О СОВЕТСКОМ КИНЕМАТОГРАФЕ | О РЕЛИГИИ | СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА | КНИЖНАЯ ЛЕТОПИСЬ | МОЙ АДРЕС - СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

О советском кинематографе

"В кинематографе СССР... наметились две тенденции. Одна - уход в глубины человеческой души, поиск нравственных начал в личности, понимание способности к общению как к восприятию других систем нравственных ценностей. Микрокосм. Таковы "Неоконченная пьеса для механического пианино" Михалкова, "Чужие письма" Авербаха, грузинские: "Листопад" и "Жил певчий дрозд" Иоселиани, "Не горюй!" Данелия.

Вторая тенденция исследует макрокосм. Охват проблем вселенских, всечеловеческих, вечных. Философия в кино. Судьбы нации и страны - как в "Андрее Рублеве" Тарковского, судьбы мира - как в его же "Солярисе". Или такое своеобразное творчество, как фильмы Параджанова, который решает мировые вопросы на материале узко национальном, почти этнографическом: "Тени забытых предков" (Закарпатье), "Цвет граната" (Армения)...

Советский Союз создал поистине новый вид общества. Люди, объединенные абсолютным подчинением государству, вступают не в связи, а в общественные отношения. Самое совершенное социальное общество, воплощенная муравьиная мечта - такой Россия должна видеться прямодушному политработнику.

Но вот парадокс: в этой же России самый современный классик - это самый асоциальный писатель. Чехов.

Один из немногих на Руси художников, который не учил человечество жить...

Фильм Никиты Михалкова "Неоконченная пьеса для механического пианино", поставленный по мотивам ранних произведений Чехова, это фильм о прояснении человека в человеке. Умный, ироничный Платонов терпит духовное банкротство. Спасение он находит в своей жене, всегда глядевшей на него с пугливым обожанием. Со всеми идеями и идеалами он - жалок и слаб, она же - сильна любовью, права высшей правотой, потому что основа морали и всей жизни ее вечна и непоколебима - любовь. Жизнь, осмысленная нравственно, оказывается гораздо важнее жизни внешней - общественно-активной...

Этой истины не успевает осознать герой фильма Отара Иоселиани "Жил певчий дрозд"... Нравственные проблемы - и не в подтексте уже, а в открытую - решают герои фильма Ильи Авербаха "Чужие письма".

Пристально вглядывается в личность художник, вскрывает наши глубинные, недоступные обыденному анализу сокровенности души. Кропотливо, по мельчайшим жестам, строит концепцию человека. И вдруг открываются в "мелкотемье" бездны неверия и вершины надежд. Нравственные кризисы и возрождения. Голгофы и Воскресения. И выходит на поверхность, казалось бы, уже целиком оставшаяся в веке минувшем тяга у Божественной гармонии, к целостности мира..." (П.Вайль, А.Генис. "Третья волна", #5).

О религии

"Среди новейшей эмиграции из Советского Союза начала выделяться группа авторов, которые из неприязни, отталкивания вообще ли от религии или только особенно от православия, более всего опасаются, что оно в будущей России сможет занять достойное и духовно-влиятельное место. Им следуют и некоторые западные журналисты в крупных газетах... Почему-то напуганные всякой возможностью именно русского религиозного возрождения (уже реально идущего под смертельным давлением коммунизма), эти авторы, из своего безопасного убежища, спешат опорочить наше возрождение перед западными читателями. Эти люди и эти перья то бесстыдно сплетают православие с антисемитизмом, даже отождествляют их. То, в последнее время, применяют низкий политический прием, который я назвал бы "персидским трюком": жестокости мусульманского фанатизма в Иране лепят ярлыком на лоб возрождающемуся православию России...

В этом ряду может быть наиболее нетерпеливо, опрометчиво и громко бросил обвинения во французской и германской печати парижский профессор Эткинд. Бывают люди, весьма развитые интеллектуально и очень остро политически, но совсем не развитые духовно, в частности и особенно к восприятию религии... Такую неразвитость, увы, и проявляет Эткинд, уподобляя православие... ленинской идеологии..." (А.Солженицын. "Новый журнал", #137).

Судьба человека

Эмигрируют: Юз Алешковский, Дмитрий Бобышев, Эдуард Кузнецов.

5 августа в Париже умер Владимир Вейдле.

"Какой был Владимир Вейдле? Высокий, несколько грузный, доброжелательно барственный, открытый всем новым впечатлениям бытия. Лежа в госпитале, приятельствовал с соседями по койке - парижскими мастеровыми.

Приветствовал многих из новейших эмигрантов, прежде всего А.И.Солженицына, но и некоторых ученых недавно прибывших из Советского Союза, а также поэтов, прозаиков.

До самой катастрофы - 15-го июля, когда В.В. потерял сознание, был бодр, писал о своих замыслах, планах. Очень хотелось ему объединить все три эмиграции...

Владимир Вейдле был знаток искусства, историк культуры, мастер-эссеист, русский европеец, христианин в гуманизме, посол русской, но и европейской истинной России на Западе. Другого такого у нас нет и не скоро будет". (Ю.Иваск. "Новый журнал", #126).

26 сентября в США умерла Александра Львовна Толстая .

"Александра Львовна Толстая, младшая дочь Льва Николаевича, родилась 1-го июля 1884 года... Жизнь Александры Львовны неуклонно протекала в двух направлениях: жизнь с отцом, для отца, во имя основных отцовских идей - добра справедливости, правды, служения ближнему - и жизнь для России, для своего народа..." ("Новый журнал", #137).

23 сентября умерла "сказочница" И.Е.Сабурова в Мюнхене.

Книжная летопись

Алешковский Ю.
Песни. "Континент", #21.

Бахрах А.
Бунин в халате. По памяти, по записям. - Париж.

Беляков Г.
Иванова топь. Повесть. "Грани", #113.

Бетаки В.
Поколение "Тайной свободы". "Третья волна", #5.

Бобышев Д.
Зияния. - Париж.

Вейдле В.
На память о себе. - Париж.
Вдвоем друг без друга. Первая часть. "Новый журнал", #135-137.

Войнович В.
Путем взаимной переписки. - Париж.

"Владимир Войнович... давно знает, что - "не стоит", лгать не стоит, если ты - русский писатель. И читая этот сборник, читатель убеждается, что решение это было принято Войновичем задолго до "Ивана Чонкина", принесшего прозаику мировую славу, и реализовывалась эта позиция писателя в его произведениях с завидной последовательностью. В сборнике органично соседствуют вещи, опубликованные Войновичем в советской прессе, произведения, доселе не публиковавшиеся, хотя и давно написанные, и то, что печаталось на страницах таких зарубежных изданий, как "Грани"..." ("Континент", #21).

Высоцкий В.
Стихи. "Третья волна", #7-8.

Глезер А.
Стихотворения. "Третья волна", #7-8.

Гуль Р.
Я унес Россию. Продолжение. "Новый журнал", #136-137.

Димер Е.А.
Молчаливая любовь. Стихи и рассказы. - Нью-Йорк.

Довлатов С.
Юбилейный мальчик. "Континент", #19.
Высокие мужчины. "Третья волна", #7-8.

Елагин И.
Стихи. "Континент", #19.

Еремин М.
Стихи разных лет. "Континент", #21.

Ефимов И.
Без буржуев. - Франкфурт-на-Майне.

Зиновьев А.
Записки ночного сторожа. - Лозанна.

"Новая книга Александра Зиновьева - по сути дела, не новая: это утерянная в свое время глава из "Зияющих высот", нашумевших на весь мир...

В условиях Ибанска ночным сторожем оказывается, разумеется, интеллигент...

Сюжета в книге фактически нет, да и нужды в нем не имеется - заданы условия, несколько "правил игры", определяющих ибанскую действительность, и уже из них вытекает в железной логической необходимостью и то, что Кандидат, Физик и Сторож занимаются ремонтом (в порядке "левой" халтуры ремонтируют квартиру Чина, которая находится в доме, который построен бригадой Героя, который за это... и так далее и тому подобное). Из тех же правил вытекают и противоестественные роли других людей в обществе: секретарш, талантов, директоров, порядочных людей... Одно из этих правил гласит, что научный ибанизм как теория существует и развивается, а общество, строго базирующееся на нем и только на нем, деградирует, перейдя всякие пределы деградации, но почему-то не перестает существовать..." ("Континент", #20).

Ильин И.А.
О монархии и республике. - Нью-Йорк.

Иофе Ю.
Из книги "Итак итог". Стихи. "Грани", #111-112.

Кублановский Ю.
Стихи. "Вестник Р.Х.Д.", #128-130.

Кузьминский К.
Вавилонская башня. Отрывки из поэмы. "Континент", #20.

Лимонов Э.
Это я - Эдичка! - Нью-Йорк.
Русское. - Анн Арбор.

Максимов В.
Сага о носорогах. Повесть. "Континент", #19.
Ковчег для незваных. - Франкфурт-на-Майне.

Марамзин В.
Короткие рассказы. "Третья волна", #6.

"Моей жене подарили шубу. Тот, кому никогда не дарили шуб, ничего не поймет в этой истории. Шуба была большая. Шуба запахивалась. Это ценная шуба, из гималайских лисиц.

Жена обрадовалась шубе.

- Нет, - говорю, - спасибо, мы не можем принять вашу шубу.

- Почему это, не можем?

- Нам некуда ее повесить.

- А на крюк?

- Где ты видела, чтоб такие шубы на крюк вешали?

- Так купим плечики....

Все-таки шубу мы приняли. Не следовало этого делать. Я сразу понял.

Началось с друзей. Мои друзья иногда продают мне книги. Не сговариваясь, они повысили мне цены.

- Да что вы, ребята, - я говорю. - Да ведь это вот столько-то стоит.

- Стоило, может, когда-то. Они дорожают книги, ты знаешь...

Мы почти перестали бывать у знакомых.

- Ну и знакомые у тебя, - говорит мне жена. - Ни у кого вешалки приличной нет. Раздеваются в коридоре. Как я пойду к ним в шубе? Неважные у тебя приятели.

Это верно, что неважные; а раньше и не подумал...

Мой начальник как-то встретил меня с женой. Наутро он заговорил со мной доверительно. Он рассказал мне о собственной жизни, о своем трудном детстве.

- И несмотря на это, мать воспитала меня человеком. Я не украду, я не убью, не предам. Все это позволяет мне считать себя хорошим человеком.

Эти добродетели, видимо, были до поры глубоко в нем сокрыты. Я и не подозревал о них прежде..."

Смешнее, чем прежде. - Париж.

"В книге В.Марамзина собраны рассказы и повести, написанные в течение последних 16 лет... В той или иной степени все прозаики этого поколения (в особенности группа "Горожане", к которой принадлежит Марамзин) тяготеют к гротеску.

Порой приходится слышать о некоем "сдвиге" этих новых прозаиков, но дело, по-видимому, обстоит сложнее: если точкой отсчета взять то, что именуется реализмом (в любом его виде), то мы увидим, что сдвинулась и продолжает сдвигаться в сторону абсурда и гротеска сама советская действительность, в силу чего расстояние между нею и "нормальной" прозой увеличивается, а наиболее адекватной этой действительности оказывается сейчас именно проза гротеска и абсурда". ("Континент", #21).

Моршен Н.Н.
Эхо и зеркало. - Беркли.

Набоков В.В.
Стихи. - Нью-Йорк.

Неизвестный Э.
Три фрагмента. Главы из книги. "Континент", #21.

Некрасов В.
По обе стороны Стены. Часть вторая. "Континент", #19.

Покровская Н.
Родине. Сборник стихотворений. - США.

Полторацкий Н.П.
Монархия и республика в восприятии И.А.Ильина. - Нью-Йорк.

Ржевский Л.
Дина. Роман. - Нью-Йорк.

"Трудно совместить в одном лице литературоведа и мастера художественной прозы. Но есть исключения. И Леонид Ржевский относится к ним. Но если эротика его прежних прозаически произведений представляется мне несколько надуманной, то в "Дине" этой надуманности, надо сказать, нет и следа. В раскрытии характерной для Ржевского темы настоящей любви автор в этой книге глубок и проницателен, хоть и не лишен иногда мелодраматизма...

Роман написан прозрачными словесными красками, которые составляют контраст стремительному скоростному темпу развития действия. В Ржевском сочетаются и художник слова и психолог. В целом надо признать этот его роман удавшимся и интересным" (Вяч.Завалишин. "Новый журнал", #137).

Робсман В.
Живые видения. - Франкфурт-на-Майне.

"Виктор Робсман - журналист. Он много путешествовал по России. Был в Туркмении, Таджикистане, в Тегеране. "Живые видения" - не выдуманные истории. Но стиль их особый. Автор - в прошлом и составитель книги персидских сказок. Его дар мышления - дар именно сказителя, сказочника, а отнюдь не газетного очеркиста. Все его рассказы - в действительности легенды, сказы "видения". О чем бы он ни писал - "семейная" ли это хроника: воспоминания о дяде, сестре, - или описание жизни военного журналиста, или рассказ о путешествии в душном поезде через степи на Восток - всюду реальность, реальные герои становятся сказочными, легендарными.

Свой стиль В.Робсман унаследовал в какой-то мере от литературы начала века. Такую прозу условно принято называть "декадентской". Это цветистый, торжественный рассказ о действительности. Автор и не пытается заставить говорить своих героев обыденным языком. Это язык баллад, стихотворений в прозе..." ("Континент", #21).

Сапгир Г.
Стихотворения. "Третья волна", #5-6.

Седых А.
Далекие, близкие. Изд. 3. - Нью-Йорк.

"Живет в Нью-Йорке писатель, которого в 20-е годы весь русский Париж попросту и ласково звал просто Яшей. Русский Париж того времени - понятие не совсем обычное: это особый Париж, особые русские и особые годы...

Андрей Седых, в ту пору молодой журналист, словно почуял свою миссию - собрать, сохранить для России, для потомков по штриху, по крупиночке облик этих людей на последнем горьком отрезке их пути. Всех, о ком он пишет, он знал лично, пытливо в них всматривался, впитывал жадной памятью, приметливым глазом. Книга эта создавалась не в год и не в два. Она складывалась десятилетиями...

Без особых рассуждений, в, казалось бы, случайной встрече Седых умеет раскрыть главное в натуре, биографии, судьбе...

Бальмонт сказал о Седых: "Вы - многозоркий". То есть наблюдательный, ищущий. Вместе с отзывчивостью и добротой эти качества и позволили создать книгу, которую можно без преувеличений назвать одной из наиболее человечных книг последнего времени". (М.Муравник. "Континент", #21).

Сорокин Вяч.
Маленькие истории из цикла "Любимый человек". "Континент", #20.

Соснора В.
Летучий Голландец. - Франкфурт-на-Майне.
Из книги "1973". Стихи. "Грани", #111-112.

Терновский Е.
Приемное отделение. Повесть. - Франкфурт-на-Майне.

"Сила Терновского - в достоверном и убедительном изображении влияния сегодняшней советской системы на людей разных общественных слоев.

Развивается действие повести в приемном отделении московской больницы. Профессиональный опыт автора... придал этой повести яркий реалистический колорит. Но этот же опыт оформил и внутреннюю позицию автора. Перед нами - не книга о врачах и не "медицинский роман", а повесть о самых обычных больных и их близких..." (В.Казак. "Грани", #114).

Толстая А.Л.
Дочь. - Лондон.

Филандров В.
Джульетта из Генуи. Рассказы и повести. - Франция.

Хейфец М.
Отрывок из книги "Место и время". "Третья волна", #7-8.

Цветаева М.
Избранная проза. Предисловие И.Бродского. - Нью-Йорк.

Чиннов И.В.
Антитеза. - США.

Шаховская З.
В поисках Набокова. - Париж.

Шемякин М.
Стихотворения. "Третья волна", #5.

Сборники

Метрополь. - Анн Арбор.

"Хотя мы и раньше сознавали, что всякая на совесть сделанная литературная "штука" становится в нашей стране апокрифом и диссидентом, "Метрополь" поражает очевидностью подобного заключения, к которому каждый год приходит несколько хороших и разных писателей, относя заявления в ОВИР.

Парадокс в том, что авторы "Метрополя" как раз и восстают против этой фатальной логики. Это их страна от Балтики до Камчатки и они не собираются покидать ее добровольно. Они хотят жить в ней, пользоваться всеми правами и получать такое же удовлетворение от работы, как и создатели синхрофазотронов, парков, ракет и танцев в защиту мира.

Осуществлению этого справедливого требования препятствует цензура, и альманах объясняет ее произвол "неприязнью к непохожести", "мещанской ненавистью ко всякого рода чудачествам, отклонениям от нормы, преувеличениям", то есть к самому феномену искусства...

Авторы "Метрополя" надсмеялись над цензурой, и самых великодушных и беззащитных из них, не заручившихся ни задней мыслью, ни "высоким покровительством", ведут нынче на казнь молчания или изгнания...

Читая альманах, понимаешь, что русскому писателю ни в коем случае нельзя уезжать из страны. И еще понимаешь, что ему невозможно в ней оставаться. Какой вид казни ни выбирай, в выигрыше будут палачи. И нам вовсе не легче оттого, что победа их, по всей видимости, пиррова" (Э.Коган. "Континент", #21).

Память. Исторический сборник. Выпуск 2. - Париж.

Мой адрес - Советский Союз

Нестор Пушлер
Сочинения. "Континент", #19.

"Не надо ждать милостей от природы"

Скрестили раз со скунсами хорьков,
И вот приплод - писатель Михалков.

Посвящается Лермонтову-Кумачу

Молодым везде у нас дорога,
С южных гор до северных морей
Ночь тиха, пустыня внемлет Богу
Необъятной Родины своей.

В небесах торжественно и чудно,
С каждым днем все радостнее жить,
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Смеяться иль любить?

Широка страна моя родная,
И не жаль мне прошлого ничуть,
Я другой такой страны не знаю,
Я б хотел забыться и заснуть...

Поэта называют гражданином чаще всего в кабинете следователя...

Советское книгопечатание: гигант с хорошо развитой макулатурой...

Сто Марковых не стоят одного валютного Рабля...

Иударный труд оплачивается из расчета 30 серебреников в день..."