|
||
/ Круг чтения / Век=текст < Вы здесь |
Век=текст, зарубежье, выпуск 28 1952 год Дата публикации: 18 Мая 2001 получить по E-mail версия для печати О Ремизове Кульбицкий В. Об Алексее Ремизове. "Грани", #15 "Тому уже более тридцати лет. Да, тридцать пять, как мы читали Ремизова. Юношами. Гимназистами и реалистами. Вздохнув глубоко и горько, я вспомнил о том времени... И мне хочется сказать спасибо моему знакомому писателю, привезшему из Парижа два хороших, больших слова: Алексей Ремизов. Хороших, потому что Алексей Ремизов - это моя юность, юность тех, кто увидел русское солнце в те годы, когда девятнадцатый век уходил, уступая место двадцатому; больших, потому что Алексей Ремизов - это Россия, для многих уже не знаемая, чужая. И потому сначала напишу то, что думается, что поднялось во мне со словами знакомого писателя... А поднялось вот что. - Подожди, подожди! Так ты читаешь Ремизова?! И все видели, что у Ремизова слово обыкновенное не может быть словом обыкновенным, что оно светится внутренней своей тайной, и с этой тайной надо осторожно. А осторожно надо было тем, кто любил ремизовское слово. Кто ухом для сердца мог ловить и точку, и тирешку, и слово, для чего-то именно тут поставленное. Уши у нас были хорошие: нет, души у нас были молодые, и в душах этих тогда было что-то от эоловой арфы. И потому находили мы ту ноту, оттолкнувшись от которой уже все русское звучало нервной, чуткой сказкой, в которой слова сами по себе перемигивались самоцветами. Нашими, родными, русскими самоцветами, шлифовальщиком которых был Алексей Ремизов..." ("Грани", #15, 1952). Судьба человека 6 октября в Париже умерла Надежда Тэффи. "И подумать! Было это всего месяца четыре назад: доискались по раскаленному тропически Парижу Буассьер, 59, позвонили - и открыла Надежда Александровна, обворожительно приветливая и - как молодо выглядит!.. Надежда Александровна много рассказывала. Когда о людях - то как живые вставали. С добрым таким юмором о них... И о жизни и прошлом - с любовью... Потом, хоть и преодолевала усталость, заметили, что утомлена (часов около 2-х просидели уж). Отпускать не хотела, но... пожаловавшись на сердце, призналась вдруг грустно: "А ведь устала я жить... Иногда три припадка на дню..." - И снова оживленно о другом... В парижском, лишенном кислорода метро, на обратном пути, нес в себе это впечатление - большого таланта, человечности, усталой, но все жизнерадостной улыбки на жизнь. Думал: неужто не подчинится этой жизнерадостности сердце с его недугами? Лет еще на 10, 15..." (Л.Ржевский. "Грани", #16). Книжная летопись Алданов М. ""Роман, самый свободный изо всех видов искусства, должен был бы заключать в себе все: политические, философские, метафизические рассуждения, мог переходить из одного периода времени в другой". Так, устами своего героя, писателя Яценко, Алданов определяет свои взгляды на сущность искусства. "Главное в том, чтобы художественное творчество было адекватно жизни" и это доступнее всего роману, "особенно если объединить его с драмой" и если "не считаться с предписаниями теории словесности", которыми дорожат только издатели. В "Живи как хочешь" Алданов осуществляет эти слова Яценко: в роман полностью введены две драмы, действие переносится из одного периода времени в другой и заключает в себе политические, философские и метафизические рассуждения героев... Яценко считает, что в условиях советской жизни писать невозможно и потому в современной России нет литературы, а сама культура обеднена и принижена. Только выехав за границу, Яценко начал писать, но он утешает себя тем, что в молчании накоплял силы, которые помогли ему сразу проявить себя во Франции. В противность обычаю, читатель сам может судить о пьесах Яценко, которые приводят в восхищение не только профессиональных ценителей - знаменитого импресарио, видного дельца-финансиста, прославленного режиссера, лучших артистов, - но также и наиболее избалованную публику... Развитие романа Алданова заключается не столько в действии и в смене событий, сколько в панораме мыслей и столкновении идей". (Ю.Сазонова. "Новый журнал", #33, 1953). Алексеев В. Бердяев Н.А. Бунин И.А. Величковская Т.А. Величковский А.Е. Газданов Г. Гольденвейзер А.А. "В защиту права. Так назвал А.А.Гольденвейер сборник статей и речей... Сборник статей распадается на 3 части. Первая состоит из 3-х этюдов, о праве у Толстого, Достоевского и Пушкина. Первый из них, самый длинный, представляется попыткой объяснить и в какой-то мере оправдать правовой нигилизм Толстого, задача, пожалуй, не совсем совместимая с общим заданием книга. Зато отличны этюды о Достоевском и Пушкине, особенно последний, прекрасно показывающий, как Пушкин умел сочетать служение свободе с уважением к закону... Вторая часть сборника посвящена вечной проблеме природы права... Третья часть сборника посвящена адвокатуре... Книга написана хорошим языком и легко читается". (Н.С.Тимашев. "Новый журнал", #33, 1953). Гусев-Оренбургский С.И. ""Русский народ христианин не только в силу православия своих убеждений, но благодаря чему-то более задушевному, чем убеждения", писал Ф.И.Тютчев в статье "Россия и революция". Эти слова как нельзя лучше определяют основную идею сборника рассказов Гусева-Оренбургского. В рассказах "Казак Колодин" и "Суд" убедительно показано, как чувство сострадания смягчает ожесточенность человеческих душ, причем переход гнева в умиротворенность представлен, как своего рода закономерность, как особенность русского национального характера... России Гусева-Оренбургского больше нет - изменились и страна, и люди, и уклад их жизни. В этой книге запечатлена Россия навеки ушедшая, рассказы написаны давно, но они перечитываются с интересом". (Без подписи. "Новый журнал", #33, 1953). Зайцев Б. Замятин Е. Зеньковский В. Зернов Н.М. Иванов Г. Катэр В. Лахман Г.С. Набоков В.В. Нелидова-Фивейская Л.Я. Одоевцева И.В. Пантелеймонов Б. "В творчестве Бориса Пантелеймонова слышны отголоски то Бунина, то Ремизова, то Мамина-Сибиряка, то Пришвина. Но это только отголоски. За всем тем - Пантелеймонов самостоятельный, оригинальный художник, со своим ощущением жизни. Своеобразие Пантелеймонова - в его стиле. "Цыгане" и "Деревня" это не циклы рассказов, а, вернее, две повести. В первой рассказано о скитаниях цыганенка Гэто, во второй - о мытарствах учителя Васина. Действие обеих повестей развивается на фоне деревенской жизни, встревоженной предчувствием близящейся революции... Прозрачность и ясность рисунка его рассказов, необычные художественные образы, это качества Пантелеймонова, как писателя". (В.Завалишин. "Новый журнал", #33, 1953). Ремизов А.М. Ренников А.М. Сургучев И. "Нескончаемый антверпенский дождь, зонтик с дырой, данный благоразумно-внимательной хозяйкой отеля, благодаря которому "не каждая капля капнет"; театр - много женщин, из-за блеска надетых на них бриллиантов похожих на королев, - впрочем "королевы" - всего только жены антверпенских лавочников: после окончания спектакля они и терпеливо мокнут под дождем в ожидании трамвая. Труппа лилипутов - дирижирует герой романа, русский бедняк-эмигрант, перекати-поле; розыски несуществующего "дома Фауста", где должна была ждать поразившая героя странная женщина - минутное видение; не менее случайная встреча с бельгийским богачом и его дочерью Дениз, возникновение любви, директор лилипутской труппы - одессит, с вытекающими из его происхождения жуликоватостью и словарем; бредовый фантастический, но почти похожий на правду сон, скачка на автомобиле с Дениз за поездом и игра в жениха и невесту - фантасмагория, сумбур, переплетение яви и сна... Отличный, простой и красочный язык, не боящийся ни современных, ни "грубых" слов, умеющий облагораживать и их; меткие, точные, короткие определения, оригинальные образы, непринужденность и легкость повествования, убеждающая без тени принуждения - все это придаеи роману очарование большой культуры и говорит о большом мастерстве..." (Г.А. "Грани", #15). Тыркова-Вильямс А.В. Тэффи Н.А. "Как и многие произведения писателей эмиграции, книжки Н.А.Тэффи были мне почти неизвестны "там". Из раннего запомнилось совсем мало... Тем новее, сильнее, и неожиданнее было удовольствие прочесть "Земную радугу". Подлинное мастерство! Вот уж где "трепещущее", по выражению Гоголя, слово нашего благодарнейшего языка живет и сверкает в почти ювелирном и вместе с тем таким легким по ритму и архитектонике употреблении... Как надо, например, творчески разглядеть детвору, чтобы так закончить рассказ ("Преступник"): "Человек шагал по честному пути толстыми ногами в связанных мамой гетрах, сурово сдвинув над круглым носом те места, где у взрослых растут брови. И от него пахло теплым молоком и манной кашей"... Прекрасно назван сборник - "Земная радуга". И - прекрасное, жизнеутверждающее мастерство!" (Л.Ржевский. "Грани", #14). Федорова Н. "Тема книги - судьба русской эмигрантской семьи. Очутившейся после революции в британской концессии Тянцзина до и после японской оккупации 1937 года. Сердце Семьи, бьющееся за всех ее членов, с одинаковой жалостью и любовью - это чудная русская Бабушка, чья доброта, терпение, жертвенность и смирение ставят ее, как и других, уже вымирающих русских бабушек и нянь, если не наравне, то ближе всего к лучшим образцам русской святости. Описание приготовления к смерти... Бабушки принадлежит к лучшим страницам книги, благодаря особенной пронзительности подробностей совершенно нищей и совершенно чистой изгнаннической жизни. Замечательно превращение нервной и грубой Матери в Бабушку после ее смерти: переход от сугубо-личной жизни-горя к жизни для других... Экономия средств, красок, лиризма - как бы в соответствии с содержанием трудной повседневной жизни героев - дает автору возможность художественно-просто разрешать сложные задачи, никогда не впадая в фальшивый тон. Кроме острой наблюдательности Нина Федорова одарена и чувством юмора. Простота и мастерство - одинаково характеризуют книгу..." (З.Юрьева. "Новый журнал", #33, 1953). Сборники: Возвращаясь к Есенину В продолжение разговора о С.Есенине Во втором издании "Петербургских зим" Г.Иванова появились новые главы, в частности, о Есенине... "Для своей "народной школы", пополнявшейся каждый сезон новыми "соблазненными мужичками", кроме домашних собеседований, где "гениально", "выше Пушкина" и т.п. звучало обыденной похвалой, Городецкий устраивал еще и открытые вечера - "гала", так сказать... Городецкий выходит на эстраду и ударяет в... тимпан. Вид у него восторженно-сияющий, ласково-озабоченный... Свет гаснет... Зеленая плахта с малиновыми разводами откидывается. Выходит Есенин. На нем... косоворотка - розовая, шелковая. Золотой кушак, плисовые шаровары. Волосы подвиты, щеки нарумянены. В руках - о, Господи! - пук васильков - бумажных. Выходит он подбоченясь, весь как-то "по-молодецки" раскачиваясь. Прорепетировано, должно быть, не раз. Улыбка ухарская и... растерянная. Тоже, верно, репетировалась эта улыбка. Но смущение сильнее... Есенина я видел полгода тому назад, до его знакомства с Городецким. Как он изменился. Однако. И стихи как изменились... ...Лады, Лели, гусли-самогуды, струны-самозвоны... - Вряд ли раньше Есенин и слыхал об этих самогудах и Ладах... Иногда среди них выскочит и неприличное, "похабное" словцо. Это он, конечно, знал и раньше, но по "неопытности" полагал, должно, что вставлять их не то что в стихи, а и в разговор нехорошо. Теперь. Бойко их выкрикивая, оглядывает еще публику: Что? Каково?..." (Г.Иванов "Петербургские зимы". Нью-Йорк). поставить закладку написать отзыв
|
|
|
||