытового материала, из которого он пытается создать большую многообразную драму мужицкой жизни, не претворяются в элементы чистого искусства в его глубоко антихудожественной душе, словно сдавленной рамками партийной программы... Реализм Муйжеля мертвый, бездейственный: он никогда не проникается живым веянием мига... И потому - рассказывает ли он о молчаливо покорной мужицкой смерти ("Мужичья смерть"), или о том, как казак под яблоней изнасиловал девушку ("Солдаты"), или о том, как Катерина (героиня рассказа "Бабья жизнь") родила в балке средь поля мертвого ребенка, - рассказывает подробно, любовно нанизывая ужасы, - все звучит убого, серо и мертво в повторности сюжетов и использованных слов" (Нина Петровская. "Весы" #11). Собрание сочинений, том 3. - СПб. "У Куприна нет своего стиля, а стиль - высшая беспомощность и высшая сила писателя. Неужели же его и не будет? Неужели всегда надо будет выискивать Куприна сквозь толщу разных "знаний"?" (Е.Аничков. Allez. "Весы" #2). "А.И.Куприн - самый крупный писатель нашего времени. Он является лучшим украшением новой литературы, и она, по справедливости, может им гордиться... Все, написанное о Куприне, очень субъективно и отличается необычным лиризмом. Чувствуется, что каждому, говорящему о нем, хочется говорить и о себе, найти для этого убедительные, внутренние слова и вложить в них свое, самое сокровенное и ценное. Это лучшая похвала художнику - его чуткости, искренности и силе, признание за ним способности каждого разбудить и заставить быть самим собою" (Е.Колтоновская, Куприн, как выразитель эпохи. "Образование" #4). Истлевающие личины. - М. "Новый сборник "Истлевающие личины" обнаруживает значительную эволюцию в творчестве Сологуба, как со стороны содержания, так и в форме. Автор верен своему пессимизму. Отношение его к жизни остается, по-прежнему, отрицательно-критическим, но все же в нем большая перемена... Новые рассказы Сологуба посвящены жизни, а не смерти, или, вернее, одухотворенным прозрениям в новую жизнь, о чем говорит и заглавие" (Е.К-ская. "Современный мир" #10). "Если в прозе Сологубу чаще свойственно воплощать чудовищное жизни, то в стихах он говорит чаще о жизни прекрасной, о красоте, о тишине. Муза его - печальна или безумна" (А.Блок. Творчество Федора Сологуба. "Перевал" #10). Панихида. Лирическая поэма. "Весы" #6. Пятна. Цветами Засыпали. Устами Прославили. Свечами Уставили... Рассказы. - СПб. "У Олигера есть главное, что нужно для творчества и чем так бедна вся современная литература: стихийность и вдохновение. Его сюжеты рождаются в нем внутренне, искренно его захватывают, и всегда носят на себе резкий отпечаток его индивидуальности, весьма своеобразной, утонченной и сложной... Но рассказы, собранные в первой книжке (их 11) - далеко не равного достоинства и, вообще, не могут быть названы выдержанными и законченными. Большая часть их, с внешней стороны, грешит чрезмерными длиннотами и неровностью тона, а с внутренней - иногда наивностью и сентиментальностью, иногда мелодраматизмом и неумелым сгущением красок, вообще, дефектами молодости. На всем, что пишет Олигер, лежит печать какой-то спешности работы в фельетонном жанре; и всегда чувствуется, что он дает гораздо меньше, чем может дать. Вот почему за Олигера особенно страшно, чтоб его не погубила современная кипучая торопливость книжного рынка, побуждающая авторов печь свои произведения, как блины, и поскорее их издавать" (Е.К-ская. "Современный мир" #12). О новом реализме (Борис Зайцев). "Золотое руно" #10. "Новый реализм не знает действительности, известной, знакомой, опознанной. Он знает реальность, ему впервые данную, впервые явленную без посредства былых переживаний. Его объект - "новый опыт", новая действительность... Все картины Б.Зайцева проникнуты этим чувством новизны, обвеяны первым весенним воздухом, самое обыденное, наиболее незначительное привлекает его внимание, как будто оно в первый раз им замечено. Его описания были бы протокольны, отрывочны и мелочны, если бы они не были так невинны и живы, как только что сорванные цветы". Земные дали. - СПб. "Боже мой, какая возмутительно лишняя, слабая и бездарная книга!.. Хотя раньше приходилось отмечать... иные стихи Тарасова с радостью" (А.Блок. "Золотое руно" #11-12). Жаков К.Ф. Из жизни и фантазии. - СПб. Ковальский К.А. Терновый венец. - СПб. (Помечено 1908.) Скиталец. Рассказы и песни, том 2. - СПб. Сергеев-Ценский С. Рассказы, том 1. - СПб. Найденов С. Пьесы, том 1. - СПб. Хорошенькая. - СПб. (Помечено 1908.) Пришвин М.М. В краю непуганных птиц. - СПб. Каменский А. Рассказы, том 1. - СПб. Блок А. Снежная маска. - СПб. О любви, поэзии и государственной службе (Диалог). "Перевал" #6. Король на площади. "Золотое руно" #4. Соловьев С. Цветы и ладан. - М. Федоров А. Камни. - СПб. Природа. - СПб. Наживин И.Ф. Мене... тэкэл... фарес... - М. Андреев Л. Рассказы и пьесы, том 4. - СПб. Городецкий С. Перун. - М. Башкин В. Стихотворения. Гражданские мотивы. Лирика. - М.  поставить закладку
 написать отзыв
|
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
предыдущая
|
||
|
|
||
|
||