Стихотворение года

...о тоска невыразимая!
Г. Айги

пыль в горсти
и соль на губах
замри сердце

А.Макаров-Кротков. Стихотворение опубликовано в кн: "Дезертир". Книга стихов. - М., 1995.

События

В 1987 году за книгу "Огонь, мерцающий в сосуде" (М., 1986) С.Куняеву была присуждена Государственная премия РСФСР. По этому поводу состоялся "обмен любезностями" между Е.Евтушенко и В.Кожиновым.

Евтушенко Е.
Премированное недоброжелательство // "Литературная газета", #2.

"Присуждение Государственной премии РСФСР имени М.Горького С.Куняеву как критику-публицисту у меня вызвало чувство возмущенного негодования┘

Обратимся к премированной книге. Вот, например, прямые оскорбления В.Высоцкого: "Высоцкий много отдавал за эстрадный успех. У "златоустого блатаря", по которому, как сказал Вознесенский (?! - Е.Е.), "должна рыдать Россия", нет ни одной (! - Е.Е.) светлой песни о ней, о ее великой истории, о русском характере, песни, написанной с любовью или хотя бы (! - Е.Е.) блоковским чувством┘"

Если собрать всех адресатов куняевских нападок, то выяснится, что их общее качество, которого Куняев физически не переносит, - это популярность┘ Надо научиться прощать другим популярность большую, чем твоя, ибо эта популярность не всегда фальшивая, дешевая, иногда выстрадана всей жизнью, заслужена талантливостью, которую не высидишь при всей усидчивости, свойственной амбициозным посредственностям┘

Куняев, как и все другие литераторы, конечно, вправе высказывать свои, даже самые резкие, оценки, но премировать от имени России агрессивное недоброжелательство к стольким живым и мертвым - как это можно было позволить?..

Нехорошо, некрасиво, когда Куняев принижает поэзию Слуцкого ("┘Ни о каком окопном товариществе здесь нет и речи. Политрук Слуцкого сремится к своей цели любой ценой, а "славяне и елдаши" для него лишь винтики войны"), Межирова ("для него, баловня судьбы, сибарита", война "как бы грозный, но все-таки театр"), Окуджавы ("арбатская хемингуэевщина")┘

И уж совсем морально непозволительно, когда Куняев с холодной издевкой насмехается над молодыми поэтами, когда-то погибшими на фронте - П.Коганом, А.Копштейном, Н.Отрадой, М.Кульчицким, доходя до бестактного ернического обобщения, говоря, что их стихи были "похожи на попытки художников Французской революции изображать героев 1789-1793 годов в греческих шлемах, в античных туниках, с короткими мечами и щитами времен Троянской войны"┘

Как русский поэт, русский читатель я возражаю против решения о присуждении С.Куняеву Государственной премии РСФСР".

Кожинов В.
Встречное чувство возмущенного недоумения" // "Литературная газета", #3.

"Евтушенко высказывает крайнее возмущение прежде всего страницами книги, посвященными Владимиру Высоцкому. И, естественно, возникает встречное "чувство возмущенного недоумения", ибо автор письма в "ЛГ", в сущности, не охарактеризовал ту книгу, которую объявляет не заслуживающей премии. Ведь разговор о Высоцком занимает всего лишь 20 из 300 ее страниц┘

Должен сразу же сказать, что я далеко не во всем разделяю позицию Куняева в отношении Высоцкого. Во-первых, некоторые его песни - такие, как "Штрафные батальоны" или "Кони привередливые" - я достаточно высоко ценю. С другой стороны, Куняев, на мой взгляд, слишком тесно связал самого Высоцкого и его фанатичных поклонников┘

Но я не вижу ровно ничего заслуживающего "возмущения" в том, что Куняев выразил свое неприятие общей направленности песен Высоцкого, сказав, например, что "песни эти не боролись с распадом, а, наоборот, эстетически обрамляли его" (эти слова Евтушенко квалифицирует как "прямое оскорбление"). Евтушенко очень любит поговорить о демократии. Но почему же он столь нетерпим к иному мнению.

Впрочем, Евтушенко - о чем не раз рассуждал и он сам, и его критики - человек "разный", "многоликий"┘ За несколько месяцев до этого письма он уже писал о Высоцком на страницах альманаха "Современная драматургия". Отметив, что Высоцкий - "талантливый человек", Евтушенко тут же утверждает, что его "настоящее лицо" приходится разглядывать "сквозь накипь кликушества, причитаний, порой лицемерно-надрывных, а иногда искренне-глуповатых". И еще: "Владимир Высоцкий, по моему мнению, не был ни большим поэтом, ни гениальным певцом, ни тем более композитором", - но ведь и пафос Куняева направлен именно против провозглашения Высоцкого "великим" и "гениальным".

Словом, Евтушенко попросту вводит в заблуждение тех, кто не читал книгу Куняева┘

Все дело в том, что цель Евтушенко - отнюдь не в защите Высоцкого (которого, как мы видели, он и не столь уж высоко ценит), но в нападении на Куняева. Почти четверть своего текста Евтушенко посвятил "разоблачению" будто бы определяющей все критические суждения Куняева "зависти": Куняев-де "физически не переносит" чужую популярность.

Надо прямо сказать, что, обратившись к теме "зависти", Евтушенко вступил на крайне опасный для себя путь. Вот что рассказала в своих воспоминаниях вдова Высоцкого, избравшая форму прямого обращения к своему мужу: "Официальные поэты Евтушенко, Вознесенский благосклонно улыбались, когда ты приносил свои стихи. Никто никогда не сдержал слова┘ обещая содействовать их публикации┘" Я не стремлюсь "сравняться" с Евтушенко в приемах полемики; я хочу только сказать, что, применяя его "метод", ничего не стоит обвинить его самого в нежелании в свое время оказать помощь очень сильному "конкуренту"┘

Евтушенко не спорит; у него, как мы видим, иные задачи. Письмо, присланное им в "ЛГ", продиктовано, в сущности, не стремлением опровергнуть позицию Куняева, а желанием лишить его общественного признания. Ясно видно, что, будь это во власти Евтушенко, он "отнял" бы у Куняева присужденную ему премию. Не так давно критик В.Жигунов, говоря на страницах "ЛГ" о "слабых" и "трафаретных" произведениях, отмеченными Государственными премиями СССР в период застоя, назвал среди них и поэму Евтушенко "Мама и нейтронная бомба", которую "при всем усердии не мог дочитать". Но Жигунову явно даже не пришло в голову ставить вопрос так, как ставит Евтушенко: "Я возражаю против решения".

И в заключение я все же хочу сказать, что публикация письма Евтушенко сыграет положительную роль, ибо многие поймут теперь, сколь обманчивы могут быть крики о демократии, которые мы слышим сегодня из уст не только Евтушенко, но и целого ряда других литераторов".

Опубликованы:

Алешковский Ю.
"Не унывай, зимой дадут свиданье┘" // "Новый мир", #12.

Бродский И.
Стихи // "Нева", #3.
Стихи // "Радуга", #2.
Стихи из книги "Урания" // "Литературное обозрение", #8.

Булгаков М.
Роковые яйца. Повесть // "Литературный Киргизстан", #1.

Галич А.
Городские романсы. Стихи // "Новый мир", #5.
Когда я вернусь. Стихи // "Знамя", #6.

Горький М.
Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре. Публ. и прим. И.Вайнберга // "Литературное обозрение", ##9,10,12.

Гроссман В.
Жизнь и судьба. Роман // "Октябрь", ##1-4.

Гумилев Н.
Избранные стихотворения. - М.

Даниэль Ю.
Дом. Стихи // "Новый мир", #7.

Добычин Л.
Рассказы. Вст. ст. В.Каверина. Послесл. Вик.Ерофеева // "Литературное обозрение", #3.

Домбровский Ю.
Факультет ненужных вещей. Роман. Публ. К.Ф.Домбровской-Турумовой. Вст. сл. Ф.Искандера // "Новый мир", ##8-11.

Елагин И.
Тяжелые звезды. Стихи. Вст. сл. Е.Витковского // "Новый мир", #12.

Заболоцкий Н.
Вешних дней лаборатория. Стихотворения. (1926-1937 годы). - М.

Замятин Е.
Мы. Роман // "Знамя", ##4-5.
Литературно-критические статьи. Комм. и подг. текста А.Ю.Галушкина // "Литературное обозрение", #2.

Клычков С.
Чертухинский балакирь. Романы. - М.

Клюев Н.
Завещание. Избранные стихи. - М.

Коржавин Н.
Танька. Поэма // "Знамя", #12.

Кублановский Ю.
Из книги "С последним солнцем". Стихи // "Знамя", #11.

Липкин С.
Жизнь и судьба Василия Гроссмана. Страницы из воспоминаний // "Литературное обозрение", ##6-7.

Мандельштам О.
Четвертая проза // "Радуга", Таллин, #3.

Набоков В.
Машенька. Защита Лужина. Приглашение на казнь. Другие берега (фрагменты). Романы. - М.

Олейников Н.
Перемена фамилии. Стихи. Сост. В.Глоцер. - М.

Пастернак Б.
Доктор Живаго. Роман. Публ., подг. текста и комм. Е.Б.Пастернака и В.М.Борисова. Вст. сл. Д.С.Лихачева // "Новый мир", ##1-4.

Платонов А.
Чевенгур. Роман // "Дружба народов", ##3-4.

Сапгир Г.
Сатиры и сонеты // "Новый мир", #12.

Сологуб Ф.
Свет и тени. Избранная проза. - Минск.

Хармс Д.
"Я думал о том, как прекрасно все первое!" Публ. и вст. ст. Вл.Глоцера // "Новый мир", #4.

Ходасевич В.
Державин. Вст. ст. и комм. А.Л.Зорина. - М.

Чичибабин Б.
Стихи // "Дружба народов", #10.
Стихи // "Радуга", #7.
Стихи // "Сельская молодежь", #2.
Стихи // "Литературная газета", #34.
Стихи // "Литературное обозрение", #11.

Шаламов В.
Проза, стихи. Публ. и подг. текста И.П.Сиротинской // "Новый мир", #6.

Кафка Ф.
Замок. Роман. Пер. Р.Райт-Ковалевой // "Иностранная литература", ##1-3.
Из дневников. Письмо отцу. Сост., пер., с нем. и прим. Е.Кацевой. Предисл. Е.Книпович. - М.

Гессе Г.
Письма по кругу. Художественная публицистика. - М.

24 мая умер А.Ф.Лосев.

"Умер Алексей Федорович Лосев - это звучит, как слова из античной легенды: "Умер великий Пан!" Словно мы выглянули утром в окно и видим, что гора, на памяти поколений замыкавшая горизонт, за ночь исчезла.

Его хочется сравнивать именно с явлением природы. Немецкий философ Освальд Шпенглер говорит где-то о людях, мысль которых сильна, а кровь - слаба; Лосев был совершенно не таков. В самой его мысли ощущалась кровь, живая и очень густая. Недаром он был родом с Дона. Да, он прожил свою жизнь как умственный труженик, изощривший свой ум десятилетиями кабинетного затворничества, принесший в жертву работе свое зрение; как подвижник, избравший мысль и не оставивший для своих дней никакого другого наполнения. Но за такой сосредоточенностью - не утонченная худосочность, а, скорее, избыток стихийных сил, устремившихся в русло единой страсти┘

Со времен Василия Розанова и Павла Флоренского не было, кажется, никого, кто отважился бы с такой последней откровенностью говорить на темы, которые принято называть отвлеченными. Каждое слово плотно и весомо, каждое слово имеет запах и вкус - это, между прочим, очень сильная проза, не вопреки, а благодаря своей угловатости, неприглаженности.

Русская безудержность и греческий порядок мысли. Испытываешь интеллектуальное удовлетворение, соображая, что его жизнь окончилась в день, посвященный памяти Кирилла и Мефодия, которые впервые подружили славянское слово с константинопольским любомудрием┘

С благодарностью вспоминая, как много сделал профессор, лауреат Государственной премии СССР Лосев, мы не смеем забывать, в каких условиях ему пришлось работать. Почти четверть века он не имел возможность напечатать ни единой оригинальной работы; его имя было предано забвению, он был отлучен от того, что в 30-40-е годы считалось философской мыслью. У другого опустились бы руки; но его трудовое упорство не могло одолеть ничто. В уединении он продолжал свое дело. И в конце концов выяснилось то, что выясняется всегда: что времени нужны не те, кто ему, времени, поддакивает, а совсем иные собеседники" (С.Аверинцев // "Литературная газета", #22).

Избранные цитаты

Окно

Морозный день, в кафе немного посетителей. Старый гардеробщик, сгорбленный и кривоногий, в высоких, до колен, громоздких валенках, с квадратным темным и рыхлым лицом, принес с кухни себе за барьер стакан чая и баранку, поставил дымящийся стакан на подоконник, сел, кряхтя, на сапожный ящичек, затем, пригладив рукой серую щетинку на голове, неторопливо схлебнул со стакана, глядя на окно, и вдруг задумался, рассматривая морозные узоры на стекле.

Гардероб был небольшой, вешалки стояли тесно, и в узком проходе между ними, в глубине, было окно, у которого сидел гардеробщик. Окно имело форму трапеции, сужалось книзу и состояло из монолитного стекла с наклоном на улицу.

Мороз разрисовал стекло без особой фантазии, сбегающими сверху вниз витыми шнурами. Но с улицы прямо в окно било солнце, и ледяные шнуры горели и сияли, ослепительно голубые и серебряные, и все окно было блеск и всполохи чистого белого ломкого света. Гардеробщик смотрел на окно и вспоминал, видел что-то давнее, полузабытое, из детства: деревенский полуденный лес, все белое и круглое, в острых искрах; черные, слепящие на солнце пузыри лесного ключа; видел санный след, натертый до стеклянного блеска, морозную радугу, столбом текущую в небо за селом┘

Из зала вышел посетитель и встал у перегородки. Это был высокий и полный старик, седой, с аккуратной бородкой и розовыми бритыми щеками, прямой, как военный, но с палкой. Он хорошо пообедал, выпил рюмку коньяка и выкурил папиросу, был благодушен, размягчен. Он увидел недопитый чай на подоконнике, короткую щетину на наклоненной голове гардеробщика и выражение печали, странное на грубом и темном его лице, и усмехнулся; но приставил осторожно, не стукнув, палку к перегородке и тоже стал смотреть в окно.

Оно живо напомнило ему: он, молодой доцент, в гулкой и холодной пустой аудитории, еще нет звонка, нет студентов, а такое же прозрачно-ледяное окно слепит, слепит, и какое-то волнение, и надежды, и радость. Когда это было? Лет тридцать назад, сорок? "Да, молодость, надежды┘ горизонты┘" - подумал он неопределенно.

Гардеробщик повернул от окна рябое лицо, и высокий старик рассеянно улыбнулся гардеробщику. И взволновался, увидев ответную тихую, понимающую улыбку. Гардеробщик снова отвернулся к окну. Он не сразу встал и пошел к старику, и это было хорошо, это было то, что нужно. "Да, мы понимаем друг друга, - рассеянно думал высокий старик. - Понимаем. Ах, хорошо┘ хорошо".

Потом гардеробщик подавал старику шарф, каракулевый "пирожок", держал перед ним тяжелое, с каракулевым воротом, пальто, и так же оба улыбались, одинаково понимающе и грустно, и гардеробщик, улыбаясь, смахивал с плеч старика что-то невидимое и, улыбаясь, провожал к двери и кланялся в его прямую спину.

Вл.Савченко. Редкий день. Повести и рассказы. - М.

Действующие лица и исполнители

Чупринин С.

"Мы легковерны.
О чем речь?
А вот, в частности, о чем. Широко распространено мнение - я и сам, грешен, не раз его высказывал, - что массированная, обвальная публикация в периодике, во-первых, так называемого "литературного наследия", а во-вторых, так называемой "политической беллетристики" почти перекрыла современным прозаикам путь на журнальные страницы┘

Мы думаем, что современным прозаикам пришлось взять тайм-аут. Мы полагаем, что воды текущей беллетристики иссякли. Мы надеемся, что настоящая литература заслоном встала на пути маловысокохудожественной серости, вытеснила собою добротное "литсереднячество"┘

Так вот: ничего подобного!..

По-прежнему положительный председатель РАПО (в 50-е годы он был бы директором МТС, в 60-е и 70-е - директором передового совхоза) отважно бросает вызов отрицательному - но, конечно не первому! - секретарю обкома и, естественно, побеждает (повесть Виктора Веретенникова "Беркуты" в четвертом и пятом номерах "Молодой гвардии").

По-прежнему убеленные благородными сединами милицейские полковники берут верх в схватке с теми, кто жиреет благодаря нетрудовым доходам┘ (роман Ларисы Захаровой и Владимира Сиренко "Петля для полковника" в третьем и четвертом номерах того же журнала).

По-прежнему с ностальгической грустью перебираются в памяти впечатления босоногого детства и на ум приходят то мальчишеские проказы, то щедрые застолья в родительском дому, то сенокос, то еще что-нибудь радующее своей бесконфликтной незамутненностью (повесть Василия Иванова "Третий родник" в мартовском номере "Звезды")┘

Отчего так уныло, так безрадостно становится на душе, когда прочтешь подряд эти столь разные произведения - и вполне, казалось бы, добротные, и те, что безусловно, стоят за гранью искусства?

Будто не переламывалось на наших глазах время. Будто Булгаков и Платонов, Гроссман и Пастернак не напомнили всем нам о том, что такое настоящая литература┘

Но ведь волна "литературного наследия" рано или поздно схлынет.
Что тогда будем мы читать?
Роман "Петля для полковника", повесть "Третий родник"?
Неужели они действительно определяют собою уровень современной прозы?

Или, может быть, все-таки дело в ином? В том, что не так и не то отбирают для печати? В том, что по-прежнему режимом наибольшего благоприятствования пользуется не дерзкое и не гневное, а бесцветно-аккуратное, никакое слово? В том, что перестроившись по отношению к "литературному наследию", в журнальных редакциях не набрались пока духу, чтобы так же перестроиться по отношению и к современной прозе?

Пора бы и этой перестройке наконец свершиться".

Битов А.

"Смешно же┘ читанный-перечитанный, давно известный за рубежом "Пушкинский дом" называть литературой этого года", - заметил Владимир Гусев, выступая на "некруглом столе" критиков в новогоднем номере "ЛГ".

Ну, а как назвать? Не литературным же событием 1971 года? Не можем же мы отправить роман туда, назад, переверстав соответствующим образом газеты и журналы чуть ли не двадцатилетней давности, как в фантастическом романе?

Снова - в который раз - мы сталкиваемся с феноменом запоздавшей прозы, странным феноменом нашего времени, и вместе с чувством горького удовлетворения (торжествует-таки литературная справедливость) возникает тревожный вопрос: ну, а что несет эта проза дню сегодняшнему? Не устарела ли?..

Ясно одно: есть некая вертикаль индивидуального писательского пути. Будущий историк литературы поместит "Котлован" в двадцатые годы творчества Платонова, а "Пушкинский дом" отнесет, допустим, к "раннему Битову".

Но мы имеем право, более того - должны рассматривать все, напечатанное нынче, как вехи современного литературного процесса. И сколько бы мы ни смеялись, "Котлован" Платонова в читательском сознании соседствует с "Детьми Арбата" Рыбакова и "Пушкинским домом" Битова. Их читают сегодня. Они приметы нынешнего времени, его знаки┘

Современность "Пушкинского дома" не в угаданных героях, не в современно звучащих диалогах и даже не в напряжении авторской мысли.

Впрочем, это всегда интересно - следить за ходом мысли Битова, и само по себе напряжение мысли, наверное, в последних опубликованных вещах Битова - "Фотография Пушкина" и "Человек в пейзаже" - куда выше.

И все же рискну заявить: художественно "Пушкинский дом" значительнее (или, может, сейчас - нужнее?). Тут многое значит герой. Воздух современности, который превратился в воздух истории. Сюжетность, еще не утраченная по мере усложнения точки зрения автора на мир и усложнения литературных задач┘

Так в чем же все-таки современность романа, да и вообще, о чем он?..

Вопрос "о чем", столь обычный по отношению к беллетристике, по отношению к прозе Битова┘ некорректен. "О чем" здесь существует лишь вместе с "как"┘

Роман Битова - это не музей, не охрана, а переживание культуры┘
Это не роман-музей, как коварно настаивает автор, а роман-пародия (я пользуюсь термином в тыняновском смысле). Пародийное осмысление русской классики, конечно, не инструмент ее осмеяния, но попытка осмыслить неустоявшееся новое содержание (современность) в соотнесении с отлившимися, завершенными формами культуры прошлого. То есть инструмент испытания современности". (А.Латынина. Дуэль на музейных пистолетах // "Литературная газета", #4).

"Автор романа не проповедует свободу - он живет ею. Битовская неповторимая интонация, гибкая и остроумная фраза устремлены к самой сути характеров и ситуаций, но нормативности и заданности в романе нет нигде┘ Авторская ироничность не уедает и не унижает нас - она раскрепощает, без усилия отбивает охоту к "детсадовским" разговорам, к "доминошным" штампам мышления.

Битов не боится высказывать мысли новые, непривычные для слуха. Ему чужды всяческие штампы - в том числе и либеральные. Свободный автор пишет о свободном герое для свободного читателя". (Вл.Новиков. Тайная свобода // "Знамя", #3).

Савченко Вл.

"Маленькую книжечку, вышедшую пятитысячным тиражом в издательстве "Московский рабочий", можно было бы и не заметить. Но возьмите на себя труд прочитать ее - и вы убедитесь в том, что в каждом из коротких рассказов действует свой герой, не похожий на других ни характером, ни строем речи, ни своими надеждами, ни отношением к жизни┘

Все рассказы написаны углем. Автор ни на минуту не позволяет себе взять кисть в руки. Автора вообще как бы и нет, не существует. Действие происходит само собой, повинуясь только законам искусства. Ничего предшествующего любой рассказанной истории нет. Подчас она начинается с полуфразы. Обычно это очень простая история. Но она только кажется простой, потому что говорит не только о характере, но о смысле жизни.

Жанр лаконичный - 5-6 страниц рассказа - один из труднейших в художественной прозе. Не упоминая ни слова ни о прошлом, ни о будущем своих героев, часто - ни об их возрасте, внешности, окружении, Вл.Савченко каким-то неведомым способом заставляет видеть их живыми┘

Когда в годы войны я в Москве случайно встретил Твардовского, он сказал мне: "Читал ваши очерки. Видно, что у вас в руке перо, а не полено". Эти слова в полной мере относятся к Вл.Савченко. Он твердо держит в руках перо". (В.Каверин. Твердая рука // "Литературная газета", #31).

Жигулин А.

"Честно говоря, мне кажется совершенно неточным предпосланный "Черным камням" в журнальной публикации подзаголовок "Автобиографическая повесть". Суть здесь все-таки не в автобиографизме, а в отборе и подаче жизненного материала, которым автор располагал в щедром избытке. Перед нами своего рода лирический роман, где сам тон авторской речи, само чередование эпизодов придает реальным фактам особое смысловое измерение┘

Жигулин сталкивает читателя лицом к лицу с правдой. "Последний поэт сталинской Колымы", он отнюдь ее не поэтизирует: "Смертность в Бутугычаге была очень высокая. В "лечебной" спецзоне (точнее назвать ее предсмертной) люди умирали ежедневно. Равнодушный вахтер сверял номер личного дела с номером уже готовой таблички, трижды прокалывал покойнику грудь специальной стальной пикой, втыкал ее в грязно-гнойный снег возле вахты и выпускал умершего на волю┘" Надо, очень надо было рассказать об этом современникам, разучившимся чувствовать чужую боль. Ведь прислал же Жигулину один магаданский литератор в качестве "сувенира" колышек с номерной табличкой, выдернутый с бутугычагского погоста! С лучшими намерениями прислал┘

Беспощадная правдивость жигулинской прозы не выливается в отчаяние и безысходность. Именно в лагерные годы открылись автору и красота мира, и чудо первой любви: "Это было на каторге, но я кажется, никогда больше не ощущал жизнь так, во всей ее полноте, ибо находился на самом краю этой страшной, но вечно прекрасной жизни┘"

Вот автор рассказывает о том, как его перевозили на новый рудник после трагически завершившейся попытки побега: "В начале пути, когда въехали на взгорок под желтой скалой┘ Ясно увиделись четыре больших черных камня. Вернее, три больших и один маленький. И мне подумалось: три большие черные скалы - это памятники Ивану, Игорю и Федору. Маленький - это знак для меня, поскольку я остался жив. Знак памяти". Трудно к этому добавить еще что-нибудь о смысле названия и о главной цели нового произведения Анатолия Жигулина". (Вл.Новиков. Клич чести // "Литературная газета", #33).

Чуковская Л.

"Начиная с "великого перелома" на рубеже 30-х и кончая эпохальным переломом середины 50-х, иными словами, за четверть века, тюрьма обошлась народам страны никак не дешевле, чем война. Следует, пожалуй, сказать определеннее и резче: гораздо дороже┘ Сколько же произведений должна и могла бы дать литература, осмысляющая трагедию такого масштаба?..

Просчитаться гораздо легче, чем подсчитать. Но по поводу давней повести Л.Чуковской ошибиться трудно. "Софья Петровна" - первая. В том смысле первая, что мемуарно-художественное эхо событий, потрясших страну в 30-40-х годах, раздалось в 60-х. Поэтому ключевые строки повести - две последние. В них дана справка о том, где и когда автор начал и завершил труд: ноябрь 1939-го - февраль 1940-го. Ленинград. Традиционная справка - три слова, две даты, но какое же пространство и время они вмещают и сколько вопросов ставят перед критикой!..

Достоверность Л.Чуковской высокой пробы. Она не только во внимании к предметам быта┘ Достоверность, а точнее - историческая правда, здесь прежде всего в духовном настрое, в напряжении, в "почерке" автора, задача которого - устоять духом под тяжестью драмы, рухнувшей на города и веси┘

Когда-то Корней Иванович Чуковский бросил шутливую и ставшую крылатой фразу: трудно войти в литературу, еще труднее в ней удержаться, самое трудное - в ней остаться. Переведенная на множество языков, "Софья Петровна" входит теперь в литературу родную, отечественную. И повесть в ней останется. Можно спорить, в каком качестве: литературного произведения или документа, - но в том, что останется, сомнений нет". (М.Кораллов. Надо жить долго // "Новый мир", #11).

Толстая Т.

"Перед нами - первая книга Татьяны Толстой, молодой писательницы, сравнительно недавно появившейся на нашем литературном горизонте, но уже заставившей о себе говорить и спорить┘

Что прежде всего бросается в глаза при чтении рассказов Т.Толстой? Это своеобразный, яркий талант автора. То, что писательница очень талантлива, кажется, не отрицает никто, даже те, кто в целом ее творчество не принимает┘ Проза своевольная, неупорядоченная, странноватая и вместе с тем отточенная до щегольства┘

Мне кажется, что обаяние прозы Т.Толстой (а оно несомненно!) в большой мере связано с неожиданностью словесных сближений. Читая, то и дело наталкиваешься на экзотические, выразительные словосочетания┘

Т.Толстая пишет отнюдь не скупо, а, напротив, роскошно-расточительно. В ее рассказах обильно теснятся вещи, их признаки, ассоциации, людские портреты, пейзажи, попевки, звукоподражания┘

Обаяние ее прозы в значительной мере связано с раскованной непринужденностью авторской речи. У нас многие писатели плохо владеют прямой речью: их персонажи говорят слишком гладко, "причесанно". У Т.Толстой, наоборот, авторская речь все время сбивается на устную, обиходно-разговорную┘

Подробности (как зримые, так и речевые, слышимые) играют в прозе Т.Толстой совсем особую роль, можно сказать - творческую, сюжетообразующую. Сюжеты вырастают из разветвленной сети подробностей┘ Герои рассказов и события их жизни - самые что ни на есть обыкновенные; необычными, запоминающимися делают их подробности┘

Татьяна Толстая находится еще в начале своего пути, перед нею большое будущее. Некоторые излишества, присущие ее писательской манере, со временем отпадут сами собой┘ До "немыслимой простоты" (Б.Пастернак) автор должен дозреть сам. Но такая "ересь" - не измена таланта самому себе, а его естественное развитие". (И.Грекова. Расточительность таланта // "Новый мир", #1).

"По-разному входят в литературу. Бывает, врываются со скандалом, эпатажем, с пощечинами общественному вкусу; бывает, мнутся в прихожей, оттаивают и обвыкают, все набираясь решимости заговорить своим голосом.

Татьяна Толстая вошла твердо, независимо и спокойно. Как, по идее, и полагается входить самостоятельному писателю. Но то - "по идее". На практике случай был воспринят как уникальный. Чтобы два-три рассказа сделали писателю имя - такого давно не наблюдалось┘

Толстая в известном смысле сыграла роль "человека со стороны", чье неожиданное вторжение заставляет увидеть вопиющие аномалии в том, что казалось естественным и нормальным, и прежде всего - в нас самих┘

Мы разучились видеть во внутренней свободе писателя норму - отсюда, по-моему, все наши сомнения, восторги, негодования - страсти, каких, ей-богу, не смог бы возбудить никакой модернист-авангардист, ниспровергатель основ┘" (Л.Бахнов. Человек со стороны // "Знамя", #7).

Петрушевская Л.

"Соединить поэзию с прозой удавалось только большим художникам. Старания в этом направлении шли по двум путям: вовлечения поэтического предмета в сферу поэтического описания и ┘заимствования формальных поэтических средств. Петрушевская подошла к задаче с неожиданной стороны. Она внесла в современную прозу присущее лирике волнение как бы со служебного входа, изгнав эмоцию из прямых обозначений речи, препоручила ее вспомогательным средствам - грамматическим и сюжетно-композиционным.

Особый синтез поэзии и прозы создает новое качество письма Петрушевской, ее необычную манеру, которая, если в ней не разобраться, способна оставить читателя равнодушным┘ Но, открывшись, она широко вознаграждает за труд". (Е.Невзглядова. Сюжет для небольшого рассказа // "Новый мир", #4).

Зорин Л.

"Чувство, сопровождающее чтение романа Леонида Зорина "Странник", более всего определяемо словами - удовольствие, удовлетворение. Это дорогое свойство чтения вызывается разными источниками, но сводится, в сущности, к одному - познанию. Эстетическому, чувственному, интеллектуальному┘

Привлекательность романа Леонида Зорина не только в основательности идей, которые он трактует. (Смею сделать вывод, что писатель здесь продолжает традицию философского романа. И, в частности, ту его линию, которая в ХХ веке представлена творчеством Томаса Манна - в первую очередь в "Докторе Фаустусе".) Она еще и в точке отсчета. Записки - столичной жительницы. Но герой записок - выходец из провинции┘

Отсутствие вторичного, подлинность в "высоком" и "низком", единство народного и интеллигентного, наконец, художественная убедительность - создают высокое поле читательского доверия. Знание предмета, как принято говорить, выдает не словесную, а настоящую, искреннюю любовь автора к народу своей земли, понимание им истинных ценностей культуры и, шире, жизни". (О.Кучкина. Странные странствия Дениса Мостова // "Литературное обозрение", #3.)

Жванецкий М.

"Роман Михаила Жванецкого сродни эстрадному концерту. Не только потому, что среди "монологов, диалогов, сцен, размышлений и воспоминаний", составляющих роман, многие пришли сюда с подмостков. Важнее та особая короткость общения, что создается между актером и залом. Автор романа достигает того же эффекта, сохраняя непосредственность своей речевой манеры.

Вместе с тем роман-фельетон обнаруживает в творчестве Жванецкого новые грани. Его социально-психологические наблюдения, язвительные парадоксы, меланхолические раздумья обретают личностный исповедальный оттенок┘ Одно можно сказать: оставшись один на один с романом, куда яснее различаешь боль и тревогу в остроумных монологах сатирика". (Б.п. // "Знамя", #5).

Новиков Вл.

"Критика Вл.Новикова - это критика "быстрого реагирования", мобильная, не знающая тылов и обозов литературной политики, оснащенная оружием ясной теоретической формулы┘

Тот, кто прочтет подряд статьи, составившие сборник, заметит тяготение к новеллистичности. Путь от жестких начальных посылов к парадоксальным финалам краток, обозрим; статьи рассчитаны на чтение в один присест┘

Новеллистической сжатости, владению формой Вл.Новиков учился у классиков русской литературоведческой мысли ХХ века, которым посвящены, быть может, лучшие его новеллы┘ Написать о теоретиках в книжке, рассчитанной на широкого читателя, - задача особой трудности, и тут Вл.Новикова спасает его тяга к простому - не чуждому метафоричности, но отнюдь не "философизированному" - способу изложения┘

Запросы литературной среды и запросы интеллигентного читателя нынче слишком далеко разошлись. Первая живо откликается лишь на прямой публицистический вызов, на схватку самолюбий, на обзор самых модных вещей┘ Второй ждет трезвого, не затянутого, обязательно не затянутого (некогда!) разговора о самой сути произведений┘ Сочетать эти требования едва ли возможно, и Новиков свой выбор сделал в пользу второго. "Коротко и ясно" - названа одна из лучших его статей об эпиграмме (в сборник она, увы, не вошла). Эта формула определяет и его способ мыслить". (Ю.Соколова // "Новый мир", #11).

"┘экзотична для сегодняшней культурной ситуации фигура критика-теоретика, то есть литератора, строящего теорию на "горящем" материале, целенаправленно вписывающего его в общую картину словесности и, по сути дела, озабоченного проблемами литературного будущего. Именно таков Владимир Новиков┘

Владимир Новиков любит литературу как таковую.

Ему нравится, что словесность существует, изменяется, живет. Ему нравится, что изменения эти подчинены законам, не всегда ясным. И ему нравится, что крупный писатель, приходя в литературу, законы эти меняет, открывает "свою Америку". Каждый из портретов, созданных Вл.Новиковым, это своего рода "батальное полотно", картина битвы за новые художественные смыслы, которую ведет настоящий поэт, прозаик, драматург, режиссер┘

Теоретические проблемы становятся для Вл.Новикова средством введения современного писателя в историю словесности. Вопрос "Что есть новелла?" превращается в ключ к прозе Виктории Токаревой, вопрос о соотношении мелодии и текста - в ключ к творчеству Владимира Высоцкого, а вопрос о природе ритма - в ключ к поэзии Виктора Сосноры. Как же не любить автору эти ключи, как же не испытать добрых чувств к интеллектуальной энергии подлинной теории, коли благодаря ей и раскрываются лица писателей - хороших и разных?

А также плохих и не слишком разных┘

Талантливый писатель труден, и поэтому Вл.Новиков не любит жестких приговоров, в чем с ним не сходится автор этой рецензии. Вернее, я понимаю и даже готов восхититься всегдашней новиковской тактичностью, но - признаюсь - мне она не доступна┘

Вкус остается вкусом, а терпимость и юмор - терпимостью и юмором. Мечта о диалоге, строящая работы Новикова, человечески благородна, и стоило бы усвоить уроки этой мечты". (А.Немзер. Как важно быть веселым // "Литературное обозрение", #5).

Высоцкий В.

"Главное в поэзии Высоцкого - то, что он предельно (он все делал на пределе) был верен вековому образу поэта-певца, буквально следовал старинным заповедям┘

Что же до споров, поэт ли Высоцкий или же он некое "явление", то тут, говоря его словами, я себе уже все доказал. И когда в 70-х годах нас с Б.Заходером спросили, как мы относимся к Высоцкому, мы, не сговариваясь и даже не упомянув о кино, о театре, о гитаре, заявили, что он - замечательный поэт┘

Поэзия Высоцкого, как и хорошая детская поэзия, при всей популярности и ясности отнюдь не относится, как считают иные, к явлениям массовой культуры. Она, как и детская поэзия, ближе к фольклору, к романтикам прошлого века┘" (В.Берестов, "И опять я в мыслях полагаюсь на слова людей┘" // "Новый мир", #2).

"Спорить о Высоцком, о том, подлинная он величина или мнимая, стало уже скучно. Следовательно, нужно приближать время, когда - процитирую Вл.Новикова - "появятся точные филологические чертежи дома, который построил Высоцкий". Нужно, давно пора - замечу уже от себя - говорить о Высоцком не только как о "неповторимом феномене", "десятиборце" и уникальной натуре, но и как о поэте, как о профессиональном литераторе, множеством нитей связанном и с реальностью современной жизни, и с реальностью современной поэзии┘

Мы вправе сказать, что в литературе застойного времени, изобильной талантами, все-таки "оставленной" оказалась "вакансия поэта" - поэта "буйного веселия" и "молодечества", поэта социального протеста и неусмиренного гнева.

Взять на себя эту "вакансию", что, по определению, "опасна, если не пуста", суждено было Высоцкому. В этом "ролевом" предназначении и именно в нем главная разгадка. Здесь он - так, во всяком случае, казалось - не имел соперников и один - как опять-таки казалось - тянул бурлацкую лямку прямой гражданственности┘

А что же, спросят, поэты "эстрадного призыва", "старшие" - хотя бы по выслуге лет - в родной для Высоцкого "семье"?..

Поэтическая "эстрада" в годы застоя оказалась до известной степени скомпрометированной┘

"Опальные" и "полуопальные" в пору общественного возбуждения 50-60-х годов, поэты "эстрады" были в годы застоя скомпрометированы вот именно что тиражами, изданиями и переизданиями, собраниями сочинений, престижными премиями, частой и широко афишируемой "ездой в незнаемое" зарубежье. Внутренняя, глубинная драма этих поэтов была сокрыта, и в глазах публики ( во всяком случае, "просвещенной", падкой на пересуды) их смелость казалась, увы, поощряемой начальством; обычная сдержанность выглядела непростительным осторожничаньем; а "опалы" (например, "опала" А.Вознесенского после скандала с альманахом "Метрополь") представлялись шутейными уже ввиду их скоротечности┘

Высоцкий - и здесь одно из важнейших, ничем не заменимых условий его популярности - был надежно предохранен от подобного рода подозрений. И тем, что не был при жизни удостоен наград. И тем, что успел увидеть напечатанным лишь одно-единственное свое стихотворение. И тем, наконец, что нет в его наследии вещей, про которые можно было бы, глумясь, сказать, что они написаны в видах корысти или конъюнктуры.

Слабые есть. Конъюнктурных нет. А такое в России испокон веку ценится". (С.Чупринин. Вакансия поэта. Владимир Высоцкий и его время: размышления после юбилея // "Знамя", #7).

Миллер Л.

"Стихи Ларисы Миллер требуют от читателя внимания и вдумчивости. Безучастный взгляд будет только скользить по словам, раздражаясь их кажущейся эфемерностью. Она обращается к читателю-союзнику, разделяющему ее пристрастное отношение к жизни┘

Характер поэта сказывается и в "тонкостях ремесла". Иная миниатюра изящна и полновесна одновременно. Звук близок к смыслу, помогает лепить его. В аллитерациях нет мастерской нарочитости. Каждый из элементов мастерства свидетельствует, что для Л.Миллер поэзия - органичный способ существования". (А.Зорин. Ключевое слово // "Новый мир", #2).

Филатов Л.

"Минул год, как в журнале "Юность" появилась обширная сказка "Про Федота-стрельца, удалого молодца", написанная известным артистом Л.Филатовым. Насколько могу судить, критика до сих пор не удостоила ее даже беглого отзыва - уж не говорю об аналитическом разборе┘

Главный герой, Федот-стрелец - достойный потомок ершовского Ивана-дурака. Фабульная основа взята их народной сказки┘ Но в чем же тогда творческая самобытность Л.Филатова? Сделал стихотворное переложение народной прозы? Не только. Главное - вдохнул в сказку современную жизнь. Вылепил не существовавшие прежде комические характеры┘

Можно поздравить Л.Филатова (увы, запоздали на год!) с блестящей поэтической удачей. Убежден: более обстоятельный разбор его сказки (и открытие ее сценических возможностей - не забудем, она для театра!) еще впереди. Ведь это - тоже бьющая в душу правда. Бьющая и остающаяся в ней навсегда". (Л.Лавлинский. Комический грим сказки // "Литературное обозрение", #4).

Другие произведения

Аверинцев А.
Попытка объясниться. Беседы о культуре. - М.

Азольский А.

Степан Сергеевич. - М.
Затяжной выстрел. Роман. - М.

Ананьев А.
Земля. Очерки. - М.

Аннинский Л.
Три еретика. - М.

Анчаров М.
Записки странствующего энтузиаста. Роман. - М.

Астафьев В.
Падение листа. Роман, рассказы, очерки. - М.
Зрячий посох. Книга прозы. - М.
Последний поклон. Главы из повести // "Наш современник", #6.

Ахмадулина Б.
Сад. Новые стихи. - М.

Бакланов Г.
Свет вечерний. Рассказы. - М.

Балл Г.
Смеюсь и плачу вместе с тобой. Повести и рассказы. - М.

Белов В.
Кануны. Хроника конца 20-х годов. - М.
Бухтины вологодские завиральные в шести темах┘ Повесть. - М.

Битов А.
Последняя повесть. - М.

Бондарев Ю.
Хранители ценностей. - М.
Игра. Роман. Мгновения. Миниатюры. - М.

Вайнер А., Вайнер Г.
Телеграмма с того света. - М.

Ваншенкин К.
Жизнь человека. Лирика, баллады, поэма. - М.
Замена спектакля. Ироническая лирика. - М.

Васильев Б.
Самый последний день. Повести. - М.

Винокуров Е.
Участь. Стихи. - М.

Вознесенский А.
10, 9, 8, 7┘ - М.
Ров. Стихи, проза. - М.

Высоцкий В.
Стихи и песни. - М.
Клич. Стихи. - Красноярск.
Четыре четверти пути. Послесл. Вл.Новикова. - М.

Гинзбург Л.
Заблуждение воли // "Новый мир", #11.

Горбовский Г.
Свирель на ветру. Повести. - Л.

Гранин Д.
Милосердие. Очерки. - М.
Чужой дневник. Повести и рассказы. - М.

Гурченко Л.
Аплодисменты. Повесть. - М.

Друнина Ю.
Метель. Стихи и поэмы. - М.

Дудин М.
Зерна. Поэмы. - Л.

Дудинцев В.
Белые одежды. Роман. - М.

Жигулин А.
За рекой Чуною. Стихи. - Иркутск.
Белый лебедь. Стихи. - М.

Залыгин С.
Комиссия. Роман. - М.
Три пункта бытия. Роман, повесть, рассказы. - М.

Золотухин В.
Земляки. - М.

Зорин Л.
Пропавший сюжет. Цитата. Пьесы. - М.
Закаты. Рассказы. - М.

Искандер Ф.
Путь. - М.

Каверин В.
Косой дождь. Романы. Повести. - М.
Силуэт на стекле. Повесть // "Знамя", #4.

Каверин В., Новиков Вл.
Новое зрение. Книга о Ю.Тынянове. - М.

Кушнер А.
Живая изгородь. Книга стихов. - Л.

Лакшин В.Я.
Булгакиада. - М.

Лотман Ю.М.
Сотворение Карамзина. - М.

Маканин Вл.
Голоса. Повесть. - М.
Человек свиты. Повести и рассказы. - М.
Один и одна. Повести. - М.
Отставший. Повести и рассказы. - М.

Матвеева Н.
Хвала работе. Стихотворения. - М.

Можаев Б.
Мужики и бабы. Роман. - М.

Нагибин Ю.
Испытание. Рассказы. - М.
Человек с фронта. Повесть и рассказы. - М.

Найдич М.
Вместе. Стихи. - Свердловск.

Окуджава Б.
Девушка моей мечты. Автобиографическое повествование. - М.
Из лирической тетради // "Дружба народов", #1.
Бесшумная эскадрилья. Стихи // "Новый мир", #2.

Орлов Вл.
Аптекарь. Роман // "Новый мир", ##5-7.

Ошанин Л.
Кочки, лесочки да бугорочки. Иронические стихи. - М.
Только лирика. Стихотворения. - М.

Петрушевская Л.
Свой круг // "Новый мир", #1.
Изолированный бокс. Диалог // "Новый мир", #12.

Пикуль В.
Невидимки. Романы. - М.
Живая связь времен. Размышления. - М.

Приставкин А.
Ночевала тучка золотая. Повести и рассказы. - М.

Пьецух В.
Веселые времена. Рассказы. - М.

Распутин В.
Сибирь, Сибирь┘ Главы из книги // "Наш современник", ##5, 8.

Рощин М.
Полоса. Повести, рассказы, статьи. - М.

Рыбаков А.
Дети Арбата. Роман. - М.

Сапгир Г.
Садовник. Стихи для детей. - М.

Сургучев И.
Губернатор. Повесть, рассказы. - М.

Тарковский А.
Быть самим собой. Стихи. - М.

Тендряков В.
Покушение на миражи. Роман. Чистые воды Китежа. Повесть. - М.

Трифонов Ю.
Ядро правды. Статьи, интервью, эссе. - М.

Чупринин С.
Прямая речь. (Заметки о гражданственности поэзии наших дней). - М.

Шенгели Г.
Вихрь железный. Поэмы. - М.

Шефнер В.
В этом веке. Стихи разных лет. - Л.

Щеглов М.
Любите людей. Статьи, дневники, письма. - М.

Якобсон Р.О.
Работы по поэтике. Сост. и общ. ред. М.Л.Гаспарова. Вст. ст. В.В.Иванова. - М.

• Анастасия Отрощенко Век=текст, зарубежье, выпуск 64