О журналах в Советской России

"Толстые журналы" в прошедшем году открыли своеобразный "новый портфель", причем содержание этих портфелей яснее определило лицо направлений: "Огонек", "Новый мир", "Юность" подались еще левее, либеральней, а "Наш современник" и "Москва" - в противоположное направление, условно - консервативное...

Новый издательский портфель, открывшийся в 1988 году, содержал уже в себе нечто новое в сравнении со старым: это были не только сочинения писателей, придавленных дома, никуда не уезжавших, но и эмигрантов. Сначала дело касалось мертвых, а потом дошло и до живых. "Новый мир", "Юность", "Нева", "Знамя" и другие напечатали материалы разнообразных жанров: произведения и интервью, письма и мемуары из наследия Ходасевича и Набокова, стихи Коржавина и Кублановского, не говоря уже о Бродском...

Эти публикации писателей-эмигрантов удачно заполнили собой нишу, образовавшуюся после того, как исчерпался первый портфель боевиков "десталинизации", к слову сказать - успевшей набить кое-кому оскомину..." (В.Борисов. "Грани", #151).

"Огонек"

"...На скользковатых страницах "Огонька" впервые за его долгую нечистоплотную историю появились, пользуясь выражением Пастернака, "куски горячей дымящейся совести", многолетний страх и умалчивание сменились каким-то вызовом бесстрашия и выговариваемости; какой-то подчас почти доходящей до бравады вседозволенностью...

Нынешний "Огонек" работает в основном с живым современным материалом, лишний раз доказывая, что волевое человеческое стремление к правде - вещь неискоренимая, почвенная, кровная, не имеющая никакого отношения ни к физическому состоянию нации, ни к интеллекту...

В стремлении "дойти до самой сути" люди замахиваются на многое, иногда рубят дерево под самый корень: "Мы выросли и живем в системе, где политика была первой и главной силой. В стране, где экономическая надстройка была создана до экономического базиса. Где политическая система командовала базисом и стала Административной Системой... Опять политику на первое место?.. Вновь ставим телегу впереди лошади?" - спрашивает доктор экономических наук Г.Попов в статье "Побеседуем в духе гласности..." (#33, 1988). Или сообщение Георгия Рожнова, заместителя начальника исправительно-трудовой колонии, который пишет о происходящем за колючей проволокой так, что душу выворачивает, пока читаешь...

Материалов о сталинском периоде... очень много. Иногда, зачитавшись, я обнаруживаю себя как бы в смещенном времени: страницы пунцово-скользкого "Огонька" кажутся мне теми полуслепыми самиздатовскими листами, которые когда-то читала ночами...

Да. Произносится многое. И о наркомании, и об ужасе детских и взрослых колоний, и об отсутствии продовольствия, и о сталинском терроре, и о брежневском застое, и о сломленной социализмом экономике. Факты кровоточат, не отпускают...

Но пора, наверное, и мне сказать о главном, о том, ради чего написана эта работа...

Советская перестройка, если проследить ее движение по этому журналу, отчетливо обнаруживает на его страницах свою основную болезнь - тромбоз, закупорку артерий, несущих организму обогащенную кислородом кровь.

Тромб современного российского "возрождения" - это та сгустившаяся ложь, которая плотно перекрывает путь к истинному пониманию хода вещей. Неужели те, которые затеяли этот мощный процесс демократизации, взорвавшей убогую, туго сплетенную запретами русскую жизнь, неужели они искренно думают, что можно сказать "А", но на "Б" подивиться, и снова, как прежде, теми же словами, теми же лозунгами..." (И.Муравьева. "Континент", #59).

Москва не-театральная. Из впечатлений весны 1989 года

"Странное чувство испытываешь в городе, где родился и прожил большую часть жизни, и в который приезжаешь с американским паспортом, как чужеземец. Смотришь и на себя как бы в двойном измерении - изнутри и вместе с тем остраненно, как в театре абсурда. Твои чувства и разум обострены. То, что прежде примелькалось, на что ты почти не обращал внимания, неожиданно обретает дополнительный смысл, как нечто сверхреальное, почти мистическое.

Москва та же и уже другая, трудно узнаваемая... Разобраться в новых ощущениях не просто. Неудивительна разноголосица мнений о современной Москве среди тех, кто побывал там, как и я, в новом качестве - от категоричных утверждений, что все стало значительно хуже, до эйфории от перемен эпохи "гласности"...

На Тверском бульваре в Театре им. А.С.Пушкина уже давно не идут "Свиные хвостики" чешского писателя Я.Дитла в переводе С.Михалкова, который за гонорар готов был, по рассказам, сочинить даже православный гимн. В "Свиных хвостиках" состоялся дебют выпускника студии МХАТ Володи Высоцкого, который впервые вышел на сцену профессионального театра и... возненавидел его. Дурак дурачком, он расхаживал с барабаном в массовке, потом, опять без реплик, появлялся в сцене с парикмахером, по указанию режиссера корчил кислую рожу. На этом его роль в спектакле кончалась, и актер мог идти домой. Не хочешь - запьешь!..

Вышагивая с Тверского на Петровку, я посидел у фонтана на Пушкинской площади перед кинотеатром "Россия". Ни портретов вождей, ни лозунгов нет, только транспарант через улицу Горького: "Мир - Май - Труд". Продают цветы. Впервые увидел редкое зрелище - мыли Пушкина...

В вечном городе Риме, подходя к пьяцца Навона, можно увидеть на невысоком постаменте странную почерневшую статую человека с обрубленными руками. По преданию, ее нашли в том месте, где во времена Рафаэля жил веселый портняжка по имени Пасквино. Среди римлян он прославился тем, что в свободные часы сочинял острые эпиграммы и памфлеты и даже имел дерзость смеяться над самим папой...

Я вовсе не хочу сказать, что преображенный в заповедную зону старый Арбат превращен в московскую пьяццу Навона; здесь еще не успели возвести фонтаны, еще нет нагой статуи, которой можно прилепить фиговый листочек с соответствующими виршами, но зато есть главное - атмосфера праздничной вседозволенности.

Здесь тон задают поэты. Не те поэты "в законе", всем известные имена, которые печатаются в журналах... А начинающие поэты-любители, неофиты, пасынки литературы, которые пишут не из корысти, а просто потому, что не могут не писать.

Мне в юность душу обокрали.
Ну как я мог предположить,
Что книги очень часто врали,
а я по ним учился жить.

Я не люблю мою державу.
Ее за то я не взлюбил,
Что кривды гвоздь тупой и ржавый
В ее основу кто-то вбил...

"Арбатиздат"! Это новое понятие в русской поэзии. О нем - я уверен - будут писать книги и монографии.

Куда эта искра падет - неизвестно,
Быть может, на порох, а может - в песок,
Но голос народа звучит повсеместно:
Арбат - это наш современный пророк!.."
(А.Гершкович. Москва не-театральная. "Новый журнал", #176).

Судьба человека

Отныне "отъезд за границу и отказ вернуться оттуда в СССР" не будет более считаться предательством в советском уголовном кодексе ("Московские новости" публикуют интервью с Александром Яковлевым - главой отдела Института государства и права при Академии наук СССР).

30 мая в г. Санта Барбара (Калифорния) умер поэт Странник - князь Дмитрий Шаховской - архиепископ Сан-Франциский.

"Архиепископ, пишущий стихи, это редкость, и хотя его поэзия была гимном Творцу и красоте Божьего мира, кое-кто его корил за "приверженность мирской суете". Между тем его творчество предельно аскетично. В одном из последних писем ко мне он писал: "Мне от поэзии теперь не нужно ничего, кроме простоты".

Только раз я видел его молодого. В нем была одухотворенность, внешнее и внутреннее изящество. Он был явлением эстетического порядка..." (И.Чиннов. "Новый журнал", #176).

20 июля в Нью-Йорке скончался писатель Василий Яновский.

В этом же году в Нью-Йорке умерла Лидия Алексеева.

Книжная летопись

Агранянц О.
Враг народа. Подлый документ. Охотник за правдой. Пьесы. - Лондон.

Алейников В.
Стихи. "Континент", #60.

Алешковский Юз
Призрак в белом халате. Из книги "Рассказы майора Пронькина". "Континент", #60.

Андреева В.
Dream of The Firmament. Двуязычн. изд., первод на англ. Ричард Маккеин). - Нью-Йорк.

Ахметов Н.
Стихи. "Грани", #151.

Бобышев Д.
Звери св. Антония. - Нью-Йорк.

Бродский И.
Новые стихи. "Континент", #61.

Вишневская Г.
Галина. - Париж.

Глезер А.
Миражи: стихи и венок сонетов. - Париж.
Неверный март: стихи. - Нью-Йорк.

Головина А.С.
Городской ангел. Избранные стихи. Предисловие Е.Эткинда. - Брюссель.

"Под таким названием посмертно вышел сборник стихов Аллы Головиной. Ее первый сборник стихов "Лебединая карусель", изданный в Берлине в 1935 году "Петрополисом" давно уже стал библиографической редкостью. Третий, "Ночные птицы", вот-вот выйдет. Поколению, родившемуся после Второй мировой войны, имя Аллы Головиной известно мало или даже совсем неизвестно, так что знакомство с ее поэзией, заслуживающей пристального внимания, явится для многих открытием...

Стихи... Аллы Головиной проникнуты высокой духовностью, насыщены интенсивным поэтическим восприятием мира, способностью поэтизировать повседневность, тягой у надмирному простору. Не случайно составители дали название сборнику по одному из включенных в него стихотворений. Образ ангела сопровождается эпитетами: каменный, мраморный, сине-кареглазый, черноокий, ангел блоковского сна, белокурый, черный, коварный, строгий. Ангелы А.Головиной - плод воображения поэта. Они не похожи на свои иконописные изображения, они не являются посредниками между Богом и людьми, они населяют фантастический мир поэта, наделенного крылатой душой. Об этом А.Головина говорит в стихотворении "Брюгге":
Ночи руки до плеча растают -
Мы крылаты снова на досуге...

В сборнике, включающем стихи разных жанров, ритмов, размеров, редко, однако, можно найти отголоски современной поэту эпохи. Редки и лирические отступления и стихи, навеянные воспоминаниями:
Мама в белом... Мама - только ветки
Не дают смотреть... Но это ведь от слез.
Слез не надо. Это только снится.
Жизнь спешит, и все давно прошло.
Это ветер с моря мне к ресницам
Приложил соленое крыло..."
(Н.Синайская. "Новый журнал", #179, 1990).

Горбаневская Н.
Двенадцать стихотворений из ненаписанной книги. "Континент", #61.

Довлатов С.
Рассказы. "Континент", #61.

Жадан П.
Русская судьба. - Нью-Йорк.

"Когда отмирает земное, мятущееся и болящее тело, тогда начинает жить не человек, а судьба человека", - писал Максимилиан Волошин. Эти слова его вспоминаются при чтении книги Павла Жадана "Русская судьба". Конечно же Волошин имел в виду избранных, так как судьба не начинает жить после смерти каждого человека. Но земной путь многих русских людей, живших в судьбоносное время нашей истории, становился судьбой даже при их жизни. Так, судьбою можно назвать путь русского патриота-воина Павла Жадана.

Мемуарная литература первой эмиграции разносторонне богата. В отличие от второй эмиграции, предпочитавшей жанр автобиографического романа, повести и рассказа, первая эмиграция - не только ее писатели, но и художники, артисты, бывшие государственные деятели и военные, - писали книги воспоминаний, представляющие ныне ценнейший материал об очень сложном времени...

"Русская судьба" Павла Васильевича Жадана (1901-1975) написана ретроспективно в манере дневниковых записей. Кратко и непритязательно автор рассказывает о своих родителях, о детстве, затем подробно останавливается на главных этапах своей деятельности: революция, гражданская война, Вторая мировая война и короткий отрезок времени, связанный с беженской жизнью в Прибалтике и послевоенной Германии. Нужно сразу же отметить, что Павел Жадан - человек не литературы. Книга не вызовет обычных восторгов по поводу стиля, словесных находок и мастерства рассказчика. Нет. Ценность книги совсем в другом.

Еще полностью не написана история нашего пред- и послереволюционного прошлого. Еще могут говорить свидетели-участники... Правдивые свидетельства... - ценнейший материал для исторических исследований по обе стороны рубежа. "Русская судьба" - еще одно такое свидетельство..." (В.Синкевич. "Грани", #152).

Крейд В.
Петербургский период Георгия Иванова. - Изд-во "Эрмитаж".

"Отрадным явлением литературной жизни русского Зарубежья можно считать появление книги Вадима Крейда "Петербургский период Георгия Иванова". Она являет собой лучший образец серьезной литературоведческой работы. Большое внимание к детали сочетается у Крейда с пониманием творчества Г.Иванова в целом, с проникновением в его поэтический мир - от истоков вдохновения до тайн Ремесла...

Автор литературоведческих книг и статей, Вадим Крейд также и поэт, и, может быть, именно поэтический дар в сочетании с большой эрудицией, дал ему возможность шире, глубже и даже интереснее представить первый, очень важный период творчества Г.Иванова, длившийся 13 лет - от 1909 до 1922 гг. В книге 14 глав, есть подробные примечания к каждой, библиография и указатель имен. Отдельная глава посвящена сборнику "Сады". По мнению автора, это самая значительная книга "петербургского" Георгия Иванова..." (В.Синкевич. "Грани", #157, 1990).

Кублановский Ю.
Затмение. - Париж.

Кузьминский К.
Стансы к лангусте, или Томление о Тямпе, 1986-1988, и прочее разных лет. - Нью-Йорк.

Левинзон Р.
Горсть ветра. - Иерусалим.

Лосев Л.
Новые сведения о Карле и Кларе. "Континент", #59.

Максимов В.
Кто боится Рэя Брэдбери? Сценическая фантазия в 2-х актах и 6-ти сценах. "Континент", #59.

Муравьева И.
Два имени: Т.Толстая и Л.Петрушевская. "Грани", #152.

Перелешин В.Ф.
Поэма без предмета. - Холиок.
Русский поэт в гостях у Китая. 1920-1952. Сборник стихотворений. - Гаага.
Стихи. "Новый журнал", #174-176.

Платова В.
Неяркая жизнь Сани Корнилова. Повесть. "Континент", #59.

Разумовский Ю.
Люди вышли из "Шинели Гоголя". Стихи. "Грани", #152.

Ратушинская И.
Серый - цвет надежды. - Лондон.

Слуцкий Е.
Круг молчания. Стихи. "Грани", #152.

Солоухин В.
Читая Ленина. Из книги "Последняя ступень". "Грани", #151.
Из новой книги. Стихи. "Грани", #152.
Фантастический разговор. Рассказы. "Континент", #59.

"Один мой знакомый работал в ЦК инструктором. Поехал он в отдаленную область читать лекцию активу обкома. Встретили его там, как говорится, на высоком уровне, поселили на даче обкома, организовали рыбалку, выпивку... Потом работник обкома осторожненько-осторожненько стал наводить речь на это самое... В то же время и лектор тоже осторожненько-осторожненько стал наводить речь на это самое...

Мгновенно они друг друга поняли.

Работник местного обкома говорит:
- О чем речь? Нет ничего проще. Кого предпочитаете - блондинку, брюнетку, потолще, потоньше? Давно бы сказали.

Тогда москвич, работник ЦК, то ли из некоторой осторожности, то ли из некоторого приличия, вроде бы поостыл. "Да удобно ли? Как бы чего не вышло... все же - ЦК..."

Работник обкома его превосходно понял и успокоил:
- Не бойтесь. Подберем члена партии..."

Темкина М.
В обратном направлении. - Париж.

Фальков Б.
Глубинка. Повесть. "Грани", #151.

"Ощутив толчок под сердцем, Ступин проснулся и с удивлением не вполне пришедшего в себя человека огляделся.

В купе было темно и душно. Соседи прихрапывали в такт постукиванию колес. За окном лежала непроницаемая хитрая ночь, и поезд несся сквозь эту ночь определенным ему путем. Ничего такого, что могло бы разбудить спящего, пусть даже беглого каторжника, заметно не было.

Но под сердцем все-таки посасывало. И вполне оправданно, как выяснилось.

Дверь купе вдруг поехала в сторону, на пороге возникла проводница и, щурясь со света, слишком громко сказала:

- Ага! Не спишь. Хорошо... Пожа-алуйте ко мне, прошу вас!
- Зачем? Сейчас, среди ночи? - спросил Ступин.
- Когда же? Именно сейчас, - сказала нервно проводница, - вас там бригадир дожидается.

Не споря с ней, Ступин спрыгнул со своей полки. В желудке чавкнули нехорошие предчувствия. В служебной каморке сидело трое...

- Почему беспокоите людей среди ночи? - попытался взять инициативу в свои руки Ступин: дело вполне безнадежное.
- Ну нет, - сказал контролер, - это ваш студенческий билет?
- Мой, - признался сразу смутившийся Ступин. Сама наружность билета была сомнительной: увял цветочек.
- Значит - вы студент, а продлить документ просто забыли, так?
- Так, то есть не так, - Ступин понял, что запираться не стоит, лучше действовать по-хорошему. - Билет этот - действительно мой билет, но я уже давно не студент. Я теперь врач.

- И врачи воруют, - сказала проводница. - Что ж тогда другим?
- С тобой мы потом поговорим, - оборвал ее контролер, - а вы вот скажите, не могли, что ли, по-нормальному взять билет за полную цену и ехать себе, как честный человек, а не как этот... врач?
- Я вам сейчас объясню, - Ступин старался не обращать внимание на обидное к себе отношение. - Понимаете, я работал в Кзыл-Орде. После института. А учился в Москве. Работал немало, и осточертело, хуже некуда: привыкнуть не смог. На север хочу! Позади никого, впереди - черт знает, может быть... Помочь некому. А денег, представьте, как-то совсем не копил, и вчера обнаружил, что не хватает. И потом, - тут Ступину стало себя жаль, - пожрать же что-то надо?.."

Хахулин А.
Мать. Невыдуманная история. - Нью-Йорк.

Чиннов И.
Гротески. Стихи. "Новый журнал", #174.

Шенфельд И.
Раввин с Горы Кальвария или загадка Вольфа Мессинга. Повесть. "Грани", #153-154.

Шухмин Э.
Как сейчас помню... Повесть в рассказах. "Континент", #60.

Юпп М.
Ипостась. - Филадельфия.

Сборники:

Песни с Востока. Сборник стихотворений харбинских и шанхайских поэтов. - Аделаида.

Соитие. Альманах русской эротической литературы. Сост. М.Армалинский. - Миннеаполис.

"Столпы отечества" о самиздате...

Лихачев Дмитрий Сергеевич, академик

Самиздат имеет в общественной жизни большое значение - особенно в пору неправильных ужесточений: цензурных, редакторских. Самиздат существовал всегда. С тех пор, как я умею читать, я помню самиздат. Взять, к примеру, дореволюционный - вещи, направленные против Распутина, они не могли быть выпущены официально, ходили в списках...

20-е годы. Многие стихи того же Есенина распространялись неофициальными путями.

Но в самиздате всегда было разное. И прогрессивное, острое. И вещи реакционные, антисемитские, грубо-анархические. Каждый волен выбирать, что нравится. Так что мое отношение к самиздату тоже не однозначно. Что-то очень хорошо, что-то ужасно...

Стругацкий, Борис Натанович, писатель

Самиздат - это естественная реакция общественного организма на нехватку доброкачественной духовной пищи...

Самиздат 60-х и 70-х годов - это замечательное явление нашей общественной жизни, которое еще ждет исследователя...

Шагин Дмитрий Васильевич, художник

Всем самым хорошим я обязан самиздату. Он меня прославил так, что теперь мне даже очередь к пивному ларьку уступают. Поразительна сила самиздата. Писатель Шинкарев даже не обращается в редакции, а его книги ("Максим и Федор", "Митьки") расходятся по всему миру...

Попов Валерий Георгиевич, писатель

К самиздату я отношусь очень плохо. Трудно находить, зачастую трудно прочесть из-за качества печати. Хотелось бы чтобы все это выходило нормальным путем.

Очень обидно, что самиздат необходим и в наши дни. Официальные органы так и не вмещают всей нужной информации, хотя вмещают много ненужного...

Курехин Сергей, композитор

Часто читал журнал "Часы" - он был интеллектуальной отдушиной. Благодарен ему за то, что он ориентировался на живую философскую и культурную мысль...

На сегодня самиздат должен стать попыткой создать независимую периодику. Есть смысл в существовании огромного количества маленьких журналов, как изданий регулярных. Со своей аудиторией, своей линией, возможностью какой-то борьбы между ними. Борьбы мнений, идей. Ведь свобода мысли - это показатель прогрессии демократизации общества...

Гумилев Лев Николаевич

Тринадцатый, четырнадцатый, немного пятнадцатого века - вот здесь круг моих интересов, знаний. Я - ученый, а из моей жизни как ученого было изъято слишком много лет. После этого все мое время, и человеческое тоже, поглощено наукой.

Поэтому на ваши вопросы не могу ответить - просто не слышал, не читал, не знаю..." ("Столпы отечества" о самиздате. "Грани", #153).