Русский Журнал / Круг чтения / Век=текст
www.russ.ru/krug/vek/20000426_vek.html

Век = текст. Выпуск 8: 1908
Егор Отрощенко

Дата публикации:  26 Апреля 2000
СТИХОТВОРЕНИЕ ГОДА | ПОЛЕМИКА | ХРОНИКА | ТЕАТРАЛЬНАЯ ПОСТАНОВКА ГОДА | КНИГА ГОДА | ИЗБРАННЫЕ ЦИТАТЫ | ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ

Стихотворение года

Поэту

Ты должен быть гордым, как знамя;
Ты должен быть острым, как меч;
Как Данте, подземное пламя
Должно тебе щеки обжечь!

Всего будь холодный свидетель,
На все устремляя свой взор.
Да будет твоя добродетель -
Готовность войти на костер!

Быть может все в жизни лишь средство
Для ярко-певучих стихов,
И ты с беспечального детства
Ищи сочетания слов.

В минуты любовных объятий
К бесстрастью себя приневоль,
И в час беспощадных распятий
Прославь исступленную боль!

В снах утра и в бездне вечерней
Лови, что шепнет тебе Рок,
И помни: от века из терний
Поэта заветный венок!


Валерий Брюсов. Обреченный. Цикл стихотворений. "Весы" #1.

Полемика

"Уважаемый Вяч.Иванов дважды прочел в Москве свою лекцию "Две стихии в современном символизме" (опубликована в "Золотом руне" #3-5. - Е.О.), носящую характер платформы, которую он выдвигает против таинственных символистов-иллюзионистов (для приличия названных идеалистами)... я считаю необходимым заметить, что платформа, выдвигаемая им в "пику" кому-то, давно высказана, и то, что в лекции нет ничего оригинального, кроме путаницы терминов и неудачного освещения истории искусства в свете приписываемых им себе взглядов.

1) Доклад г. Иванова (столь уравновешенного и столь хитро лавировавшего между логикой и исповеданием своего "credo") не есть ни художественное творчество, ни философский доклад, ни проповедь, ни молитва.

2) А раз его реферат не может быть отнесен к религиозному деланию, поэзии или к вероисповеданию, то к нему применимы законы общей логики и общепризнанная терминология; между тем г. Иванов до крайности легкомысленно оперировал с терминами "реализм", "идеализм", требующими методологической обработки.

В таком положении реферат г. Иванова представлял комичное явление: за вычетом далеко не оригинальной мысли (многократно высказанной) о реальности символизма, он оказался слишком холодным для того, чтобы внушить слушателям непосредственно основные черты мировоззрения г. Иванова, и слишком шатким с точки зрения общих логических оснований" (Борис Бугаев (А.Белый). На перевале. "Realiora").


"Мне непонятно, считает ли Б.Н.Бугаев мои искания аналогичными его исканиям, - и тогда почему он не поправляет меня с своей точки зрения по существу (ибо установить только зависимость моих взглядов от его взглядов ему все равно не удастся, потому что я ничему не учился из писаний его или тех, кто писали с ним); или же считает мою теорию как таковую ложной - и тогда почему пытается указать на аналогии с моими воззрениями у себя и других писателей? Мне теории Б.Н.Бугаева о символизме чужды; неприемлем даже основной его термин: "символизация действительности". Для меня действительность - уже символ, а не материал, подлежащий какой-то символизации, как методической операции, обещающей в итоге "систему символов", она же для Б.Н.Бугаева есть "религия". Я не могу видеть ни предшественника, ни единомышленника в том, кто одной рукой утверждает "реализм", а другой выделывает гносеологически апробированные "нормы" и шаблоны для идеалистического идолотворчества" (Вяч.Иванов. Б.Н.Бугаев и "Realiora". "Весы" #7).

Хроника

7 февраля умер А.И.Эртель.

25 марта в Тамбове скончался А.М.Жемчужников.

1 апреля вышел 1-й номер "Сатирикона", нового, "еженедельного литературно-художественного журнала сатиры и юмора". Редактор - А.А.Радаков (с 9-го номера - А.Т.Аверченко). Участвуют: Аркадий Аверченко, С.Городецкий, М.Кузмин, А.Кугель, Саша Черный, Теффи, Ф.Сологуб.

Обновленная редколлегия журнала "Образование" в 7-м номере во главе с И.Василевским заявила о "внепартийном" направлении журнала. В число постоянных сотрудников вошли Д.С.Мережковский, З.Н.Гиппиус, Д.В.Философов, А.Каменский, Н.Гумилев, Ф.Сологуб.

14 октября 10-летний юбилей МХТ.

В Петербурге вышел первый номер "общедоступного литературно-критического общественно-политического" "Нового журнала для всех" под общей редакцией В.А.Поссе при постоянном участии Л.Андреева, М.Арцыбашева, Д.Айзмана, И.Бунина, В.Вересаева, А.Вербицкой, И.Потапенко, А.Ремизова, С.Сергеева-Ценского, Н.Тимковского, Е.Чирикова и др.

Театральная постановка года

"Синяя птица" поставлена в МХТ.

"Открытие сезона Художественного театра назначено на 30 сентября...

Для открытия сезона идет "Синяя птица", - в общей постановке Сулержицкого, декорации художника Егорова. Некоторые детали разрабатываются Станиславским" ("Золотое руно" #9).

Книга года

В.Брюсов. Огненный ангел. Повесть XVI века. - М.

"Подделка под средневековье удалась автору "Огненного ангела". Наивный оборот речи, описание Кельна и Бонна, царство магии и колдовства, силуэты алхимиков и инквизиторов, также как добродушных бюргеров с их повседневной психологией, дают художественную миниатюру XVI-го века, на фоне которого проходит беззаветная любовь Рупрехта к Ренате. Ее галлюцинации являются отправной точкой всего рассказа и заводят читателя в причудливые настроения человеческой души, на шабаш демонов, суд инквизиторов и добровольную смерть той, которая, не найдя удовлетворения своей любви на земле, стремится уйти за нею на небо.

Язык своеобразен. Он поражает простотой и наивностью сравнений... Это дает особенный колорит всему изложению. Большое достоинство повести - выпуклость и образность, как действующих лиц, так и их душевных состояний" (С.К.-Д. "Вестник Европы", 1909, #7).


"Герой повести Рупрехт, типический и разносторонний представитель эпохи Возрождения, сумевший восприять все настроения, представления, знания, доступные и свойственные его времени...

Наряду с интересом культурно-историческим, книга г. Брюсова замечательна в смысле лингвистического творчества...

Оговорившись об этих значительных преимуществах повести, - мы волей-неволей возвращаемся к осуждению ее в целом. Отсутствие определенного замысла, позвоночного столба в содержании, сбивчивость психологии... приводят роман во второй его части к преждевременной дряхлости, а автора к такой степени усталости и безразличия, что он теряет всякий критерий при выборе материала" (Без подписи. "Современный мир", 1909, #3).

Избранные цитаты

"Послали меня в лес за орехами. "Ступай, - сказали, - собери нам орехов побольше". Вот я и хожу по лесу, высматриваю, да неудобно больно, все спотыкаюсь и все нет ни одной орешни. Наконец, напал, да только ни одного зрелого, все зеленые. "Все равно, понесу я им хоть зеленых, если уж такая охота пришла..." Нагибаю ветку, хочу сорвать, а из-за куста, хвать, волк на меня. Вижу, дело плохо, и говорю: "Ты, что ж, волк, неужели меня съесть захочешь?!" А он будто молчит. И опять я к нему: "Не ешь, - говорю, - серый, я тебе пригожусь". А сам себе думаю: чем это я тебе пригожусь? И пока я так раздумывал, волк меня съел" (А.Ремизов. Под кровом ночи. Сны. "Золотое руно" #5).

Действующие лица и исполнители

Бугаев Б. На перевале | Чуковский К. Третий сорт; От Чехова до наших дней | Аничков Е. Последние побеги русской поэзии | Кадмин Н. Литературные заметки | Ремизов А. Часы | Кузмин М. Сети | Соловьев С. Crurufragium | "Знание" сборники XX-XXIV | Альманах "Земля" | Шестой и седьмой альманахи "Шиповника" | "Литературный распад", кн.2 | Гиппиус З. Черное по белому | Зайцев Б. Рассказы | "Молодость" В.Ходасевича и "Романтические цветы" Н.Гумилева | Аш Шалом. Рассказы | Другие произведения

Бугаев Б. (А.Белый)

На перевале. Вольноотпущенники. "Весы" #2.

"Если мы принимаем, скажем, Мережковского, Бальмонта, Иванова, Брюсова, Сологуба, Гиппиус, Ремизова и Блока, отчего бы нам не принять Рославлева, Я.Година, Вл.Ленского и всевозможных "башкиных"? Если звезда первой величины - Андреев, то, о, без сомнения! - первой величины и Зайцев, и Дымов, и Каменский, и Арцыбашев. Если поэт А.Блок, то чем не поэты, напр., Стражев и Новиков? В детстве я читывал Авлина. О, и Авлин, и Авлин поэт тоже!

Посмотрите на молодую русскую литературу: каждый месяц выходит в ней новая звезда; и в следующем месяце она закатывается. Легко восходит и легко ниспадает: это все потому, что в новейшей литературе русской уже нет почти воинов: есть вольноотпущенные рабы и вольноотпущенники вольноотпущенников.

Еще вчера небольшая фаланга символистов, сгруппированная вокруг незабываемого "Мира искусства", а потом вокруг "Нового пути", победоносно прошла сквозь строй литературных врагов, встретивших ее улюлюканьем и тучей язвительных стрел.

Посмотрите теперь: где твердыни вчерашних врагов? Их просто нет. Фаланга прошла вперед. Она жива и теперь: из ее рядов выйдут и новые борцы. Но за ней потянулась обозная сволочь, кричащая в уши павшим, теперь безвредным, врагам о том, что "красота - красива", "искусство - свободно". И если эту обозную сволочь принимает читатель, еще не вполне осведомленный в ходе развития нового искусства, за новаторов, мы должны ему напомнить, что это все не львы движения, а трусливые гиены, упражняющие свою храбрость над трупами".


Чуковский К.

Третий сорт. "Весы" #1.

"- И я! и я! - тоненьким голоском кричал рыжий, пускаясь за ним вслед. - И я! и я!

Этот рыжий из Андреевской "Бездны" был несомненно Александр Рославлев, автор сборника "В башне". Он бежал за Валерием Брюсовым и кричал: и я! и я!


И я, как ты в оцепененье
Слежу в веках земную ось.


Удивительно, сколько развелось теперь рыжих в литературе! Стоит только им увидеть хоть жест, хоть точечку новую, чужую, как наперебой кидается туда их голодная стая, и каждый кричит: - И я! и я!

Положительно, они становятся социальным явлением и ждут своего Иванова-Разумника, который напишет о них диссертацию. "Рыжие" - опыт характеристики. Или как-нибудь помягче, - блондины, что ли... Пустота! Никогда еще не имела она стольких форм, подобий, устремлений к бытию, как теперь. Вдруг пустоте (обыкновенной пустоте, дыре, провалу, небытию) дана какая-то надежда, какая-то даже возможность приблизиться к реальности и быть, и воплотиться. Откуда такое? - пусть объяснит нам Иванов-Разумник...

Стихи г. Чулкова еще не написаны. Они кончаются там, где им следовало бы начаться: у входа в бытие... Он без конца готов разбрасывать прокламации своего мистического анархизма.


Не хочу унылой доли,
Сердце жаждет дикой воли,
Воли царственных орлов. -
Прочь от мертвых берегов!


(какой дурной вкус: "воля царственных орлов", и "мертвые берега", и "сердце жаждет дикой воли"!), но неужели не видит, что, эти ряды банальных возгласов скорее онанизм, чем поэзия? "Доля - воля", "воля - доля" и дальше ни с места. Даже слов у бедняги никаких не осталось. Накричал на весь мир о последнем освобождении, а как дело дошло до дела: "воля - доля", "доля - воля", и опять ничего...

Мне очень жаль, что я назвал литературным онанизмом поэзию г. Чулкова и у меня не осталось названия для творчества г. Ленского.

Итак, г. Рославлев кричит Брюсову: и я!


И я, как ты в оцепененье
Слежу в веках земную ось.


Из дальнейшего оказывается, что Брюсов "расшатал чеку" земной оси, а Рославлев помогал ему в этом странном занятии. Объяснять ли г. Рославлеву, что земная ось есть воображаемая линия, и что уследить ее в веках, а тем более расшатать ее чеку так же трудно, как и споткнуться об экватор?"


От Чехова до наших дней. Литературные портреты. Характеристики. - СПб.

"Это не более, как фельетоны, - но таких фельетонов у нас еще не было.

Язык г. Чуковского очарователен: он легок и прост, меток и гибок, вам ни на одну минуту не скучно, - даже слишком; подчас хочется, чтобы эта умелая речь была не так проворна.

Г. Чуковский - критик-импрессионист, и в этом - его второе достоинство. Он любит литературу за нее самое и наслаждается ею свободно, ничего не ищет в ней - и зато находит так много. У него тонкий ум и верный вкус; его непринужденная наблюдательность метка и богата, и вдвое очаровательнее, благодаря этой манере давать новое без нажима, быть остроумным на ходу письма. Это не значит, что его наблюдения разрозненны или случайны: они сами собою складываются в обобщения, и если мысль, на которую они нанизываются, не очень глубока и даже не нова, самое подчинение их этой мысли, их сопоставления между собою, большею частью оригинальны и метки до художественности.

У него три обобщения: город, мещанский индивидуализм и кризис индивидуализма в современной русской литературе. Они все три верны, хотя не всегда одинаково верно применены, - и все три поверхностны, то есть касаются не содержания, а форм душевной жизни и ее выражения. Дурного здесь нет: эта сторона точно так же требует анализа, как и все прочее, и когда этот анализ так умен и изящен, как у г. Чуковского, можно с легким сердцем простить неизбежные при всякой схеме односторонности и натяжки.

Но странное дело, - вся книга в целом лишена физиономии. Ф.Сологуб - певец "сквознячка", Д.Мережковский - "тайновидец вещи", О.Дымов портативен, а С.Юшкевич обманул портного: это метко, это очаровательно, - но что же отсюда следует? Г. Чуковскому совершенно нечего делать с этими обобщениями, как и с его более широкими тезисами - о влиянии города, о мещанском индивидуализме и пр.; они у него ни к чему не примыкают, каждое довлеет себе, и ему нечем спаять их. У него мысли, а не мысль...

Но в литературе есть другая ценность, выше этой: есть моральное единство и сила личности, обусловливающая сомкнутость идей и их активность. Этой моральной личности не чувствуется в книге г. Чуковского; он отлично вооружен, но ему ничего не надо: он просто забавляется, пуская меткую стрелу во всякого проходящего... Но здесь - его предел" (М.Г. (М.О.Гершензон). "Вестник Европы" #3).


Аничков Е.

Последние побеги русской поэзии. "Золотое руно" #2.

"...Мы переживаем не только революцию, но и возрождение. В этом сложность и трудность задач нашего времени. В этом наша слабость, но тут же и наша надежда. Возрождение с его личным началом с его стремлением к наслаждениям с национальным самосознанием, возрождение с его терзающей, вырвавшейся из традиционной условности моралью, возрождение с его широтой вопросов философских и научных - вот, что заблистало и вот, что мучает мысли, и мечется ум...

Только что сейчас признанные поэты наших дней, Бальмонт, Валерий Брюсов, в сущности, и Мережковский... - по типу своему люди возрождения".


Кадмин Н.

Литературные заметки. "Образование" #3.

"В литературном мире блещут новые имена, новые созвездия. В особенности зацвели сады поэзии.

Но в этих садах гораздо больше дачных украшений - шаров, беседок и лампочек, чем живых и цветущих порослей земли...

...Стоило упрочиться тенденциям "Весов", как на вершины Парнаса легко, вприпрыжку, взобрались Кузмин, Городецкий, А.Белый, Ауслендер, Кречетова... И только несколько шагов остается сделать Нине Петровской, Потемкину и - чего доброго - Рукавишникову.

Смешение здесь, конечно, немного натянутое. Городецкий - талантлив, а Кречетов глубоко, до полного уныния бездарен. Кузмин - культурен, а Рукавишников понятия не имеет, что такое культура в художественности, в приемах, в образе, в рисунке...

Мне кажется самым мудрым из всех возведших себя в пророки и гении современных поэтов (из которых каждый, выражаясь словами Бальмонта, - "нарцисс самовлюбленности") - Сологуб. Он знает величину свою и других...


Мы - пленные звери -
Голосим, как умеем...


"Голосим, как умеем"... вот человеческая мудрая оценка, снимающая все красные тряпки с поэта и оставляющая его таким, каков он есть.

Брюсов с помощью г. Эллиса и Андрея Белого старательно навертывает на себя все новые и новые тряпки разных цветов, усыпанные блестками. Пророк, Демон, Гений, Ангел - Брюсов все...

Давно пора было спросить у редактора "Весов", не слишком ли, не довольно ли?"


Ремизов А.

Часы. - СПб.

"Этот роман трудно читать, но все-таки невозможно не дочитать его до конца. Редко такое большое художественное дарование сказывается в такой странной, можно сказать, чудовищной форме. Здесь есть фабула, и совершенно реальная, есть живые лица, и они очерчены превосходно; но рассказ ведется так дико-причудливо, такими капризными зигзагами, психология действующих лиц так осложнена намеками, юродством, фантастикой, и, главное, внешняя манера изображения - слог, разговор - так ненужно эксцентрична, что на каждой странице вам хочется с досадой бросить книгу. Но, странное дело: по мере чтения вы все менее чувствуете, что это юродство - не нарочитое, не декадентский умысел, а искренняя и честная манера странного художника, который иначе не умеет выразить то, что ему нужно было выразить. И когда вы дочитали до конца эту мучительную историю мещанской семьи, вы забудете вашу досаду, как что-то внешнее и мелкое, и вашу душу охватит то самое чувство, которое наполняло художника, - чувство восторженной скорби при виде мечущегося во тьме и грязи человечества. Художник достиг своей цели, и какими бы средствами он ни достиг ее, он, значит, оправдан.

Мы думаем, что А.Ремизов, при всей странности своей манеры, - большое дарование и одна из лучших надежд нашей современной литературы" (М.Г. (М.О.Гершензон). "Вестник Европы" #8).


Кузмин М.

Сети. Первая книга стихов. - М.

"Он - чужой нашему каждому дню, но поет он так нежно и призывно, что голос его никогда не оскорбит, редко оставит равнодушным и часто напомнит о душе, о ее прекрасном прошлом и прекрасном будущем, забываемом среди волнений наших железных и каменных будней" (А.Блок. Письма о поэзии. "Золотое руно" #10).


Соловьев С.

Crurifragium. - М.

"Среди всех современных молодых поэтов С.Соловьев занимает исключительное положение по таланту, серьезности отношения к проблемам формы и редкой скромности.

С.Соловьев пишет для действительных любителей поэзии, для которых книга - постоянный спутник. Мало прочесть поэта. Надо еще с ним сжиться.

И если считают Городецкого первоклассным талантом, то мы имеем свои основания ждать от С.Соловьева несравненно большего, чем от вышеупомянутого поэта" (В.Быков. "Весы" #9).


ХХ, XXI и XXII сборники "Знания". - СПб.

Окончание романа Горького "Мать", "Суд" Гусева-Оренбургского, "Ученик" А.И.Куприна.


XXIII сборник "Знания". - СПб.

"Исповедь" Горького, "Сказки земли" С.И.Гусева-Оренбургского, "В старой лавре" А.А.Золотарева.


XXIV сборник "Знания". - СПб.

Начало повести Горького "Жизнь ненужного человека", "Сонеты" И.Бунина, "роман для театра" А.В.Амфитеатрова "Княгиня Настя".


Альманах "Земля". - М.

"Еще один альманах, собравший в себе самые популярные имена современной русской беллетристики - Л.Андреева и Б.Зайцева, Ш.Аша и А.Блока, Куприна, Городецкого, Серафимовича и др.

Что-то тусклое и бессильное есть во всей этой книге, какая-то подавленная жизненность, тем более угнетающая, что вещи-то, о которых ведется речь, - все яркие, полные страсти. Здесь много говорится о любви. О вечном таинстве любви. Ее воспевает тающими, но тусклыми стихами А.Блок, о ней сочинил равнодушно-красивое стихотворение С.Городецкий... Это все - молодые поэты; но, Боже мой, почему они так вялы, как кастраты? Или они и в этом - верное отражение нынешнего русского общества, неврастенического и бессильного? Но самое поразительное в этом отношении - "Суламифь" А.Куприна. Г. Куприн - талантливый художник, и в "Суламифи" есть немало счастливых подробностей. Но главного - нет - того, что сделало "Песнь песней" на все времена пламенным гимном любви мужчины к женщине: нет страсти, нет безумия, а есть только очень искусный, тщательно обработанный за письменным столом рассказ, - и потому что вещи не одушевлены страстью, они делаются бутафорией и все вместе оставляет впечатление большой, дорогой олеографии. Спокойно описывать страсть - и такую! - это в художественном смысле противоестественно...

Эта безжизненность нашей поэзии - сама по себе очень заметный симптом тяжелого недуга, изнуряющего или изнурившего нашу интеллигенцию, недуга, может быть, общекультурного, мирового, но всего сильнее поразившего, кажется, именно наше общество с его давно уже больной и изощренно-чуткою светскостью.

Об этом мировом недуге говорит нам единственная живая вещь, помещенная в сборнике - "Проклятие зверя" Л.Андреева" (М.Г. (М.О.Гершензон). "Вестник Европы" #3).


Альманах издательства "Шиповник". Книга 5. - СПб.

"В обществе много говорят о напечатанном в этой книге новом произведении Л.Андреева - "Рассказ о семи повешенных". Даже Д.С.Мережковский, до сих пор отрицательно относившийся к творчеству Андреева, признает этот рассказ лучшим его произведением...

Мы не разделяем общих восторгов, вызванных этим рассказом. Мы не отрицаем того, что он написан с необычайной художественной силой, но видим в нем двойственность, пагубную для произведений искусства.

В этом, по нашему мнению, заключается основной недостаток всего творчества Л.Андреева: не владея искусством Достоевского, он неизменно всюду стремится воспроизводить те глубинные душевные движения. Он, по-видимому, чрезвычайно сильно ощущает органическую, стихийную жизнь духа в себе и в других; но от этой яркости ощущения до умения детально рисовать эти сложные процессы - большая дистанция. И так как он этого страстно хочет, но не умеет, то в результате неизменно получается следующее: в его психологических картинах постоянно чувствуется крайнее напряжение усилий - и вместе с тем они непременно сбиваются на схему, выходят неправдоподобно стройными" (М.Г. (М.О.Гершензон). "Вестник Европы" #8).


Альманах издательства "Шиповник". Книга 7. - СПб.

Л.Андреев ("Черные маски"), Ф.Сологуб ("Навьи чары", часть 2 - "Капли крови").

"Почти одновременно появились на книжном рынке "Капли крови", составляющие вторую часть романа "Навьи чары"; и "Тяжелые сны" - первый роман Ф.Сологуба, делающийся только теперь, в "третьем" его издании, достоянием широкой публики...

Известно, что после шумного... успеха "Мелкого беса" автор его очутился в довольно-таки траги-комическом положении. С одной стороны, успех романа создал ему сразу огромную популярность, с другой - он устанавливал несомненное духовное родство автора с героем романа Передоновым...

Сологуб решительнейшим образом отвергнул этот логический вывод... И вслед за этим он написал "Навьи чары"... как будто для того только, чтобы иметь право прибавить: - вот, милые мои современники, это о себе я написал...

На протяжении двух частей романа герой его Триродов не высказывает почти ни одного положения, которого бы мы не слышали... из уст самого Сологуба. Все эти неряшливо нагроможденные друг на друга куски, даже не склеенные и не сшитые, - из которых состряпана вторая часть "Навьих чар", - надо поодиночке разыскивать в стихах и прозе того же автора, чтобы разобраться в их значении и смысле" (Вл.Кранихфельд. "Современный мир", 1909, #1).


Литературный распад. Книга 2. - СПб. (Год указан 1909).

Авторы: В.Базаров, Л.Войтоловский, М.Горький, Ст.Иванов, А.Луначарский, М.Морозов, Ю.Стеклов, Н.Троцкий и П.Юшкевич.

"Книга направлена против символистов, модернистов, индивидуалистов, сверх-индивидуалистов. Размах большой: авторы бьют по всей русской современной культуре; достается Мережковскому, Арцыбашеву, Сологубу, Кузмину, Брюсову, Бердяеву, Минскому, Булгакову, Блоку, Борису Зайцеву, А.Белому; достается прессе-модерн; достается Чуковскому; достается Андрееву. Спиноза приглашается вдавить "клеймо трусливого раба в лбы гг. Мережковских и... самого могильного могильщика - Андреева"; достается попутно М.Метерлинку и всем вообще западным символистам. Л.Толстой определяется, как властитель мелких, униженных душ. Жалко, что автор, определяющий так Толстого, не потрудился высказаться о Гоголе, Достоевском, Тургеневе, Пушкине, Тютчеве и прочих писаках "из дворян", неврастениках, барах с холопскими душами. Тогда картина получилась бы поистине величественная. Современные писатели, начиная с Сергеева-Ценского (почему бы и Горького не включить в их число?) и кончая Кузминым, объединяются в одну группу дегенератов. По крайней мере, величественно!" (Яновский. "Весы" #5).


Гиппиус З.Н.

Черное по белому. Пятая книга рассказов. - СПб.

"Начиная с томика "Новые люди" до разбираемой книги, талант ее рисует ломаную линию. Меняется круг изображаемых тем, меняются и методы ее творчества. Часто и достоинства и недостатки ее произведений зависят не только от таланта автора. З.Н.Гиппиус - самая талантливая из писательниц-женщин. Кроме того: она - умнейшая среди современных беллетристов. Ее тонкий капризный ум как бы пронизывает фонд собственного творчества. Ее ум - часто препятствие для нее. В этом отношении она - противоположность многим современным талантам; в то время, как эти таланты гибнут от недостатка ума, ей мешает в творчестве дойти до отмежеванных ей граней именно излишнее развитие интеллектуальности. Ум давит в ней художника...

И критик, глубоко ценя ум и талант З.Н.Гиппиус, глубоко веря, на что она способна, как художник, все же принужден отметить значительные недостатки ее рассказов: сухость, тенденциозность и некоторую безжизненность" (А.Белый. "Весы" #2).


Зайцев Б.

Рассказы. - СПб.

"Когда за последнее время на рынке появился спрос на все "символистское" и когда, с другой стороны, наступило явное охлаждение читателей к писаниям нео-реалистов, - иные из попытались приспособиться к новым требованиям. Так был создан особый, черезполосный, декадентски-реалистический стиль, который по справедливости должен быть заклеймен как стиль эпигонов. Самым типическим его представителем является Борис Зайцев, автор девяти-десяти крохотных рассказиков, очень похожих на карточные домики, рассыпающиеся от малейшего прикосновения к ним.

Среди горячих, но бесплодных мятежных мечтаний Л.Андреева, среди быстро растущей школы стилизаторов (Кузмин, Ауслендер, Ремизов, Б.Садовский и др.), среди отчаянных и грубых до непристойности попыток открытого возврата к реализму (Арцыбашев, Ценский, Каменский), - лирическая проза Б.Зайцева занимает ничтожное по степени дарования автора и по своему чисто художественному значению место, но интересна по своей типичной бесстильности.

Борис Зайцев - классический тип писателя-эпигона. Он всегда и во всем эпигон и только эпигон.

Новизна Зайцева - только маска; в сущности он - исконный русский бытовик, не могущий шагу ступить без "народности", органически чуждый идейной и технической революции Запада в области искусства.

Зайцевский стиль называют нелепым термином "мистический реализм", но никто из его последователей не потрудился теоретически наметить сущность этого "нового в новом" стиля. Для нас же это звучит столь же бессмысленно, как выражение "талантливая бездарность" (Эллис. О стиле, Л.Андрееве, Борисе Зайцеве и многом другом. "Весы" #2).


"Тихая лирика (Б.Зайцева. - Е.О.) кажется какой-то фарфорово-хрупкой, нежной, почти призрачной. И в то же время в ней есть глубокая полнота, замкнутая цельность и спокойная сила утверждения.

Эрос Б.Зайцева - белый, сияющий, пронизанный тонким светом "Золотого бога". В его мироощущении - земля тиха и священна, от нее к небу прямо идет глубокая дорога эфира и по ней опускаются и "после полудня над жатвой пролетают наши ангелы, особые, таинственные русские ангелы". Золотой зной в тонких сияющих крупинках света рассеивает по земле искры влияния Эроса, и от них "яблони в золотистом воздухе несут прозрачный теплеющий груз" плодов...

Прозрачно-ясное созерцание жизни и успокоительно-нежная примиренность светится в "Тихих зорях"... Льется теплая, живая, дрожащая струя жизни". (Н.Я.Абрамович. Эстетизм и эротика. "Образование" #4).


Ходасевич В.

Молодость. Первая книга стихов. - М.


Гумилев Н.

Романтические цветы. - Париж.

"...Книжка Н.Гумилева: крохотный сборник, в 64 страницы, на которых собрано немногим более 30 стихотворений. Не осталось и следов прежней небрежности размеров, неряшливости рифм, неточности образов. Стихи Н.Гумилева теперь красивы, изящны, и, большею частью, интересны по форме; теперь он резко и определенно вычерчивает свои образы и с большой обдуманностью и изысканностью выбирает эпитеты.

Лучше удается Н.Гумилеву лирика "объективная", где сам поэт исчезает за нарисованными им образами, где больше дано глазу, чем слуху.

У В.Ходасевича есть то, чего недостает... Гумилеву: острота переживаний. Как дневник, как "исповедь одной души", - его книжка имеет свою цену.

Что до внешнего выражения этих переживаний, то оно только-только достигает среднего уровня. Г. Ходасевич пишет стихи, как все их могут писать в наши дни после К.Бальмонта, А.Белого, А.Блока. Стих г. Ходасевича это средний, расхожий стих наших дней" (В.Брюсов. Дебютанты. "Весы" #2).


Аш Шалом

Рассказы. Том 1. - СПб.

"На этом замечательном писателе лишний раз оправдалась старая истина, что поэзия не в том, что изображено, а в том - как. Случайностью рождения и воспитания обреченный брать свои сюжеты из быта, казалось бы, лишенного всяких проблесков красоты, он и весь этот быт в целом, и каждую его деталь сумел возвести в перл создания, и это без всякой умышленной красивости, так естественно, как солнце золотит все на земле" (М.Г. (М.О.Гершензон). "Вестник Европы" #6).


Другие произведения

Чуковский К. Леонид Андреев большой и маленький. - СПб.

Потемкин П. Смешная любовь. - СПб.

Северянин И. Зарницы мысли. 1-й сборник стихотворений". - СПб.

Сирень моей весны. 2-й сборник стихотворений. - СПб.

Злата. Стихотворения. - СПб.

Лазоревые дали. Стихотворения. - СПб. (Год указан 1909).

Пришвин М. За волшебным колобком. Из записок на крайнем севере России и Норвегии. - СПб.

Чулков Г. Покрывало Изиды. Критические очерки. - М. (Год указан 1909).

Ремизов А. Пруд. Роман. - СПб.

"Чертов лог" и "Полуночное солнце". Рассказы и поэмы. - СПб.

Белый А. Кубок метелей. Четвертая симфония. - М.

Пепел. - СПб. (Год указан 1909).

Философов Д.В. Слова и жизнь. Литературные споры новейшего времени (1901-1908). - СПб. (Год указан 1909).

Брюсов В. Пути и перепутья. Собрание стихотворений, т. 2. - М.

Бирюков П. Лев Николаевич Толстой. Том 2. - М.

Овсянико-Куликовский Д.Н. Лев Николаевич Толстой. К 80-летию великого писателя. Очерк его деятельности, характеристика его гения и признания. - СПб.

Блок А. Земля в снегу. Третий сборник стихов. - М.

Иванов-Разумник Р.В. О смысле жизни. Федор Сологуб, Леонид Андреев, Лев Шестов. - СПб.

Горнфельд А.Г. Книги и люди. Литературные беседы. - СПб.

Крайний Антон (З.Н.Гиппиус). Литературный дневник. 1899-1907. - СПб.

Измайлов А. На переломе. Литературные размышления. - СПб.

Андреев Л. Царь-голод. - СПб.

Бальмонт К.Д. Зеленый вертоград. Слова поцелуйные. - СПб. (Год указан 1909).

Городецкий С. Дикая воля. - СПб.

Толстой Л.Н. Не могу молчать. "Русские ведомости", "Речь", "Слово", 4 июля.

Сологуб Ф. Книга разлук. - СПб.

Победа смерти. Трагедия в 3-х действиях с прологом. - СПб.

Пламенный круг. Стихотворения, книга 8. - М.

Короленко В.Г. Отошедшие. Об Успенском. О Чернышевском. О Чехове. - СПб.

Кондурушкин С.С. Сирийские рассказы. - СПб.

Шмелев И. Гражданин Уклейкин. "Русская мысль" #5, 6.

Бунин И. Стихотворения. Собрание сочинений, т. 4. - СПб.

Мережковский Д.С. Не мир, но меч. К будущей критике христианства. - СПб.

Кризис театра. Сборник критических статей. - М.

Театр. Книга о новом театре. Сборник статей. - СПб.

Альманах "Факелы", книга 3. - СПб.

Сборник художественной литературы "Жизнь". Книга 1. - СПб.