О РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ | О ЛИТЕРАТУРЕ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ | ПРЕМЬЕРА ГОДА | ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ | СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА | КНИЖНАЯ ЛЕТОПИСЬ

О русской литературе

"Русская литература, ее феноменальность и специфичность уже не раз объяснялись и трактовались нашими философами и исследователями. Основная ее особенность - ощущение себя не просто как одного из "родов человеческой деятельности", а как того - что имеет сакраментальный и онтологический смысл.

Как только она отрывалась от метафизики (60-90 гг. 19 столетия), так сразу тускнела. Мне кажется, что понятие "назначения", которое свойственно русскому литератору, - следствие нашей национальной психологии, сформировавшейся еще в несекуляризованные допетровские времена. Все виды культурной деятельности допетербургской Руси так или иначе были связаны с церковной жизнью, а ежели говорить глубже - с ощущением себя как "Божьей крупицы", как частицы Божьего замысла. Секуляризация мира, которая захватила Россию позднее, чем остальные страны, не смогла тем не менее вытянуть из "подпсихики" российского творца этого ощущения.

Ярчайший пример - пушкинская пора, на которой так ярко бликует вольтерьянство, атеизм и французская революция... Но чью судьбу, чье творчество той поры на возьми - от Пушкина, Баратынского до Языкова и Дениса Давыдова - мы всюду увидим тот же путь: от богохульства - к Богу и почвенническим началам...

Заложенная русской литературой "золотого века" времен ее наивысшего подъема ("Медный всадник" Пушкина, "Осень" Баратынского и т.д.) тема Бога и человека, бессмертия и умирания, Высшего Добра и абсолютного зла насытила Лермонтова и Тютчева, Достоевского и Толстого. И как это всегда было в великих литературах, в органических тканях их творчества сплетались патетика и ирония, трагедия и сарказм..." (Кублановский Ю., Добро и зло в современной литературе. "Посев", #8).

О литературе в Советской России

Осуждена Зоя Крахмальникова
"31 марта и 1 апреля 1983 года в суде Люблинского р-на Москвы слушалось дело писательницы, составительницы самиздатовских религиозных сборников "Надежда" Зои Александровны Крахмальниковой (1929 г.р.), арестованной 4 августа 1982 года. Обвинение было предъявлено по ст. 70 УК РСФСР ("антисоветская агитации и пропаганда"). Приговор: 1 год лагерей строгого режима и 5 лет ссылки..." ("Посев", #5).

Премьера года

В пригороде Лондона идет премьера пьесы Юрия Любимова по роману "Преступление и наказание".

Жизнь и смерть

Появляются новые журналы: "Форум" (Мюнхен), "Калейдоскоп" (Нью-Йорк), "Трибуна" (Париж), "Встречи" (Филадельфия).

Судьба человека

Эмигрируют Юрий Любимов и Георгий Владимов (в этом же году лишен советского гражданства).

Книжная летопись

Аксенов В.
Право на остров. Рассказы. - Анн-Арбор.
Аристофаниана с лягушками. Пьесы. - Анн-Арбор.
Бумажный пейзаж. Роман. - Анн-Арбор.

Алешковский Ю.
Карусель. Роман. - США.

"Лет пять тому назад, когда Юз Алешковский только покинул СССР, в одном из русских зарубежных журналов появилась заметка, где о его работе сказано было так: "в творчестве Алешковского проявила себя жизнеутверждающая народная стихия, смехом заклинающая тоталитаризм". Невзирая на многосложные причастия, что по свойственной им привычке обожрались несвежими - щами, рецензент практически не ошибался. Только, пожалуй, заклинает Алешковский не смехом, а - добром. Добром - во всех его проявлениях: от стопки водки, поднесенной несчастному и одинокому стукачу, до спасения души и жизни...

Алешковский говорит по-всякому: базлает, ботает, трекает, хрипло и печально шепчет в самое ухо, захлебывается от хохота; иногда - речет, вещает, но тотчас же стеснительно хмыкает. Но что бы он нам ни говорил... - невероятное, немыслимое количество добра буквально обрушивается на нас, какие-то световые гирлянды опутывают по рукам и ногам, мягко спружинивают, не давая свалиться в черную бездну; искаженные, смрадные, лживые, в дребезину обезбоженные существа, попадая под слово Алешковского, как бы взрываются изнутри ослепительным ассистом...

В романе "Карусель" Алешковский еще, пожалуй, пуще прежнего настойчиво обстраивает нас добром. Здесь он не опасается даже "лозунга", сентенции, а хотя бы - и призыва.

Читаем: "Держитесь, мужики, держитесь, не унывайте, пока живы мы еще, всем чертям и бесам мира с нами ничего не поделать, а если помрем, то не поделать тем более. Держитесь, оставаясь людьми, держитесь, бесконечно униженные насилием, произволом, хворями и голодухой, держитесь..." (Ю.Милославский. "Континент", #40, 1984).

Бобышев Д.
Звезды и полосы. Стихи. "Континент", #37.

Богачинская И.
СТИХиЯ. - Нью-Йорк.

Бродский И.
Новые стансы к Августе. - Анн Арбор.
Стихи. "Континент", #36.

Вайль П., Генис А.
Современная русская проза. - Анн-Арбор.

Войнович В.
Писатель в Советском обществе. "Посев", #9.

Волохонский А.
Стихотворения. - Анн-Арбор.

Гальперин Ю.
Болезнь. Рассказ. "Континент", #36.

Горбаневская Н.
Стихи. "Континент", #36.

Горенштейн Ф.
Муха у капли чая. Повесть. "Континент", #35-36.

Губерман И.
Бумеранг. Стихи. - Анн-Арбор.

Довлатов С.
Наши. - Анн-Арбор.
Зона. - Анн-Арбор, 1982.

"Книга Сергея Довлатова - публикация первой из его работ, рукописи почти двадцатилетней давности, которую автор не смог вывезти из страны и получал затем разрозненными кусками; многие из них так до него и не дошли. Но издание этой книги стало для него насущной необходимостью, потому что рождалась она не столько как литературное произведение, сколько как способ выжить, ухватиться за ускользающие привычные критерии, как соломинка для утопающего.

Сергей Довлатов начал писать свои заметки, будучи надзирателем в лагере для уголовников: опыт, мягко говоря, не совсем обычный для бывшего студента университета (только что исключенного и загремевшего в армию), "юноши из хорошей семьи"...

Оказавшись в лагере, юный и интеллигентный надзиратель поначалу глубоко презирает себя за недостойную роль, в которой оказался, и жалеет несчастных узников, но в конце концов его постигает поразительное и чудовищное открытие: истины нет ни в одной из этих двух точек зрения, ибо и преступники, и надзиратели настолько уподоблены друг другу, что просто взаимозаменяемы. У охраны тот же язык, тот же образ жизни, тот же способ мышления, что и у уголовников. Даже одежда похожа. И круг интересов не так уж сильно отличается..." ("Континент", #35).

"Все в этой книге помножено на выживание, все, казалось бы, исчерпано (язык зеков, лагерная тема, старые служаки с душами оборотней), а все же свежо и как-то ново.

Книга имеет подзаголовок "Записки надзирателя" - очевидно, это и является тем, ныне восполненным пробелом в неисчерпанной и поныне теме Большой Беды.

Души довлатовских героев перепутались в одинаковости условий, в похожести языка, желаний, помыслов...

В... отступлениях от основного текста "Записок", написанных уже в Нью-Йорке, Довлатов стремится суммировать все то ранее недоступное, что ныне в большинстве случаев оборачивается против него. Доброту свидетеля преступлений агонизирующего строя, где многими нами прожита первая половина жизни, некоторые пытаются рассматривать как банальное путешествие в периферийности мышления. Однако правдивые размышления Довлатова попадают при этом в "яблочко", вызывая у многих симптомы защитной реакции. На фоне потрясающих откровений бывших узников: А.Солженицына, В.Шаламова, А.Марченко, Э.Кузнецова, В.Буковского - довлатовское свидетельство волею судеб попавшего в конвойные войска как бы дополняет то недостающее звено, где над пропастью Добра и Зла души узников и надзирателей - суть одной и той же полустертой монеты советского повседневья. Переплетенья состояний, соучастие в одной поднадзорной судьбе, сочувствие (если хотите) друг другу постоянно враждующих сторон есть прямое свидетельство вечного позора покинутого нами Отечества". (М.Таранов. "Континент", #36).

Елагин И.
В зале Вселенной. Стихи. - Анн-Арбор

Иванова Л.
Воспоминания о Вяч. Иванове. Продолжение. "Новый журнал", #150.

Иваск Ю.
Похвала Российской поэзии. "Новый журнал", #150.
Образы России в мире Марины Цветаевой. "Новый журнал", #152.

Крахмальникова З.
Благовест. Повесть. - Цолликон.

"Жизнь в христианстве - исключительное явление современной России, а Зоя Крахмальникова - исключительное явление христианской жизни. Издевательства и преследования, наконец тюрьма и разгром сборников "Надежда" лишь подтвердили подвижническую основу деятельности этой женщины и стали еще одним свидетельством гонений в СССР за веру и Христа.
"Благовест" написан Крахмальниковой еще в 1974 году. Он вышел в свет именно теперь, как бы символизируя неистребимость, неиссякаемость знаменитых христианских чтений "Надежда", как бы продолжая и утверждая их. Перед нами повесть о сегодняшней России, о рядовой московской семье, о трагических события, которые в ней разворачиваются. Но по сути дела "Благовест" не только и не столько повесть как определенный литературный жанр, сколькая глубокая, сильная и страстная христианская проповедь. Сюжет здесь представляется скорее канвой, под которой ощущается подспудное течение напряженной духовной жизни". (М.М. "Континент", #37).

Кублановский Ю.
Новые стихи. "Континент", #36.
Ферапонтово. Этюд. "Грани", #128.
С последним солнцем. - Париж.

"С последним солнцем" Кублановского - на самом деле, конечно, книга избранного. Ее лучше было бы назвать "Из шести книг", если бы это название уже не было использовано Ахматовой. Но эти шесть книг почти без труда сливаются в одну. Их объединяют некие сюжетные единства, первое из которых - единство географии.

Географически поэзия Кублановского принадлежит славянской вселенной, сердце которой - Москва (хотя порой поэт и говорит о ней как о вырезанном сердце)...

Поэзия Кублановского есть поэзия, а не соединение замысловатых слов посредством малоиспользованного ритма, потому что она не страшится ничего и ни от чего не воротит носа. Поэзия оттого и выше жизни, что она берет всю жизнь как материал. На этом уровне не существует даже пошлости". (Л.Лосев, Поэзия как добродетель. "Континент", #37).

Липкин С.
Из книги "Кочевой огонь". Стихи. "Континент", #37.

Мамлеев Ю.
Изнанка Гогена. - Париж - Нью-Йорк, 1982.

"Рассказы Ю.Мамлеева - конкретная, до жути реальная картина того, как распадается и отчуждается от себя и от Бога личность, как совершается последняя катастрофическая метаморфоза - вобесновление человека. В них мы находим настоящую феноменологию греха, глубокие амартологические наблюдения, отличающие творчество лучших русских писателей: достаточно назвать имена Достоевского, Гоголя, Сологуба.

Не психология, не морализирование и декларация, а метафизически напряженное описание того огромного поля реальности, которое недоступно рассудку, но открыто мистической и художественной интуиции, - вот метод Мамлеева". (Т.Горичева, Круги ада. "Континент", #36).

Марков В.Ф.
Поэзия и одностроки (Предисл. Ю.Иваска). - Мюнхен.

Нарциссов Б.А.
Письмо самому себе. Сборник стихов и рассказов. - Вашингтон.

Одарченко Ю.
Стихи и проза. - Париж.

Одоевцева И.
Стихи. "Новый журнал", #153.
На берегах Сены. - Париж.

"Начну издалека и с очень личного. Мне даже как-то неловко признаться, что с Ириной Одоевцевой, автором книги воспоминаний "На берегах Сены", я знаком с очень-очень давних времен, примерно шестьдесят лет. Когда-то я довольно часто встречался с ней и ее мужем, Георгием Ивановым, затем наступали периоды, когда наши встречи становились крайне редкими или их вовсе не было. Тем не менее, наши отношения всегда оставались дружескими, и даже удивительно, что за такой долгий срок никакой "черной кошки" между нами никогда не пробегало.

Я отчетливо помню появление Одоевцевой в "инфляционном", провалившемся в тартарары Берлине начала двадцатых годов. Помню, как ошарашило литературную братию появление этой по тогдашним временам элегантной молодой женщины, с зеленоватыми, "как персидская больная бирюза", глазами и огромным черным бантом в волосах да еще в ореоле "Двора чудес", ее первого яркого и очень "своего" стихотворного сборника...

Как бы там ни было, столь продолжительное знакомство обязывает и о многом напоминает еще потому, что я знавал и большинство тех, чьи зарисовки составляют одоевцевскую книгу. Естественно, что я приступил к ее чтению почти с волнением.

Будучи и в прошлом усердным ее читателем, я был мало поражен тем, что она мысленно живет как бы в двух сосуществующих планах: одновременно в прошлом, некоем залетейском мире и в то же время в настоящем, который копошится перед ее окнами. Она вглядывается в него, однако не хочет примириться с ним, не хочет признать, что годы ушли и какие-то страницы перевернуты и невозвратимы. Может быть именно поэтому ей и хочется рисовать "героев" своих воспоминаний не совсем такими, какими они были, но оживленными и расцвеченными ее воображением..." (А.Бахрах. "Грани", #130).

Рафальский С.М.
За чертой. - Париж.

Ремизов А.М.
Учитель музыки. - Париж.

Сахаров А.
Фрагменты из автобиографической книги. "Континент", #36.

Солженицын А.
начинает издавать серию томов "Красное колесо" - Париж.

Сухотин М.
"Один в поле не воин" и другие стихотворения. "Континент", #37.

Чиннов И.
Стихи. "Новый журнал", #150-153.

Странник (Шаховской Д.А.)
Удивительная земля. - Калифорния.

Яновский В.
Поля Елисейские: Книга памяти. - Нью-Йорк.