Русский Журнал
/ Круг чтения / Век=текст www.russ.ru/krug/vek/20020226_a.html |
Век=текст, зарубежье, выпуск 60 1984 год Анастасия Отрощенко Дата публикации: 26 Февраля 2002 Вместо эпиграфа "Александр Македонский, Цезарь и Наполеон наблюдают парад войск на Красной площади. О литературе в Советской России "Для разбирающегося в Советской "символике" и имеющего глаза - все в СССР носит характер знака: так, тираж книги, престижность ее оформления и т.д. - ясно свидетельствует о "ранге" поэта в глазах властей. С каждым разом богаче, например, издается Юнна Мориц: долго ее мариновали, и вот под пятьдесят кто-то спустил "добро" и - пошла в гору. "Почвенные" И.Шкляревский или С.Куняев хоть и издаются не столь помпезно, как литературные бонзы вроде Вознесенского или Евтушенки, - но вполне добротно и часто. Ахаешь на последние тиражи любимца читающей публики Фазиля Искандера после массовых - прежних книг: теперь 25 или 50 тысяч экземпляров... Зато тираж повестей и романов Б.Окуджавы - за его спокойное поведение - чуть не в десять раз выше. В этом смысле - еще до начала чтения - новый стихотворный сборник Беллы Ахмадулиной (по общей популярности сейчас сравнимой лишь с тем же Б.Окуджавой) - вызывает ощущение некоего шока: словно Ахмадулина "по иерархии" пролетела сразу "двадцать три ступени вниз". Даже первый (двадцатилетней давности) ее сборник "Струна" производит впечатление какого-то полиграфического пиршества - по сравнению с нынешним, а тираж "Тайны" (название новой книги) - 25 тысяч экземпляров - меньше, чем у любой смазливой выпускницы Литинститута... И участие в альманахе "Метрополь", и независимость поведения, и, наверняка, не те дружбы - все отозвалось на тираже и полиграфии. Зато существенно - вверх - ушла поэтическая тема Беллы Ахмадулиной: по новому сборнику очень ощутимы ее рост и видоизменение лирического диапазона. С Ахмадулиной произошло то же, что с каждым русским поэтом, когда из блестящей столичной и дачной круговерти он вдруг вырвался (иногда, как Пушкин, вовсе и недобровольно) - в свое... "поэтическое имение" и его обступала нутряная Россия во всем своем многоголосье и мощи. Таким имением оказались для Ахмадулиной окские места под Тарусой, и в прошлом касаемые ее поэзией, но лишь в последние годы властно ею завладевшие и ставшие "многосюжетной" темой "Тайны"..." (Ю.К. "Грани", #131). О поэзии Аксенов В. "...В эмиграции, болтаясь в потоках чужой речи, особенно начинаешь ценить русскую рифму. Благодарение Богу, она еще не утрачена! На Западе рифмованные стихи считаются детской игрушкой или куплетами для бродвейских оперет. Нелегко бывает объяснить студентам значимость рифмы для русского стиха. Она, шалунья, придает поэтичность... даже и пустому ведру. Вот Пастернак однажды высказался на эту тему так: Поэзия, когда под краном Не исключено, что сама мысль возникла от неожиданной рифмовки "трюизм - струись". Конечно, в поэтическом слоге накал сильнее, чем в прозаическом. Беру и с той и с другой стороны нечто усредненно хреновое. Вот, скажем, прозаик пишет фразу: "Он вошел, снял пальто и..." Поставленный в таком порядке зловредный союз "и" требует либо завершения, либо продолжения. И швырнул его в огонь, что ли? Глупо. И повесил его, разумеется. И на что же он его повесил, не на бычий же рог, откуда тому тут взяться? И повесил его, разумеется, на вешалку, господа; такая проза! Усредненно хреновый рифмач в элементарном и вполне дурацком поиске рифмы может достичь здесь вольтажа повыше. "Он вошел, снял пальто и уехал на авто" - извольте, какое значительное пространство поместилось... Русский поэт - это, конечно, не только строчки, но и "другие долгие дела", и прежде всего личность, образ, миф. У поэта всегда меньше профессионального литературного, чем у прозаика, вот почему многие хорошие поэты в прозе и в других жанрах, требующих профессионализма, иной раз оказываются несостоятельными. Образ поэта переживает не только его тело, но и строчки. Понятие "поэт своего времени" сложнее строчек и всего словесного. В создании образа участвуют, во-первых, не только его собственное перо, но и чужие... - вспомним ахматовское "тебе улыбнется презрительно Блок, трагический тенор эпохи"... - а, во-вторых, и далее все опосредованное и пережитое, все вдохновения и унижения, вся аура времени. В этой связи для меня нелепостью звучат ахматоборческие идеи Алексея Цветкова, его попытки лишить поэтессу укоренившегося титула "великая", основанные на структуральном, надо думать, анализе строчек, на мнимых недостатках словаря..." Жизнь и смерть Появился журнал "Стрелец" (изд. "Третья волна"). В отличие от альманаха ("Третья волна"), журнал "Стрелец" смотрится именно журналом. И это говорит о профессиональном росте издателя. Журнал делать сложнее, чем альманах, - ведь в журнале, наряду с необходимой литературно-художественной "начинкой", нужен отклик "на злобу дня", даже если журнал выпускается раз в триместр... Разумеется, первый номер любого журнала - некий "парад-алле", когда перед читателем лучших из лучших. Но то, что "Стрелец" как бы снял пенки со всего лучшего, что сейчас есть в сфере культуры, литературы, искусства, как в неофициальной отечественной, так и в нашей диаспоре, - доказывает, что к "новорожденному отнеслись с доверием. В начале номера - благожелательные напутствия В.Максимова, А.Седых и др. ..." ("Континент", #40). Создаются: "Русское самосознание" (НЙ), "Страна и мир" (Мюнхен). Судьба человека Георгий Владимов назначен гл. ред. ж-ла "Грани". Юрий Любимов лишен советского гражданства. В СССР возвращается дочь Сталина Светлана Аллилуева. Книжная летопись Берберова Н. Бетаки В. Бородин Л. Бродский И. Валентин З/К (Соколов) Владимов Г. Горбаневская Н. Делоне В. Осенью 1968 года, когда Вадим Делоне ожидал в тюрьме суда и приговора - за свой "глоток свободы", за выход на Красную площадь в знак протеста против оккупации Чехословакии, - прочитавший его стихи Корней Иванович Чуковский написал о нем в кратком отзыве: "Первое впечатление: незрелые стихи очень даровитого мальчика. Иногда не выдержан ритм, иногда небрежна рифмовка. Но всегда есть крепкий лирический стержень - верный признак подлинного поэтического дарования". Выразив надежду, что советские читатели приобретут в лице Вадима Делоне "сильного большого поэта", Чуковский дал согласие, чтобы его мнение было оглашено перед судьями, что и было сделано защитником Делоне - Софьей Васильевной Каллистратовой. Судья Лубенцова выслушала внимательно - и прибавила еще год. Они всегда понимают, в чем таится опасность... В предисловии к поэтическому сборнику Вадима Делоне сказано: "К сожалению, большое число его стихов 60-70-х годов было изъято на обысках, и во многих случаях это были единственные экземпляры. Часть их поэт восстановил по памяти, часть пропала безвозвратно". Горько читать такие слова. Остается вчитываться в то, что осталось. Остается вглядываться в странное, чуть асимметричное, но такое прекрасное лицо исчезнувшего год назад - из жизни, но не из памяти - поэта. Мне мнилось - будет все не так. Друскин Л. Закович Б.Г. Зиновьев А. "В результате третьей мировой войны все крупные государства планеты были разрушены. Население сократилось по меньшей мере в десять раз. От эпидемий, явившихся следствием применения бактериологического оружия, почти полностью вымерло население Юго-Восточной Азии, Африки и Латинской Америки. Мир распался на бесчисленное множество мелких человеческих объединений. Разрушительные последствия от борьбы между ними довершили страшный процесс крушения цивилизации. Иваск Ю.П. Ковалев А. Кривошеина Н. "У большинства старых эмигрантов, родившихся в России, переживших революцию и ужасы самой кровавой в истории человечества гражданской войны для того, чтобы попасть на чужбину и вкусить там прелести Второй мировой войны, есть что рассказать. Однако мало кто среди этих эмигрантов не только пережил вышеупомянутую эпопею, но к тому же попал затем в ловушку кремлевской пропаганды, обогатив свой житейский опыт добровольным возвращением на "родину", открытием дьявольской сущности советского "рая" и, наконец, чудотворным образом вернулся в "родной" Париж... Поэтому воспоминания Нины Алексеевны Кривошеиной (увы, незаконченные) являются ценнейшим свидетельством: их автор, пережив весь цикл хождения по мукам, с 1919 по 1974 год (из коих 27 в советском "раю"), сумел описать свой жизненный опыт талантливо, правдиво и без малейших прикрас..." (М.В.Гардер. "Новый журнал", #156). Липкин С. Лосев Л. Неизвестный Э. Неймирок А. Рафальский С. Ржевский Л. Таубер Е.Л. Филиппов Б. Чиннов И.В. Шнеерсон М. Юнн М. Сборники: Спор о песне Отрывок из рецензии на статью А.Синявского Река и песня, "Синтаксис", #12. "О русских народных песнях существует огромная литература. О них писали не только ученые, но и все великие русские поэты. "Покажите мне народ, у которого бы больше было песен!" - требовал Гоголь... Писать о песнях сегодня значит меряться силами с такими богатырями как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Аполлон Григорьев, Блок, Бунин... Правда, в наши дни русский народ, который прежде "пеленался, женился и хоронился" (Гоголь) под песни баб, почти перестал складывать собственные песни и повторяет те, которые слышит по радио. Раскрывая журнал "Синтаксис", я думала, что найду в статье Синявского о песне размышления о том, почему иссякли ключи народного песенного творчества. Но с первых же строк заметила, что автор испытывает к народным песням брезгливое отвращение. Синявский, вероятно, видел бурлаков только на картине Репина, а "Дубинушку" слышал лишь на пластинке в исполнении Шаляпина. Но даже этой шаляпинской пластинки достаточно, чтобы почувствовать мощь и грозную удаль бурлацкой песни. Однако Синявский уверяет, что "...ничего особенного не содержалось в этом вытье... Идут они по Волге... и поют сиплыми голосами". Издеваясь над поющими русскими людьми, он покрякивает от удовольствия, вызванного сознанием своего превосходства и остроумия, и приговаривает: "Чем тебе не Орфей!", "Знай наших... Пущай поет!" (как будто народ, не знавший о его существовании, нуждался в его разрешении). Заметно, что народ знаком Синявскому, как многим столичным литературным гомункулусам, лишь по литературным источникам. Более всего понравилось ему пристрастное сообщение Горького, пытавшегося в угоду Ленину оправдать разгон Крестьянского Исполкома и крестьянских съездов советов, и написавшего будто во время Первого съезда крестьяне загадили вазы в Зимнем дворце..." (Нина Муравина. "Континент", #41). |