Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Век=текст < Вы здесь
Век=текст, зарубежье, выпуск 37
1961 год

Дата публикации:  31 Июля 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати



ЮБИЛЕЙ | О ЛИТЕРАТУРЕ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ | О СОВЕТСКОМ ТЕАТРЕ | О СОВЕТСКОМ КИНЕМАТОГРАФЕ| СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА | КНИЖНАЯ ЛЕТОПИСЬ | "ИЗ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ ВОЗВРАТЯСЬ┘"

Юбилей

В 1961 году русская эмиграция празднует 80-летие Б.Зайцева

"Во мне конец, во мне начало", - сказал о себе Вл.Ходасевич. Эти слова с еще большим основанием применимы к Борису Константиновичу Зайцеву. Он не только представитель Серебряного века русской литературы, он и зачинатель, что гораздо важнее. Вместе с Борисом Пастернаком он проложил новые пути для русской литературы, и есть все основания надеяться, что будущие свободные русские писатели пойдут путем Зайцева и Пастернака, столь разных на первый взгляд, но связанных единым духовным началом - христианством..." (От редакции. "Грани", #49).

О литературе в советской России

Райс Э.
Сорокалетие русской поэзии в СССР. 1920-1960. "Грани", #49-50.

"Поэзия - зов личности к миру, к неведомому, даже к самой себе. Она творит образы совершенного бытия, воплощение которых в жизненную реальность составляет цель истории...

Пути поэзии связаны с историческими судьбами народа, но на глубинах, недоступных не только поверхностной марксистской схематизации, но и усилиям глубочайших мыслителей. Октябрьский переворот был событием политическим, а не культурным, или, если угодно, - геологическим, а не биологическим.

Одним из важнейших пропагандных приемов советской власти является клевета на дореволюционную Россию.

Особенно же старательно пытается скрыть власть период с 1890 по 1917...

Владимир Соловьев, Вас. Розанов, А.Белый, Мережковские, Шестов, Бердяев, Флоренский, Булгаков, Вяч.Иванов, Тернавцев, Мейерхольд, Врубель, Скрябин, Хлебников - все эти и многие другие имена, поднявшие русскую культуру на одно из первых мест в мире, замалчиваются или, если их приходится упомянуть в советской прессе, чернятся до сегодняшнего дня...

Большевики пришли в 1917 году не на пустое место, а на обильнейшее, бьющее источниками жизни поле, впоследствии ими затоптанное, развороченное и разоренное.

В области поэзии коммунизм не только не смог заменить новым то, что уже взошло, а лишь ослабил и сузил размах прежнего. Настроения, стиль и проблематика поэзии остались теми же, что лишний раз доказывает независимость ее от общественных движений...

К началу 20-х годов в русской поэзии преобладали три течения: символизм, акмеизм и футуризм...

Символисты более других пострадали от советского режима. Это было старшее поколение, окончательно сложившееся к началу революции. Известны такие стихотворения Федора Сологуба, как "Башня и пашня" и "Вот подумай и пойми" <...> или его высказывания о том, что "мы находимся в плену у обезьян" и т.п. ...

Акмеизм был реакцией, даже бунтом, против эзотерической абстракции символистов, которая шла уже в ущерб словесному мастерству...

Их вождь Н.Гумилев вырос как поэт именно в последние месяцы перед расстрелом...

Влияние Гумилева на все последующие развитие русской поэзии, не прекращающееся до сих пор, объясняется больше его героической тематикой и ореолом его героической смерти, чем художественной значительностью...

Ни для кого не секрет, что романтик первых лет революции Николай Тихонов был учеником монархиста Гумилева. Будучи несравненно талантливее своего учителя, Тихонов не ограничился героической тематикой - он уловил свойственную эпохе словесную музыку...

В Тихонове зрел поэт современности - большого города, техники, индустриального пейзажа и предчувствий близкого конца механической цивилизации...

Рано погибший от голода Конст.Вагинов близок к Тихонову ощущением смятенного и жестокого воздуха эпохи, но не в ломанно-лихорадочных, шершавых ритмах героических баллад, а в безукоризненно-классических строфах:

Огонь дрожал над девой в сарафане
И вечер рвал кусок луны в окне,
А он все ждал, что шар плясать устанет,
Что все покроет мертвый белый снег...

Эпигон акмеизма Павел Антокольский, мастер формы, поэт культуры, искусства, истории и других производных, нестихийных тем. Внутренне он очень связан с Западом...

После войны Антокольский, человек вообще нетвердой воли, окончательно сдался на милость партии, пожертвовав художественностью своих стихов, несмотря на виртуозное владение формой, в котором он превосходит безнадежно выродившегося Тихонова...

Зато футуризм остался, пожалуй, наиболее живучей школой в СССР. Несмотря на строжайший запрет... он то и дело выныривает, главным образом у молодежи, к явному неудовольствию литературного начальства...

Благодаря Маяковскому в первые годы революции футуризм существовал открыто...

Парадоксальна трагическая судьба Владимира Маяковского. И поучительна. Его одаренность не подлежит сомнению и пробивается порой даже в написанных по заказу партии агитках... Но революция, принесшая ему славу, власть и небывалые в те времена в России благосостояния... эта революция его и погубила. Не только тем, что довела его до самоубийства, но и не поправимым искажением его творческого пути...

Первые выступления Василия Каменского тоже чрезвычайно интересны. Они обещали не меньше, чем современные им стихи Маяковского... Но его муза не выдержала партийного принуждения и зачахла... Каменскому не дано было написать свое "Про это"...

Менее одаренный от природы Николай Асеев, с меньшим ущербом для себя вынес партийное принуждение. Хоть и редко, но вплоть до наших дней, ему случается писать настоящие стихи, порой даже на официальные темы. Примером могут послужить хотя бы его "Синие гусары" или "Чернышевский"...

Под влиянием Асеева развился Владимир Луговский:
Широки просторы. Луна. Синь.
Тугими затворами патроны вдвинь!
Месяц комиссарит, обходя посты,
Железная дорога за полверсты...

В его самостоятельном творчестве царят какая-то летучая, романтическая, лунная настроенность, склонность к фантастике и подмывающая музыкальная стихия...

Николай Заболоцкий имеет неоспоримое право именоваться советским поэтом. Он выступил в печати через 10 лет после Октября... Единственный из поэтов, вся сознательная жизнь которых прошла под "благодетельной" сенью серпа и молота, он сумел создать абсолютно новую поэтическую проблематику, далекую от соцреалистической провинциальщины и имеющую мировое значение. В его метафорах сближаются понятия не только чуждые, но враждебные друг другу, встреча которых вызывает не удивление, а смех, например: "жирные автомобили", "бряцание цилиндров", "коробка с расстегнутой дверью" или "чиновные деревья"...

Только теперь, через 30 лет после этих находок, наиболее передовые поэты Запада, как Ремон Кено из Франции или Джон Битмен в Англии, начинают ощупью продвигаться в том же направлении, даже в малой мере не достигая великолепных результатов Заболоцкого...

Дмитрий Петровский, хотя и уступает Заболоцкому и в одаренности, и в цельности, и в непримиримой прямолинейности, но тоже ценен как поэт. И его творчество замалчивается партийной критикой. Его многочисленные произведения в стихах и в прозе весьма неровны, он не всегда умеет освободиться от навязываемых партией штампов, но в лучших его вещах чувствуется блестящая футуристическая школа словесного мастерства...

Общепризнанным учителем поэтов-одесситов был Эдуард Багрицкий, не только талантливый поэт, но и горячий энтузиаст поэзии, воодушевлявший своим появлением на эстраде аудиторию даже самых заброшенных уездных городков. Он читал стихи, свои и чужие, и рассказывал о поэзии всех народов мира, которой сам жадно зачитывался и которую любил больше всего в жизни...

Из Одессы же пришел культурный и одаренный Георгий Шенгели...

Среди молодых поэтов близок к футуризму Борис Слуцкий... Слуцкий не только не поет, но и пишет не как писатель, а как восхваляемые им писаря... Он делает достоянием поэзии даже такие сверхпрозаические учреждения, как... архивы, имеющие к тому же репутацию скуки:

Пласты и пласты документов, подобные угля пластам!
Как в угле скоплено солнце - в них наше сияние стынет,
Собрано, пронумеровано и в папки сложено там...

Семен Гудзенко... скуп на слова. Зато они таят сгущенную поэтическую зарядку. О трофейном рояле он говорит:

В нем горечь, хмель и аромат
Заморской стороны...

Слуцкий, наверное, аромат заменил бы запахом, а заморскую сторону - иностранным государством. Но у них темпераменты разные. Гудзенко силен сдержанным страданием, сосредоточенностью, острой свежестью душевной стихии...

На фотографии, сопровождающей издание 1957 года, - его выразительное, умное, тонкое, реальное лицо. А в лучшей из его длинных поэм "Побратимы", несмотря на старание изобразить "кулака" несимпатичным, ощущается естественная привязанность поэта к здоровой деревенской жизни крестьянина, собственника своей земли..."

О советском театре

"Очередной русский сезон в Париже открылся задолго до приезда Московского театра. В "Comedie Francaise" поставили "Дядю Ваню", в "Odeon" уже давно идет "Вишневый сад", в театре "Modern" только что вспорхнула "Чайка", в тератре "Du Tertre" тоже "Дядя Ваня"...

Позволю себе провести некоторое общее сравнение с привезенными спектаклями Вахтанговского театра.

Можно по разному отнестись к стилю, к тексту, к оформлению, игре москвичей, но нельзя не отметить, что на фоне показанного им все "русские пьесы" на парижских сценах кажутся любительскими и постановки их - тщетными попытками проникнуть в тайны русского театра.

В чем же заключается эта тайна?

Как нам кажется, это, прежде всего, вера в таинство сцены и в пользу служения ей, это надежда (но не самоуверенность) на успешность выполнения своей миссии и, самое главное, это любовь, любовь безмерная к своему искусству и врожденное, проходящее через все испытания, вечное тяготение к правде, к правде жизненной и правде театральной. Эту театральную истину, близкую русскому духу и морали, нельзя передать, перевести, объяснить..." (Л.Доминик. "Возрождение", #114).

О советском кинематографе

"Я редко бываю в кинематографе, но иногда "народный глас" настойчиво превозносит тот или другой фильм и, слабый человек, я становлюсь в очередь у кассы. Так случилось мне посмотреть несколько военных советских картин и, каждый раз, я, уходя из залы, чувствовал облегчение.

И тут главное даже не в обязательной, более или менее явной пропаганде, а в невыносимо-фальшивом приподнятом тоне "героев", специфически советского образца...

Красный командир, подымая бойцов в атаку, выпячивает грудь, неистово раздувает и шевелит ноздрями и орет: "Умрем за мумию Ильича!!!" - или что-нибудь столь же выдержанное в "генеральной линии"...

Все величие воинского подвига заключается как раз в его простоте, полном отсутствии рисовки.

Поэтому-то бывает так неловко выслушивать величавые повествования подвигов заведомых "тыловых героев"...

Казаки, солдаты, испокон веку, отдавая жизнь за Веру и Отечество, оснащали свой порыв привычными, бодрящими, забористыми словечками!

Ничуть не сомневаюсь, что и подлинный советский командир, - сын и внук русского солдата, - в бою, вместо Ильича, поминал..." (Н.В.Станюкович "Возрождение", #109).

Судьба человека

8 ноября после тяжелой болезни скончался поэт Владимир Смоленкий.

Книжная летопись

Адамович Г.В.
Вклад русской эмиграции в мировую культуру. - Париж.

Андриан Б.
Обреченные. Роман в стихах. - Монреаль.

Аронсон Г.Я.
Революционная юность. Воспоминания 1903-1917гг. - Нью-Йорк.

Белавина Н.
Синий мир. - Нью-Йорк.

Боброва Э.И.
Сказка о том, как смелые снежинки помогли девочке Маринке. Для детей. - Торонто.

Вербов С.
На врачебном посту в земстве. Воспоминания. - Париж.

Гейнцельман А.
Моя книга. Избранные стихи. - Рим.

Зайцев Б.
Александр на Валааме. "Возрождение", #112.
Москва. - Мюнхен.

"В книге "Москва" собраны частично уже появлявшиеся в разных издательствах и сборниках очерки писателя, так или иначе говорящие об одном и столь дорогом ему городе, о людях и событиях, связанных с жизнью первопрестольной с начала века до революции, об ушедшем в безвозвратное прошлое тихом и полном содержания бытии, которое Зайцев хочет, как он говорит "дать почувствовать, а может быть и полюбить".

И надо сказать, что цели своей эти очерки достигают полностью..." (А.Шик. "Грани", #49).

Тихие зори. - Мюнхен.

"Не о самом себе., а о том, что он вокруг себя видел, о том, что его привлекало, что, подчас, заслоняло неприглядную действительность, о том, что вдохновляло и позволяло, временами, от этой действительности ускользнуть в "мир иной", рассказывает Борис Константинович в "Тихих зорях"...

Читая эти рассказы, задерживаясь на том, что автор счел нужным подчеркнуть как особо трогательное, или особо характерное, следуешь за ним по тому самому пути, который в разных вариантах, пришлось пройти почти всем нам - людям его поколения...

Открывающийся описанием смерти друга в Москве сборник заканчивается описанием смерти же в Бриансоне страстной, и съеденной своей страстностью, подруги детских и юношеских лет. Это как бы кавычки в начале и кавычки в конце, между которыми целое существование, помеченное всеми печатями эпохи..." (Я.Н.Горбов "Возрождение", #121, 1962).

Зеньковский В.В.
Н.В.Гоголь. - Париж.

Иловайский М.
Стихи. - Франкфурт-на-Майне.

Кленовский Д.
Из новых стихов. "Грани", #49.

Мельников Н.
Ермак Тимофеевич Князь Сибирский. - Аньер (Франция).

Михайлов В.
Розовая Магия. Стихи. - Асунсион (Парагвай).

Нароков Н.В.
Никуда. Роман. "Возрождение", #110-118.

Нарциссов Б.А.
Голоса. Вторая книга стихов. - Франкфурт-на-Майне.

"Поэтический мир создателя этих стихов сложен и глубок. Интуиция его потрясает, а порой и ужасает. В главном, его поэзию можно определить как рывок в миры иные, как трагическую борьбу поэта с самоочевидностями, которую так мучительно изведал Достоевский и Лев Шестов.

А стихи, - позабытые крылья, -
Не умеют набрать высоты.
И ты видишь: напрасны усилья
Воспарить от земной маяты...

Родственные стихии поэта - ветер и море: "Ветер тьмою себя оперил. Иступленный, холодный, как глетчер, Бил огромными взмахами крыл"... Но ветер этот, как и зимнее море, не совсем обычны: они имеют свое продолжение в миры иные, запредельные: "С берега смерти упорно Тянет холодный норд-ост"...

Особо стоят в сборнике стихотворения "Паучья пещера" и "Усталость": пауки и вампиры, как и домовые, - представители особого мира поэта, в котором он чувствует себя довольно уверено, во всяком случае, настолько уверено, что берет на себя смелость приоткрывать этот мир непосвященным, простым смертным..." (Н.Тарасова "Грани", #50).

Новгород-Северский Ив.
Сказки сибирские. - Париж.

"До того, как согласиться с манерой писать Ив. Новгород-Северского, натыкаешься, в самом себе, на некоторое сопротивление, или на род сомнения: не нарочито ли это, не подделка ли под народную речь? Но оговорки скоро блекнут...

Если темы его не всегда новы, то о большинстве из них раньше, все же, слышать не приходилось. С другой стороны, в них отразилось самобытная оригинальность автора - Сибиряка и Таежника...

Собирать, записывать, обрабатывать (как можно меньше) и отделывать (тоже как можно меньше) рассказы о приключениях Зверя - Арыся, Елкича, Не-Робей-Воробея, Пня и Коряжины, Вороны Карповны и всех вообще одухотворенных и неодухотворенных обитателей Тайги, рек, тундры, гор и озер так любовно и внимательно можно только если сам видел и перечувствовал то, что в Тайге, реках, тундре, горах и озерах таится. В этом прямом соучастии автора заключается одна из притягательных сторон сборника: он освящен внутренним светом, согрет своим теплом..." (Я.Н.Горбов "Возрождение", #114).

Одоевцева И.В.
Десять лет. - Париж.

"Пытаясь достигнуть через ее поэзию до самой Ирины Одоевцевой, нельзя упускать из виду, что она не просто поэт, а поэт ученый, такой, какой свыше данное чувство стиха, постоянным и внимательным усилием привел в беспрекословное себе повиновение. Присовокупим к этому, с самого начала сделанное, признание, что пишет она:

Откровенно, как в смертный час...

Анфилады образов, о которых можно сказать, что они напоминают уходящие в бесконечность взаимные отражения в двух, поставленных одно против другого, зеркалах, - говорят... о душе и сердце самой Ирины Одоевцевой... До болезненности чуткая ко всяким проявлениям своей связи с читателями, она прямо говорит:

...горела душа, и болела
Вами, с Вами, о Вас, для Вас.

Не щадя откровенности она тут же делится возникшем в ней, пусть мимолетным, но все же сомнением:

Но какое Вам, в сущности, дело
До того, что стать я хотела
Другом Вашим...

То, что было накоплено до "Десяти лет", в них влилось, по ним разлилось, по ним побежало строчками, словами, рифмами, мечтами, радостями, горестями, болезнью и весельем..." (Я.Н.Горбов "Возрождение", #113).

Оцуп Н.А.
Литературные очерки. - Париж.
Современники. - Париж.

"Николай Оцуп умер в 1958 году, и сегодня собранное в этих двух книгах читается как завещание автора, которое он раскрывал на протяжении своего творческого пути.

Оцупу принадлежит определение "серебряный век" русской литературы, период конца 19 и начала 20 века. Это понятие укрепилось и осталось жить не только среди литераторов, но и в среде читателей...

Перед нами портреты Тютчева, Гумилева, Блока, Пастернака, Маяковского и других, литературные изыскания в творчестве Лермонтова и французского поэта Виньи и, наконец, вся книга венчается очерком "Апокалипсис", где Оцуп, раскрывая свои литературные основы, говорит: "в каком-то смысле у человечества нет лучшего комментария к Апокалипсису, чем Комедия (Данте), которую народ назвал не случайно божественной"..." (Г.Шишкин. "Грани", #50).

Петров В.
Сага Форта Росс. - Вашингтон.

Ремизов А.
Дягилевские вечера. "Возрождение", #119.

Ржевский Л.
Через пролив. "Новый журнал", #65.

"Когда Л.Ржевский пишет: "тусменные глаза", и поясняет, что слову этому его научила его старая няня, и научила давным-давно, - то возразить нечего. Наоборот, надо поддержать. Старая няня говорила наверно отлично; словосложение старой няни было таким, что не запомнить его - было бы грешно. Она входила в число основоположников речи, так как жила у самых его истоков. Но когда Ржевский пишет: "Меня впечатлело", "ветхокаменные дома", "взмигивающий", "стала помучивать мысль", "шип" (вместо шипение); или когда он вводит в описание такие фразы как, например: "протаивая розовой голостью из буровишневой фламандской светотени улыбалась какая-то Сусанна", или "двуспальное такси", или "серый кисель горизонта", - то встает недоумение. К чему это? И не неуклюжее ли это вторжение в область исключительных прав старой няни, некоего рода злоупотребление властью?..." (Я.Н.Горбов. "Возрождение", #120).

Сабурова И.Е.
После... - Мюнхен.

Семенов М.
Король должен умереть. - Сан-Пауло (Бразилия).

Степун Ф.А.
Достоевский и Толстой. - Мюнхен.

Филлипов Б.
Пыльное Солнце. - Вашингтон.

"Пляшущие в солнечном луче пылинки оставили в сознании пятилетнего малыша такой неизгладимый след, что когда ему, теперь начинающему седеть инженеру, заглядывает в душу какое-нибудь особенно выпуклое воспоминание, или он выслушивает рассказ о не укладывающемся в рамки повседневности случае, или он различает в глубине зрачка искорку подлинного волнения, горя, счастья, может страсти, - ему не хочется признать себя конченым. Алмазная россыпь пылинок и золотой луч, тот самый, который светил ему сквозь штору ранним утром в детской, кажутся ему подлинными сокровищами. И он торопиться закрепить, в несколько теперь усталой душе, это повторение, не дать "пыльному солнцу" закатиться в сознании, пытается что-то заново перечувствовать, к кому-то, или к чему-то приблизиться, куда-то проникнуть, постичь сокровенное содержание чужой жизни. Хочет разыскать и проследить соответствующую каждой судьбе свою особую "пылинку". И так пишет 12 рассказов, в которых делится с читателем тем, что выпало на его долю в изгнании, и тем, что он привез в багаже своей памяти, и тем, что он видел вокруг себя..." (Я.Н.Горбов "Возрождение", #117).

Ходасевич В.
Собрание стихотворений. 1913-1939. Ред. и примечания Н.Берберовой. - Мюнхен.

"Ходасевич написал немного. Во всяком случае, немного стихов. Но всю свою жизнь он отдал поэзии... Он жил в поэзии, как мы живем в давно сыздетства обжитой квартире...

Для Ходасевича, человека века позитивного и обезбоженного, - мир преображен поэзией: "Поэзия есть Бог в святых мечтах земли"...

И, вместе с тем, это очень реальный, совсем будничный, очень наш, сегодняшний мир - мир поэзии Ходасевича..." (Б.Филиппов. "Грани", #49).

Шиманская А.
Душевно больная. "Возрождение", #114.

"Белые стены, белая постель, белая рубашка. Что со мной? Где я?

Зз... Зз... - шумит мотор в ушах... з... зз... з... за что? ... з... .зз... з... Зло.

- Подошла женщина в косынке, нагнулась и посмотрела прямо в душу:

"Я не хочу, не позволю... уходите!" - женщина ушла.

Тишина. Покой. Мотор затих. Из окна ползут тени, как щупальцы окружают, трогают постель, тянутся, обвивают комнату, сплетаясь медленно, цепко в серую сплошную массу.

Серые стены, серая постель, серая рубашка... "Что со мной?.. Где я?.. Как вспомнить? Господи, как вспомнить?"

Она делает усилие всем своим существом.

"Ах да, да я была художницей... была, была..." От этого слова снова заработал мотор, какой-то клапан мучительно впился в грудь: "Не надо: "была". - "Я художница!" - мысленно повторяет она и сразу становится легче, мотор перестал работать.

"Где мои краски?" - опять от слова "где" - пронзило, как иглой, сердце.

"Краски здесь. Я художница! Я сейчас буду писать картину". В это мгновение ее охватила радость.

"Что писать. Я хочу написать свою душу... - Какого цвета душа?"

Приподнявшись с постели, она глядит вокруг себя.

"Серый цвет, все серого цвета. Даже цветок на столике серый".

"Неужели душа серого цвета? Я легкая, легкая, серая..."

Шмелев И.
Стихи. "Возрождение", #115.

Сборники:

Воздушные пути. Альманах. То 2. Ред. - Р.Н.Гриндберг. - Нью-Йорк.

"Первый том альманаха "Воздушные пути" был посвящен, в основном, творчеству Б.Л.Пастернака...

Второй том альманаха - это тоже венок на могилу, в отличие от могилы Пастернака, давно ставшую безымянной. Мы не только не знаем, в какой братской могиле похоронен Осип Эмильевич Мандельштам - даже точная дата его смерти остается неизвестной... В отличие от Б.Л.Пастернака, получившего всемирное признание, имя О.Э.Мандельштама известно лишь узкому кругу любителей поэзии. Дело не только в том, что Мандельштам жил в те годы, когда вся Россия была придавлена "глухотой паучьей", и поэту со всех сторон "из черных дыр зияла срамота".

Воспринимать поэзию Мандельштама и любить ее могут только те, кто обладает музыкальным слухом и той коренящейся в атмосфере 19 века культурой, которая с каждым годом идет на убыль - не только в Советской России. Для того, кто даже понаслышке не знаком с Гомером и Вергилием, Данте и Петраркой, многие из лучших стихотворений Мандельштама (как и Вяч. Иванова) будут просто непонятны..." (С.Сокольников. "Грани", #49).

Советская потаенная муза. Сост. Б.Филиппов. - Мюнхен.
(Авторы: Николев, Слуцкий (под псевдонимом Аноним), Есенин-Вольпин и др.)

"Из дальних странствий возвратясь..."

"Из дальних странствий возвратясь, какой-то князь, а может быть не князь..." - Юрий Гагарин возвратился из странствия, ставшего вехой, разделяющей две эпохи. Но больше, - в этом направлении, - ни слова... Достаточно и того, что Никита Сергеевич высказывает о полете Гагарина за земные пределы несколько оригинальных научных мыслей, сводящихся к аксиоме: "только под руководством родной коммунистической партии потомственный пролетарий, сын слесаря, Юрий Гагарин, мог, потеряв в безвоздушном пространстве равновесие, вновь обрести его на социалистически-кукурузной почве Отечества Трудящихся..."

Но событие такой первостепенной важности не может не вызвать и других толков.

Так: в среде реакционных эмигрантов стали поговаривать о том, что Гагарин, вне всякого сомнения, отпрыск старинного княжеского рода, а не эмигрировал только потому, что не успел вовремя родиться...

Мало того, они посмели даже усомниться в искренности межпланетного Юрия Алексеевича, утверждая: будто и записался то он на звание кандидата внеземного существа только потому, что надеялся спуститься в Мюнхене - во дворе американской радиостанции "Свобода" - и заняться разоблачением Хрущева со товарищи". (Н.В.Станюкович. "Возрождение", #113).


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Егор Отрощенко, Век=текст, выпуск 61: 1961 /31.07/
Начало там- и самиздата. Горький ждал будущего, как женщина ждет любимого. Поэт Лисовский плохо понимает стихи. Можно ли любить девушку, называя ее чувихой. Шаламова не оторвешь от поэзии. Зубило Паперного. Анастасия Отрощенко. Век=текст, зарубежье, выпуск 37 Юбилей Зайцева. Безнадежно выродившийся Тихонов. Умрем за мумию Ильича!!! Неизвестный поэт Мандельштам. Юрий Гагарин хотел приземлиться в Мюнхене.
Анастасия Отрощенко, Век=текст, зарубежье, выпуск 36 /24.07/
Егор Отрощенко, Век=текст, выпуск 60: 1960 /24.07/
Смерть Бориса Пастернака. Проза Твардовского. Я хочу измениться, потому что не устал расти. Бывалый Олег Волков. Новый писатель. Знакомство с Вознесенским. Бестактные строки Кобзева. Анастасия Отрощенко. Век=текст, зарубежье, выпуск 36. Эмигрантское охвостье. Удушье трупного духа. Черная болезнь Берберовой. Писатель среди журналистов и журналист среди писателей. Жарить скупердяев не легко. В России нет худых!
Анастасия Отрощенко, Век=текст, зарубежье, выпуск 35 /16.07/
Егор Отрощенко, Век=текст, выпуск 59: 1959 /16.07/
Пастернак отказывается писать оригинальные стихи. Пассивный гуманизм Веры Пановой. Запахи деревни. Нагибин в пути. Коммунизм в туманности Андромеды. Когда родилась русская литература? Осторожно - трупный яд. Анастасия Отрощенко. Век=текст, зарубежье, выпуск 35. Анри Труайа - французский академик. Смерть Бориса Ширяева. Язык большинства наших поэтов - нищ до огорчения. Что не договаривает Кленовский? Записные книжки Сургучева.
предыдущая в начало следующая
Анастасия Отрощенко
Анастасия
ОТРОЩЕНКО

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100





Рассылка раздела 'Век=текст' на Subscribe.ru