РУССКОЕ НЕОФИЦИАЛЬНОЕ ИСКУССТВО | СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА | ЦЕНА ЭМИГРАЦИИ | КНИЖНАЯ ЛЕТОПИСЬ | О НАСУЩНОМ

Русское неофициальное искусство

Выставки нонконформистов

"Конец 1976 и начало 1977 года ознаменовались для русских художников-нонконформистов двумя крупнейшими экспозициями. За двадцать лет существования неофициального советского искусства полотна порвавших с казенным соцреализмом русских мастеров демонстрировались в Нью-Йорке и Париже, Лондоне и Кельне, Риме и Вене, Западном Берлине и Лугано...

Но выставка "Современное русское искусство" в Пале де Конгре самым существенным образом отличалась от всех своих предшественниц. На ней, пожалуй, впервые удалось показать все многообразие и разнообразие русского неподцензурного искусства. Более пятисот произведений шестидесяти художников доказали парижским зрителям, что миф, придуманный неосведомленными, недоброжелательными или плохо разбирающимися в живописи западными журналистами: все нонконформисты - абстракционисты и все отталкиваются от западного искусства - не соответствует действительности...

На парижской выставке поистине можно было воскликнуть: "Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет!", ибо не только холсты Оскара Рабина, Дмитрия Плавинского, Бориса Свешникова, Юрия Жарких и Вячеслава Калинина являют собой ясное и для всех бесспорное пропущенное через "я" художника отражение окружающего его мира, но - не что иное и концептуалистские построения Ильи Кабакова, Владимира Янкилевского, а также абстрактные композиции Евгения Рухина и Лидии Мастерковой..." (А.Глезер "Третья волна" - Франция).

Оскар Рабин о своем творчестве

"В картинах я выражаю наиболее полно ту часть моих настроений и ощущений, которые возможно выразить c помощью живописи. В каком-то смысле мои работы могли бы быть моим дневником, если бы я был писателем. В них передаются впечатления от жизни, но, конечно, через мое настроение, т.е. очень субъективно, очень пристрастно.

Мне часто говорят о социальности моих работ. Не знаю. Просто, так называемые социальные моменты точно так же субъективно осмысливаются мной, влияют на мое состояние и настроение и, естественно, в какой-то степени отражаются в картинах..."

Судьба человека

СССР покинули: Петр Вайль, Александр Генис, Алексей Хвостенко, Кронид Любарский, Александр Зиновьев, Сергей Юрьенен.

Умерли: Дмитрий Чижевский, Марк Вишняк.

15 декабря трагически погиб Александр Галич.

2 июля в Швейцарии умер В.В.Набоков.
"Умер Владимир Набоков - русский классик, последний представитель той блестящей плеяды наших писателей, которые, оказавшись на чужбине, продолжили и укоренили здесь лучшие традиции отечественной литературы: мудрую простоту формы и неизменную "милость к падшим".

В отличие от большинства литературных коллег по изгнанию, ему посчастливилось еще при жизни, хотя и сравнительно поздно, получить самое благодарное признание у своего читателя на родине, и это одарило его последние годы глубоким душевным удовлетворением...

Уход Владимира Набокова закрывает последнюю страницу в золотой книге предшествующей нам русской культуры, и наш человеческий долг перед нею - не дать прерваться "связи времен", суметь достойно продолжить ее славу и гуманистические традиции". ("Континент", #13).

Цена эмиграции

Объявлена "Цена эмиграции" из Советского Союза: 500 рублей за лишение гражданства плюс 300 рублей за возвращение паспорта.

Книжная летопись

Айзенберг М.
Стихи. "Континент", #13.

Аксенов В.
Стальная птица. "Глагол", #1.

Андреев В.Л.
На рубеже. 1925-1976. - Париж.

Ант В.Н. (Трипольский)
По следам Баяна. - Сан-Франциско.

Арсеньев Н.С.
Близкая даль. - Франкфурт-на-Майне.

Боброва Э.И.
Янтарный сок. Стихи, легенды, переводы. - Торонто.

Бродский И.
Часть речи. - Анн Арбор.
Конец прекрасной эпохи. - Анн Арбор.
Стихи. Литовский дивертисмент. В Англии. "Континент", #11-14.

Волохонский А.
Стихи. "Новый журнал", #127.

Гладилин А.
Репетиция в пятницу. "Континент", #12-13.
"Запорожец" на мокром шоссе. Опыт технического исследования. Рассказ. "Грани", #103.

Димер Е.А.
Стихи. "Современник" (Торонто), #33.
С девятого вала. - Нью-Йорк.

Довлатов С.
По прямой. "Континент", #11.

Дрожжинский А.
Анекдоты со всего света. - Дюссельдорф.

"В предисловии к этой книге сам автор пишет так:
"...Существуют люди, которые собирают всевозможные предметы: марки, монеты, картины и тысячи иных вещей. Я тоже принадлежу к этой мафии собирателей. Но только моя страсть коллекционера носит иной характер. Я собираю человеческие истории и анекдоты. Это основа моей литературной деятельности, это смысл и содержание моих книг!"

Я бы сказал, что здесь автор явно скромничает. Он, разумеется, не просто собиратель. Всякий журналист, всякий писатель знает, как нелегко, как порою просто почти невозможно записать, изложить на бумаге услышанную устную историю, рассказанную, как говорится, "к случаю"...

Мне кажется, что Александр Дрожжинский доказал (и вполне убедительно), что он именно такой вот - тонкий и своеобразный писатель...

В заключение этой короткой рецензии я просто не могу удержаться, чтобы не процитировать одну из историй "Польского раздела", - так, как рассказана она Александром Дрожжинским:
"Некий иностранный коммунист во время своего визита в Польшу беседует с пожилой женщиной, которая жалуется:

- Перед войной у нас было все: достаточно мяса, овощей, одежда была очень дешевая! А сегодня: мясо - редкость, одежда - редкость и притом очень плохая и дорогая!
Собеседник возмущается:
- Что вы мне рассказываете всякие небылицы! Я коммунист...
Женщина перебивает:
- Да, да! Перед войной у нас в Польше тоже были коммунисты. Но сегодня и они - редкость!.." ("Континент", #13).

Ерофеев В.
Москва-Петушки. - Париж.

"Венедикт Ерофеев назвал свое произведение поэмой, и поскольку он имел на это не только право, но и основания, то и мы будем называть "Москва-Петушки" поэмой. Впервые она была напечатана в Израиле, в русском журнале "Ами" #3 за 1973 год, и с тех пор журнал давно прекратил свое существование...

Весьма любопытный факт: отдельным изданием "Москва-Петушки" вышла вначале по-французски, а не по-русски. Похоже на то, что увенчанные благородными сединами зарубежные русские издательства сочли своего московского соотечественника слишком "не комильфо" - даже газета "Русская мысль" напечатала рецензию на поэму Ерофеева только после выхода французского издания. Причем, рецензент читал ее по-французски: русской публикации, о которой всем было хорошо известно, как бы и не существовало. Она казалась слишком неприличной. Впрочем, французская тоже показалась неприличной, но молчать было уже неудобно, потому что французы слишком громко восхищались...

Надо признаться, что увидевшие в поэме Ерофеева непристойность, имели на это некоторые основания... "Москва-Петушки" трактует философский вопрос об отношениях между материей и сознанием в аспекте, для неподготовленного читателя несколько экстравагантном. В самом деле, - воплощенная в форму спиртного, материя исчезает (но не в никуда, как известно из физики) и немедленно переходит в энергию "достать еще". Однако совершенно ясно, что появлению материи (спиртного) предшествует сознание того, что надо выпить (мучительное сознание). Таким образом, Ерофеев предстает перед нами несомненным идеалистом..." ("Континент", #14).

Иваск Ю.
Эмилия Дикинсон. "Новый журнал", #128.

Иверни В.
Рейнское вино. Стихи. "Континент", #11.

Иоффе Л.
Косые падежи. Стихи. - Иерусалим.
Путь зари. Стихи. - Иерусалим

Кенжеев Бахыт
Стихи. "Континент", #11.

Кленовский Д.
Последнее. - Мюнхен.

Коржавин Н.
Стихи. "Континент", #12.

Краснов-Левитин А.
Лихие годы. - Париж.

Некрасов В.
Взгляд и нечто. Часть вторая. "Континент", #12-13.

Одоевцева И.
Стихи. "Современник" (Торонто), #33.
Стихи. "Новый журнал", #128-129.

Перелешин В.
Стихи. "Новый журнал", #127-128.
Поэма без предмета. "Современник" (Торонто), #35-36.

Плющ Л.
На карнавале истории. - Париж.

"Это бесхитростное... повествование из жизни "рядового советского человека", который, пройдя через стандартные для всего его поколения, для нескольких поколений, приманки, дурманы и ослепления, начинает выбиваться "из ряда", из шеренги рядовых, все более и более осознает себя личностью, развивает независимое и критическое мышление...

Сражение Плюща, одного из множества "из ряда вон вышедших", против системы не является чисто политическим сражением, не является битвой чисто идеологической, чисто доктринальным переходом от шпаргалочного университетского марксизма к "неомарксизму"... Это скорее битва внутри себя, постоянные победы сострадания к конкретным, живым людям, победы уважения к личности как таковой - чужой ли, своей, и поражения всяких догматических представлений о людях, об обществе, и мироздании..." ("Континент", #13).

Регельсон Л.
Трагедия русской Церкви. 1917-1945. - Париж.

"Работа Льва Регльсона - историческое исследование, написанное с привлечением огромного количества материалов. Достаточно отметить, что из 625 страниц книги сама работа занимает лишь 200. Все остальное - документы, письма и свидетельства участников событий, хронологические и биографические таблицы и т.д. ...

Л.Регельсон в своем исследовании, в самом подходе к предмету его, исходит прежде всего из евангельского принципа: "кесарю - кесарево, а Божье - Богу". И с этой точки зрения рассматриваются в книге деяния тех или иных иерархов.

Как писал в свое время Вл.Соловьев, попытки любого государства "присвоить себе высший духовный авторитет... были бы безумной и пагубной узурпацией, напоминающей "человека беззакония" последних дней". Отсюда получает вполне справедливую оценку всякое обновленчество, ┘представлявшее собой лишь провокаторские попытки партии покончить с Церковью вообще, но покончить не так шумно и скандально, как она пыталась это сделать в самом начале после захвата власти. Покончить так, чтобы Церковь умерла сама собой, внутренне разложенная и потерявшая доверие в народе..." (В.Бетаки. "Континент", #13).

Ржевский Л.
Клим и Панночка. Повесть. "Континент", #12.

Седых А.
Крымские рассказы. - Нью-Йорк.

Странник (Шаховской Д.А.)
Биография юности. - Париж.
Поэма о русской любви. - Париж.

"Впервые поэма эта была издана (не полностью) в 1968 году в Нью-Йорке. Тогда называлась она "Упразднение месяца".

Написанная большей частью октавами, весьма располагающими к легкому и ничем не стесненному разговору с читателем, к свободному переходу от темы к теме, к разговорной и слегка ироничной речи, поэма была своеобразным откликом на юбилейную шумиху в СССР в связи с 50-летием октябрьского переворота...

Сюжета поэма не имеет, да и не нуждается в нем - это размышления, порой грустные, порой иронические, и на темы советской действительности, и на темы истории, и на философские темы. Дополненная новыми главами, поэма стала беседой, где автор и читатель спокойно разговаривают о самых различных предметах, и единство ее в том, что все темы так или иначе сводятся к размышлениям о судьбах России..." ("Континент", #14).

Франк В.
По сути дела. - Лондон.

"Передо мной сборник радиобесед Виктора Франка, лучшего комментатора радиостанции "Свобода" в ее лучшие годы (1967-1972), когда стремление к разрядке международной напряженности уже стимулировало внимательное отношение к советской жизни, не требуя еще примиренчества к советской власти.

В центре этого периода - конечно, Чехославакия 1968 года. Но о ней только три беседы... И не эти беседы характерны для Викотора Франка. При отнюдь не двусмысленной политической ориентации, его творчество было устремлено к тому, что извечно стоит за политикой, к тому, что хочется назвать "метаполитическим". Вот цитата из его беседы об Анне Ахматовой:

"... когда пройдут десятилетия, когда Сталин, и Хрущев, и Брежнев превратятся в предметы отдельных глав скучных школьных учебников, люди будут говорить о первой половине нашего века как о серебряном веке русской поэзии. Будут говорить о Сталине, как о человеке, погубившем Мандельштама; о Жданове - как о полуграмотном "генерал-аншефе", травившем Ахматову; о Хрущеве - как о безграмотном мужлане, замучившем Пастернака; о Бреженеве, как о серой бездарности, пытавшейся заставить замолчать Солженицына. В этом смысле... история расставит в правильном порядке фигуры и фигурки нашего века".

Журналист по профессии, но сын философа по происхождению и историк по образованию, Франк имеет здесь в виду, что "ни одной строчки из речей этих деятелей не останется в памяти народа, а стихи Ахматовой будут повторять и влюбленные девушки, и страждущие матери, и одинокие старики, и все, кому дорог Пушкин, старый Петербург и вечная Россия"...

По сути дела служить надо не той культуре, которая способна служить политике, а той политике, которая способна служить культуре". (Р.Р. "Грани", #106).

Хазанов Б.
Запах звезд. Рассказы. - Тель-Авив.

Хвостенко А.
Из "венка сонетов". "Континент", #11.

Черная книга. Московская легенда. - Франкфурт-на-Майне.
"Слово "стилизация" стало почему-то бранным словом в литературной критике. Вроде как не в свои сани автор садится. А чем термин "стилизация" хуже термина "повесть"...
Вот и "Черная книга". Стилизация. И отличнейшая стилизация. Так и слышишь голоса старых московских просвирен или бас дяди Гиляя - великого знатока старой Москвы. "И вроде бы немало воды с неких пор утекло, а все же есть она, Москва, и есть в ней дух московский", - говорит в начале своей "московской" легенды автор.
Десять сказов, связанных одним легендарным сюжетом, звучат так, словно рассказывает их забулдыга замоскворецкий, шут гороховый, балагур, вольный человек - он-то мудр, все знает, на все вовремя намекнет, а что и прямо назовет - слушайте да на ус мотайте. Это он с виду только пустозвоном кажется - так он прожить-то легче, в такие времена, о каких речь идет, да и в такие, в какие рассказывается.
И чертовщины в этих сказах хватает, и чекистов, и антихрист... И все вокруг поисков Черной Книги вертится..." ("Континент", #12).

Чиннов И.
Гротески. "Континент", #11.
Стихи. "Современник" (Торонто), #35-36.

Чуковская Л.
Памяти детства. Глава из книги. - "Новый журнал", #128.

Шафаревич И.
Социализм как явление мировой истории. - Париж.

"Поставленный Шафаревичем вопрос о происхождении, значении и сущности социализма настолько огромен и глубок, что просто теряешься - как к нему подойти в необходимо краткой рецензии...

Прав Шафаревич, утверждая, что "социализмом движет инстинкт смерти", что везде и всегда социализм нес смерть. Он пришел к этому выводу, собрав огромный материал...

Анализируя собранный им материал, Шафаревич констатирует, что все социализмы, в каком бы виде они ни выступали, какими бы именами ни назывались... в подавляющем большинстве сводились к одному и тому же знаменателю: осуществление всеобщего счастья насилием через всеобщее уравнение и с помощью безжалостного бюрократического аппарата. Решительно все подавляли индивидуальность, противопоставляя ей общность... Почти все или боролись с религией, или ее извращали, видя в ней врага..." (К.Померанцев. "Континент", #14).

Эткинд Е.
Два памятника. "Новый журнал", #129.
Записки незаговорщика. - Лондон.

"Казалось бы - много ли можно написать о таком негромком деле, как исключение человека из Союза писателей? А о таком заурядном событии, да нет, не событии, скромнее - просто о таком заурядном факте, как увольнение с работы преподавателя, пусть даже профессора?
Оказывается можно об этом написать толстую книгу..." ("Континент", #14).

Сборники

Аполлон - 77. - Париж. Гл. редактор - Михаил Шемякин.
(К.Вагинов, обэриуты, Г.Сапгир, В.Бахчанян, Э.Лимонов, Вс.Некрасов, Е.Кропивницкий, В.Лён, И.Бурихин, К.Кузьминский, А.Волохонский, Л.Аронзон, В.Кривулин, А.Хвостенко, В.Марамзин, П.Радзтевский, Ю.Мамлеев, А.Цветков, А.Ровнер; художники: Е.Ротенберг, Б.Свешников, А.Харитонов, О.Кандауров, Вяч.Калинин, И.Кабаков, О.Рабин)

"В альманахе представлены наиболее значительные и яркие представители русского авангарда за 60 лет, как в живописи, так и в поэзии, от Филонова, Кузмина, Введенского, Ремизова до наших современников. Поэты и художники, драматурги и литературные критики, живущие в СССР и за границей, впервые представлены не отрывочными публикациями, а в достаточно полном объеме.

Альманах снабжен многочисленными репродукциями современных русских художников-авангардистов - Б.Свешникова, Д.Плавинского, А.Харитонова, Д.Краснопевцева, О.Целкова, О.Рабина и многих других".

Третья волна - 2. Альманах литературы и искусства. - Франция.
Гл. редактор - А.Глезер.
(Г.Сапгир, Д.Рыбаков, Е.Кропивницкий, Н.Боков, В.Высоцкий и др.)

Искусство под бульдозером (Синяя книга). Сост. А.Глезер. - Лондон.
"Эта книга обладает двойной ценностью. Она - документ, отражающий один из эпизодов борьбы российского искусства за свою свободу, и она для многих окажется первой серьезной встречей с задыхающейся в тисках "государственной опеки" нонконформистской советской живописью..." ("Континент", #13).

Песни русских бардов. - Париж.

О насущном

Лосев А.
Жратва. "Корнтинент", #13.

- Ты сегодня в Смольном будешь?
- Да.
- Купи мне блок болгарских сигарет.
... свежих огурчиков, если будут.
... полкило сосисок.
... конфет хороших - на елку вешать.
... пачку "Марии".
... колбасы.
... боржома пару бутылок.
- Боржоми нельзя на вынос. Можно только там пить.
- Ну, ты попроси как-нибудь. Мой доктор велел теплым боржомом горло полоскать, а у нас как всегда - как тебе чего надо, так его нигде нет. Закон.
- Я попробую...

Архитерктор Щусев построил в 20-е годы, скромненько, но со вкусом, пропилеи - подъезд к Смольному обрел бюрократическую торжественность.
Поставили в меру размахивающего ручкой Ильича на аккуратном подстаканнике, сверху над фронтоном воткнули флаг...

Стайка экскурсантов поднимается по ступенькам. Сейчас им покажут койку В.И. и табурет Н.К.; иностранцы выходят несколько ошарашенные увиденным, наши - привычны...

Очень хороши пироги с курагой, пекомые в Смольном.
К тому же, курага полезна от давления.
Каждый день пекут свеженькие, а те, что остались от вчера, перебрасывают (за два квартала) в Таврический дворец, где воспитываются и питаются будущие кадры. У молодежи зубы покрепче. И жевать мягкий пирог тоже, выходит, привилегия.

По разряду в системе образования Высшая Партийная школа приравнена к университетам. Да только студенты особенные. Все они хоть маленько, да глотнули уже сладкого воздуха власти и потому не могут не относиться к своему временному студенческому статусу вроде как с юмором...

Звонок с лекции, и в гулкую уборную бывшей государственной думы, где некогда облегчались, не глядя друг на друга, депутаты Пуришкевич и Малиновский, вваливаются студенты ВПШ. Перебирая плечами над писсуарами, они делятся новостями из области политэкономики, хоккея, происков сионизма и пр.

Посещаемость парламентского (ныне ВПШ) сортира выше, чем в Смольном, т.к. в Таврическом буфете продается пиво, тогда как в Смольном абсолютно сухой закон. Пиво в Таврическом - игривый намек на несерьезное студенческое положение впшовцев - балуйся, молодежь..."