Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Век=текст < Вы здесь
Век=текст: зарубежье, выпуск 7
Дата публикации:  13 Октября 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

О РОССИИ | О ЛИТЕРАТУРЕ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ | ЛИТЕРАТУРНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ | ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ? ЖИЗНЬ... | СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА | КНИЖНАЯ ЛЕТОПИСЬ | ЮМОР

О России

"С каждым годом все более превращается для нас Россия в видение. Расплываясь, теряя законченность форм, живут воспоминания о далеком прошлом, о первой любви, о родительском крове: остается только видение прошлого. И Россия - наше прошлое, наша первая любовь, родительский дом наше - теперь далекое, прекрасное и грустное видение. Поезд времени остановился...

Там - в России - царство настоящего зверя, куда более страшного, чем зверь апокалиптический... Мы - здесь, и не в силах понять ужаса, там происходящего..." (Петр Рысс. "Иллюстрированная Россия", #4).

Яблоновский А. Счастливое время. "Иллюстрированная Россия", #35.

"Сами названия русский рек всегда имели надо мной какую-то колдовскую власть. В Саратовской губернии, например, есть река "Тишина" - так и называется. Уютная, вся заросшая жарким, душным камышом и с голубыми окнами тихой воды, по которой рассыпаны белые и желтые лилии. Какие там, в старые годы, попадались "аксаковские" лещи! И какие наивные, сонные, милые стрекозы, синие и янтарные, доверчиво садились на поплавки и кончики удилищ...

Коровин К.А. Верни-ретуше лефран. "Иллюстрированная Россия", #46.

"Однажды летом я гостил у своего приятеля Комаровского в Московской губернии, близ Рузы. Местность была прекрасная. Большой зеленый луг, покрытый полевыми цветами, спускался от старого деревянного дома к реке. Сзади дома - заросший сад, старый, с огромными липами и серебристыми тополями. Он был полон волшебным пением птиц..."

О литературе в Советской России

"Всю эту последнюю эпоху, которая продолжается и поныне, всего вернее назвать эпохой террора, когда любое слово есть повод для неожиданных обвинений. Раньше цензура и критика преследовали лишь вредное; ныне вредным объявлено бесполезное. Если раньше карались лишь явно выраженные уклоны вправо, то ныне столь же опасно быть уличенным в уклоне влево. Кто видит темные явления советской жизни, тот клевещет на советскую республику; кто их не видит, тот злостно стремится усыпить бдительность пролетариата. Если герои не коммунисты - значит, автор не интересуется коммунизмом, если герои коммунисты, то либо автор их оклеветал, либо не так похвалил, либо не понимает, в чем истинная добродетель коммуниста. Если и безупречный коммунист ходит в грязной сорочке - значит, автор не понимает, что коммунисты своим примером должны учить чистоплотности; если он ходит в чистой - значит, автор не понимает, что коммунисту некогда думать о себе... Примеры такие можно привести в бесконечном множестве...

Советская литература переживает самый тяжелый, может быть роковой, период существования... Художественное творчество или возникает в глубине творческой личности, или не возникает вовсе. Марксизм, как учение, отрицающее личность, неизбежно приводит к отрицанию литературы..." (В.Ф.Ходасевич. Литература и власть в Советской России. "Возрождение, 22 декабря).

"Что в России решительно хорошо - это детские книжки... Ряд неоспоримых качеств. Прежде всего, почти исключительно, стихи, т.е. вещи даны на языке, детьми не только любимом, но творимом, - их родном. (Детей без собственных стихов - нет, как нет без песен - народов). Второе качество... - качество самих стихов: превосходное... Третье: сама тема этих книг: реальная, в противоположность так долго и еще так недавно господствовавшей в русской дошкольной литературе лжефантастике, всем этим феям, гномам, цветочкам и мотылечкам, не соответствующим ни народности (первые), ни природе (вторые). Четвертое: разгрузка от удушливо-слащавого быта детской, с его мамами, нянями, барашками, ангелочками, малютками, опять-таки никакой реальности не соответствующими...

Есть и в новой детской литературе бараны, но - именно бараны, и пасутся они на пастбищах Туркестана, и шерсть у них клочьями, а не завитая у парикмахера... А при баране - пастух, а под бараном - трава, а над бараном небо. И пастух так-то одет, и такую-то песнь, на такой-то дудке (и из какого дерева, и сколько дырочек - сказано) играет, и трава именно трава данного географического края, а не барашкина "травка"...

Впервые за существование мира, страна к ребенку отнеслась всерьез..." (М.Цветаева. О новой русской детской книге. "Воля России", #5-6).

Литературные размышления

"Среди различных мифов, созданных эмигрантским воображением, иллюзия о величии и спасительном значении эмигрантской литературы занимает одно из первых мест. Она составляет необходимую часть обязательного символа веры, отступлением от которого средний эмигрант еще совсем недавно считал чуть ли не предательством... В катакомбах изгнания мы-де сберегаем светильник веры, символ верности лучшим национальным заветам - литературу... Средний читатель так привык к этому штампу, что всерьез считал каждого эмигрантского писателя "хранителем заветов и охотно противопоставлял здешнее богатство и здоровье советскому худосочию...

Надо полагать, что этой иллюзии скоро придет конец. Ведь наряду с мнимой, выдуманной эмигрантской литературой существует другая - подлинная, реальная. Она не только не выполняет миссий, не только не спасает культуры, но медленно умирает. Речь идет не о том, чтобы провозглашать ее наследницей, светильником и пр., или мечтать о ее влиянии на русское искусство, а о том, чтобы хоть как-нибудь предохранить от гибели ее немногие здоровые элементы...

Вымирание "стариков" и постепенная денационализация молодежи - вот, собственно, то, что ожидает в ближайшем будущем эмигрантскую литературу..." (М.Слоним. "Воля России", #7-9).

"Все труднее становится размышлять - даже просто думать - о "литературе". И не то, чтобы я разделял мнения некоторых о "конце литературы", или других - о ее "упадке" или третьих, ничего не понимающих, о ее маловажности вообще. Нет, конца литературы, по-моему, еще не видно, а насчет упадка - во все времена кто-то находил ее в упадке, кто-то в расцвете. Вопрос вечно-спорный и довольно праздный.

Но бесспорно - есть времена, когда луч мирового рефлектора останавливается не на области какого-либо искусства, а на чем-то совсем другом...

Сейчас пятна света и тени расположены своеобразно и неровно; широких определений нельзя сделать; но, пожалуй, мы не ошибемся, сказав, что нигде в мире искусство слова (или другое искусство) не находится сейчас в главном фокусе, в центре внимания...

Ну, а если мы немножко сузимся, обратимся к частностям, - к нам, например, как к нам и к "литературе " нашей, - понятным станет, почему мне... мало "думается" об этой самой литературе. Серьезно приневолив себя, я могу, конечно, написать казенную рецензию о любом эмигрантском романе, о молодом или старом беллетристе, даже о советском "ростке", "подающем надежды", - но думать, но размышлять над этими произведениями пера - не могу: тотчас мысль ускользает куда-то в сторону.

Существует, однако, в литературе область, которой смена времен, если и касается, то по-своему, по-особому. Там свет горит ровно всегда; и у кого есть для такого света глаза, тот всегда может его увидеть.

Область эта - поэзия..." (Антон Крайний. "Числа", #4).

Жизнь или смерть? Жизнь...

О "Числах".

"Попробуем определить "Числа" так: это - журнал, созданный стечением счастливых обстоятельств, но органически необходимый литературной эмиграции, особенно ее молодой части. Он необходим для того, чтобы проявились все накопившиеся возможности и все слагающиеся настроения. Не стесненный ни лишним печатным листом, ни тщательностью типографской работы, ни окаменелыми традициями, смело начинающий - а не вынужденно продолжающий, предпочитающий дерзость - осторожности и риск - опытности, - он не может не интересовать и не привлекать внимания, не может не возбуждать некоторых надежд..." (М.Осоргин. "Современные записки", #46).

О "Современных записках".

"Когда-то в "Современных записках" обильно печатались Бальмонт и Минцлов. Журнал был оплотом старшего писательского поколения, цитаделью, в которой оно отсиживалось от революции и старалось не замечать молодых сил. В журнал впускали скорее по паспорту, чем по талантливости... В эмиграции оказалось достаточно писателей признанных, заслуженных и талантливых, чтобы их участие обеспечило журналу и содержательность, и высокий художественный уровень. Но журнал, для которого определение - "лучший в эмиграции" - стало почти подзаголовком, до тех пор не выражал собой истинного лица этой эмиграции, пока не перестал довольствоваться литературным капиталом, вывезенным... еще из России. Это случилось не так давно. В журнал были привлечены молодые силы, а его крепкий, но несколько отяжелевший организм было произведено переливание молодой крови..." (Без подписи. "Воля России", #3-4).

Судьба человека

В 1931г. из Советской России уехал Е.Замятин, с 1932 г. он живет в Париже.

"По сообщениям газет, в Сербию приехал Игорь Северянин. Из Сербии он собирается в Берлин и Париж. Он предполагает выступить с чтением стихов. Им написано множество новых вещей. Те же газеты утверждают, что Игорь Северянин не "поет" больше, как пел раньше. Он больше не называет стихи поэзами. Он больше не пишет об ананасах в шампанском. Он изменился. Вкус его стал строже..." (Г.Адамович. "Иллюстрированная Россия", #2).

Книжная летопись

Адамович Г.

Александр Блок. "Современные записки", #47.

Амфитеатров А.В.

Вчерашние предки. - Белград.

Алданов М.А.

Портреты. - Берлин.

""Портреты" - не беллетристика... Они принадлежат к другому жанру творчества Алданова, снискавшему ему не меньшую известность и популярность, чем романы...

Исторические и современные политические деятели интересуют Алданова в той мере, в какой история и политика, прошлое и настоящее связаны с всегда равной себе человеческой психологией. Он любит устанавливать сходство и даже родство во внешне чуждом и далеком, следит за "вечными возвращениями" людских страстей все к тому же в различные имена и на различных долготах. Духовное интересует Алданова меньше, чем душевное..." (М.В.Вишняк. "Современные записки", #45).

Бегство. Часть 2. "Современные записки", #45-46.

Десятая симфония. - Берлин.

Бакунина Е.В.

Стихи. - Париж.

Бальмонт К.

Вода златая. "Современные записки", #47.

Северное сияние. Стихи о Литве и Руси. - Париж.

"К.Бальмонт всегда любил Литву. Ей посвятил он многие свои стихи...

Среди стихов нового сборника... есть вещи, находящиеся на уровне его прежних произведений, есть и значительно более слабые. Тон книги не только восторженно-лирический, как обычно у Бальмонта, некоторые стихи принадлежат к жанру "обличительному"... Поэт негодует на современную Польшу. Он отстаивает перед ней литературную культуру, литературный язык - "самый благородный и самый древний между языков, возникших в Европе"...

Стихи о нашей родине составляют вторую половину "Северного сияния". Они пестры, нарядны, затейливы... В них больше словесной игры, чем мысли и чувства. В них вообще больше "внешнего", чем "внутреннего". Это сказочная, чуть-чуть условная, декоративная, билибински-васнецовская "Русь" - а не настоящая Россия. Человека и души его в этих стихах не видно..." (Г.Адамович. "Иллюстрированная Россия", #4, 1932).

Бердяев Н.А.

О назначении человека. - Париж.

Бем А.Л.

Письма о литературе. Руль. - Берлин.

Берберова Н.

Последние и первые. - Париж.

Бердяев Н.А.

О назначении человека. Опыт парадоксальной этики. - Париж.

"Новая книга Н.А.Бердяева представляет собой выдающееся событие в русской философской литературе. Она в чрезвычайно яркой и глубоко продуманной форме подводит итог многолетним философским исканиям автора и синтезирует их плоды. Несмотря на громадную систематическую и историческую насыщенность книги, вибрирующей вместе с тем в унисон со всеми новейшими тенденциями современной мысли, она изложена общедоступно и читается легко и с напряженным интересом. "Существует три этики: этика закона, этика искупления и этика творчества. Нормативная этика всегда тиранична. Закон не знает живой, конкретной, индивидуально-неповторимой личности. Этика закона есть этика сознания, подавляющая подсознание и не знающая сверхсознания; она есть порождение древнего аффекта страха в человеке"... Дух свободы и творчества разлит, согласно Бердяеву, в Евангелии и, этика творчества не только не противоречит этике христианства, но предполагается ей и с ней неразрывно связана..." (Г.Д.Гурвич. "Современные записки", #47).

Бунин И.

Тень птицы. - Париж.

Божье древо. - Париж.

"В "Божьем древе" собрано Буниным 49 рассказов. Из них 46 совсем коротеньких: от полутора страниц до восьми строк. Эти короткие рассказы представляют собой для русской литературы совершенно новую форму... Короткие рассказы Бунина выросли не только из чисто художнической жажды запечатления жизни, но и из глубокого раздумья над ней. В них раскрывается та сторона бунинского дарования, которая влекла его к стиху. Почти все короткие рассказы настояны на мыслях. Читая их, - один за другим, - чувствуешь, что пьешь очень крепкий и горький напиток... Одержимее всего Бунин в своих раздумьях о смерти..." (Ф.Степун. "Современные записки", #46).

Буров А.П.

Под небом Германии. - Берлин.

Былов Н.

Волчья тропа. Роман. - Париж.

Вышеславцев Б.П.

Этика преображенного Эроса: проблемы Закона и Благодати. - Париж.

Газданов Г.

Великий музыкант. "Воля России", #3-6.

Галич Ю.И.

Роман царевича. Приморская повесть. - Рига.

Гиппиус З.

Роман. "Иллюстрированная Россия", #8.

Дмитриевский С.

Сталин. - Берлин.

Зайцев Б.

Жизнь Тургенева. "Современные записки", #45-47.

Иванов Г.

Розы. Стихи. - Париж.

"До "Роз" Г.Иванов был тонким мастером, изысканным стихотворцем, писавшем "прелестные", "очаровательные" стихи. В "Розах" он стал поэтом. И это "стал" - совсем не завершение прошлого, не предел какого-то развития, а просто - новый факт.

Едва ли мне нужно объяснять, что поэзия не есть словесное мастерство, ни раздумье о любви, смерти и смысле жизни. Большинство мнимых поэтов блещут техникой и глубокомыслием... Поэзия не вмещается ни в литературу, ни в Жизнь; "звуки сладкие и молитвы", а кругом пустота. И чем мертвее, тем лучше:

Хорошо - что никого,
Хорошо - что ничего,
Так черно и так мертво,
Что мертвее быть не может,
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать..."

(К.Мочульский. "Современные записки", #46).

О Гумилеве. "Современные записки", #47.

Кормчий Яков

Валаам. Поэмы. - Шанхай.

Кнорринг И.

Стихи о себе. - Париж.

Куприн А.И.

Чудесный доктор. "Иллюстрированная Россия", #51.

Ладинский А.

Черное и голубое. Стихи. - Париж.

"Несомненно, есть прелесть в стихах А.Ладинского, уже несколько лет печатающихся в зарубежных газетах и журналах, но только теперь впервые собранных им в отдельную книгу. Есть в них налет романтики, немного стилизованной. Ладинский не боится рифмовать "роза - мороза", "розы - слезы", правда, не без улыбки:

К морозу рифма - роза,
С державинских времен...

Часто его образы чаруют своей своеобразной логикой или нелогичностью. Хорошо неожиданное сравнение в стихотворении "Детство":

Когда рояль прекрасный раскрывали
И черным лакированным крылом,
Огромной ласточкою в белом зале,
Он бился на паркете восковом...

Собранные в одну книгу стихи А.Ладинского очень выигрывают..." (М.Цейтлин. "Современные записки", #45).

Магула А.

Свет вечерний. - Париж.

Мережковский Д.

Тайна Запада. Атлантида - Европа. - Белград.

"Человек знает, что умрет, потому что другие люди умирают; так второе человечество знает или могло бы знать, что умрет, потому что умерло - первое". Это основная мысль книги. Для ее обоснования пущен в ход огромный ученый аппарат, редкий литературный дар... В обсуждение доводов Д.Мережковского мы входить не можем и не станем. Верно было, к тому же, сказано в недавней статье о книге: "эти доводы, эти зарницы не в "силлогизмах и индукциях", а часто строятся по законам какой-то неведомой нам логики, в прозрениях, ясновидениях, интуициях"..." (М.Алданов. "Современные записки", #46).

Осоргин М.

Чудо на озере. - Париж.

"Рассказы, вошедшие в сборник "Чудо на озере", посвящены воспоминаниям о далеком прошлом: о детстве и юности автора, о его семье, о гимназических годах, о первых увлечениях и радостях...

Осоргин своей простоте учился у Тургенева и Аксакова, но связан с ними литературно, но и кровно, от них у него - пристальность взгляда, чувство русской природы, любовь к земле, верность прошлому, светлая печаль по давно ушедшему. Его язык - выразительный и точный - близок народному складу. Автор не боится показаться несовременным, напротив, он настаивает на своей старомодности и провинциальности..." (К.Мочульский. "Современные записки", #46).

Олень. "Современные записки", #47.

Пикальный Р.

Идиллии и анекдоты. "Числа", #4.

Поплавский Б.

Флаги. - Париж.

"Поплавский - крупный поэт, и в нем заложено столько неожиданностей, ему так много дано, что единственная опасность грозит ему: он может все время искать и метаться, и так и не обретет себя. Он может пойти по линии наименьшего сопротивления: отдаться безвольному этому своему природному потоку сладкогласия, с женственной покорностью предоставить слову владеть им. Те мистические настроения, которые в поэзии Поплавского совершенно отчетливы, могут лишь помочь этому процессу..." (М.Слоним. "Воля России", #1-2).

Ремизов А.

Образ Николая Чудотворца. - Париж.

"Существуют книги, которые по мере того, как их читаешь, начинают как бы светиться, излучать свою особенную атмосферу, одновременно огненную и благоухающую. Старые, мертвые страницы оживают и наливаются невидимыми простым зрением блистающими красками, такими, каких в действительности нет... Таковы книги, написанные в особом, шарообразном духовном плане, плохо воспринимаемые вне этого духовного плана и вовсе ни к кому во вне не обращающиеся, а только к посвященным сердцам. Таковы и книги Алексея Ремизова..." (Л.Кельберин. "Числа", #5).

Учитель музыки. "Воля России", #1-12.

"Александр Александрович Корнетов, учитель музыки и никакой музыкант, единственный на всем земном шаре писал письма и всякие дружеские послания "глаголицей". И это была его гордость, этим он хвастал и в этом чувствовал свое право быть на земле среди миллиона подобных и неподобных единственным и одним - сам-по-себе...

Была тоже страсть у А.А. и навык к пустякам и мелочи: собирал он от свертков палочки - к сверткам прицепляются, чтобы удобнее нести было. Всякий раз, возвращаясь домой с покупкой, Корнетов старательно и терпеливо развязав узелки, веревку отдает Ивановне на кухню, а палочки себе прячет в коробку. Когда же коробка наполняется доверху, нанизывал он эти палочки все вместе на одну веревку, и выходила погремушка...

Приятели и знакомые, навещая Корнетова, в гостях у него не скучали: живо что-нибудь такое придумает, из ничего погремушку сделает - зевнуть не даст...

А.А. одинокий человек. И нет тут ничего мудреного. Нет, ты попробуй, избудь жизнь об-бок с такой занятостью, с палочками, с глаголицей, с суетой и торопливостью - затри моря уйдешь, не оглянешься!"

Три желания. "Современные записки", #47.

Северянин И.

Стихотворения. "Числа", #5.

Сирин В. (Набоков В.)

Подвиг. "Современные записки", #45-47.

Терапиано Ю.
Стихотворения. "Числа", #5.

Ходасевич В.

Литература и власть в Советской России. - "Возрождение", 10, 15, 19, 22 дек.

Державин. - Париж.

"С первых же страниц этой превосходной книги читателя охватывает очарование, в котором он не стазу отдает себе отчет... "Автор предлагаемого сочинения, - говорит В.Ф.Ходасевич, - не ставил себе неисполнимой задачи сообщить какие-либо новые неопубликованные данные. Нашей целью было лишь по-новому рассказать о Державине и попытаться приблизить к сознанию современного читателя образ великого русского поэта, - образ отчасти забытый, отчасти затемненный широко распространенными, но неверными представлениями"... С редким искусством написана книга... Лучше о Державине, вероятно, никто не напишет... В.Ф.Ходасевич, один из самых замечательных русских поэтов, дал превосходный образец трудного искусства биографии". (М.Алданов. "Современные записки", #46).

Тэффи Н.

Сердце женщины. "Иллюстрированная Россия", #1.

Книга Июнь. - Белград.

"Смейся Тэффи! Ее вытаскивают на эстраду - и вот она смеется. Ее любят - ей рукоплещут. А я, читая ее новую книжку "Книга Июнь", думаю, что нужно было пережить, чтобы не только накопить в таком переизбытке, но и научиться накопленную трагедию расходовать в несмертельных дозах, не бить с плеча, не пугать без того напуганных? Редко кто из теперешних русских писателей, вообще жизнью не набалованных, умеет полуспокойно, полусмеясь, с таким умным и великодушным аристократизмом слова, - рассказать столько горького и столько страшного. Пусть глупый смеется - умному есть от чего сойти с ума..." (М.Осоргин. "Современные записки", #46).

Фельзен Ю.

Обман. - Париж.

"Повесть Ю.Фельзина построена на полной свободе от читательских требований - свободе, которая является в какой-то мере результатом авторской зависимости от Пруста... Повесть Ю.Фельзина многословна, однотонна и лишена внешней занимательности. В ней нет живых героев - да и автор, занятый психологическим розыском, менее всего старается облечь свои материалы в конкретные образы... Все недостатки "Обмана" объясняются более всего, пожалуй, тем, что в нем происходит некоторое насилие над замыслом, который не хочет укладываться в беллетристические формы..." (Ал.Новик. "Современные записки", #46).

Цветаева М.

Школа стиха. Плач матери по новобранцу. Стихотворения. "Современные записки", #46.

Сибирь. Стихи. "Воля России", #3-4.

Саша Черный

Румяная. - Белград.

Шмелев И.

Родное. - Белград.

Эренбург И.

Фабрика снов: Хроника нашего времен. - Берлин.

Мы и они. - Берлин (совместно с О.Савичем).

Сборники:

Сборник союза молодых поэтов и писателей в Париже. - Париж.

Новоселье. Сборник берлинских поэтов. - Берлин.

Юмор

"Одна парижская газета начала репортаж о жизни русских эмигрантов в Париже. Статьи проникнуты к нам симпатией...

Все это прекрасно. Но почему талантливые французские журналисты до сих пор не могут избавиться от "клюквы"? Статьи, конечно, называются "Ничего".

"Графиня Саражьева сохранила гибкую линию 20-летних славянских женщин". Графиня Саражьева вспоминает "под портретом царя" о жизни в России и знакомит журналиста с "генералом Красковым". Генерал, конечно, начинает угощать водкой и просит:

- "Пожалуйста!"

Графиня Саражьева тоскует. "Чего вам больше всего не хватает в изгнании?"

- Может быть, снега!

Готов побиться об заклад, что в одной из последующих статей русский эмигрант будет угощать французского журналиста водкой из... самовара!" (Без подписи. "Иллюстрированная Россия", #45).


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Егор Отрощенко, Век=текст. Выпуск 31: 1931 /13.10/
Изгнанная "Чуковщина"; арест Хармса; разгром антиленинских течений; преодоление Блока и Тютчева; Полонский о Маяковском; восковая персона Тынянова; шел по улице отряд - сорок мальчиков подряд.
Анастасия Отрощенко, Век=текст: зарубежье, выпуск 6 /06.10/
Самоубийство Маяковского; парижские "Числа" и рижская "Мансарда"; десятилетие "Современных записок"; империалистка Ахматова; светлый период Бунина; воспоминания Куприна; феска - спелая морковь, в сердце братская любовь.
Егор Отрощенко, Век=текст. Выпуск 30: 1930 /06.10/
Травля "Перевальцев"; пуля в сердце; Белый о рубеже столетий; рассеянный Маршак; обилие музы Демьяна Бедного; годы странствий Чулкова; мы вскинем винты и шлепнем тебя, рабоче-крестьянский граф.
Анастасия Отрощенко, Век=текст: зарубежье, выпуск 5 /29.09/
О русских березках и советских писателях; литературные вечера в Париже; Мережковский о Наполеоне; Бахтин о Достоевском; бунинская поэзия; кризис современного искусства; "Защита Лужина" Сирина (Набокова); о вас, творцы октябрьской бури, о вас, советские века...
Егор Отрощенко, Век=текст. Выпуск 29: 1929 /29.09/
Первый номер "Литературки"; скандал вокруг Пильняка; "Клоп" Маяковского; литература факта; Шкловский "о старухах и об изобретениях"; философическая мистичность Антокольского; Тынянов лепит Грибоедова.
предыдущая в начало следующая
Анастасия Отрощенко
Анастасия
ОТРОЩЕНКО

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Век=текст' на Subscribe.ru