Русский Журнал
/ Круг чтения / Век=текст www.russ.ru/krug/vek/20020627.html |
Век=текст, выпуск 96: 1996 Егор Отрощенко Дата публикации: 30 Июня 2002 Стихотворение года
В.Павлова. // "Новый мир", #3. События 25 января умер Ю.Левитанский. 28 января в Нью-Йорке умер И.Бродский. "У поэта не смерть, а сердце. И не сердце, а метафора. Сердце остановилось, не выдержало. Поэт должен был осуществить выбор: умереть со своим или жить с пересаженным. Это смотря какое сердце. Ему подошло бы сердце черного автогонщика, погибшего в катастрофе. Но он не мог решиться. Ангелы решили за него, отпустив его дома, в семье, во сне. Поэт умер вместе со своим сердцем. И нет больше величайшего русского тунеядца. Скончался великий спортсмен и путешественник. Петербург потерял своего поэта. 28-е... С этой датой он вернулся на Васильевский остров в Петербург". (А.Битов // "Литературная газета", #5). 8 февраля умерла Л.Чуковская. 10 февраля умер О.Волков. В марте умер Б.Можаев. 13 июня умер А.Иванов. 9 июля, в 4 часа утра, в возрасте 42 лет от редкой болезни - саркомы В сети В июне начал работу конкурс русской сетевой литературы "Тенета". Авторы идеи - Леонид Делицын и Алексей Андреев. См. также здесь. Действующие лица и исполнители "В следующем году напечатают букеровские "лонг" и "шорт" листы. В "лонг лист" Пелевин, конечно, попадет; роман-то большой, трудно не заметить. В "шорте" его не будет, потому что ни один председатель жюри, не будучи круглым идиотом, не сможет объяснить собравшимся покушать на торжественный обед литературным людям, почему в серьезный список вошла вещь, состоящая из дешевых каламбуров (тачанка - touch Анка...), среднего языка и метафизического шкодничества... Также очень трудно будет объяснить хорошо выпивающим хорошую водку хорошим людям, зачем в премиальном списке оказалось произведение, насыщенное неумными, а главное, совершенно немотивированными гадостями про гражданскую войну и серебряный век, где Чапаев во фраке пьет шампанское и рассуждает на темы восточной мистики, Котовский нюхает кокаин, Петька и Анка во время полового акта спорят о Шопенгауэре... якобы декаденты и якобы декадентки изъясняются "культурным" языком половых и проституток... Да и зачем объяснять? Не для того писано, не для того и напечатано. А для чего? И здесь начинается самое интересное. Сам по себе Пелевин с грошовым изобретательским талантом, с натужными "придумками"... не стоит и ломаного яйца... Интересна не проза его, а культурная воля, которую она собой выражает. Эта воля состоит в смешении всего и вся, в какой-то детской (чтобы не сказать: идиотской) любознательности ко всему, что не напрягает душу, память и совесть... Каждый различающий и уважающий свое национальное, профессиональное, то есть в конце концов культурное, лицо человек не может воспринимать прозу Пелевина иначе, как хамское нарушение незыблемого privacy, какого-то неписаного закона: не касайся холодными руками того, что другими руками согрето, что тебе забава, а другим мука и радость". (П.Басинский. Из жизни отечественных кактусов // "Литературная газета", #22). "Отношение писателя к аудитории хорошо выражено Чапаевым: "Когда приходится говорить с массой, совершенно не важно, понимаешь ли сам произносимые слова. Важно, чтобы их понимали другие!" Эта - квазирелигиозная - установка делает излишним обсуждение "философских" и "поэтических" свойств текста. Порядка для замечу, что написан он еще небрежнее, чем прежняя пелевинская проза, а прием перехода из одной "реальности" в другую по-прежнему отрабатывается весьма технично". (А.Немзер. Как я упустил карьеру // "Сегодня", #80). На изломах. Двучастный рассказ // "Новый мир", #6."Теперь уже ясно, что "двучастный рассказ" - это не просто экзотическое жанровое определение из тех, что изобретаются на один раз и по конкретному поводу, но именно жанр, придуманный Солженицыным и с тщанием разрабатываемый... Двучастный рассказ - жанр назидательный. Конечно, не в духе прозы прошлого века, так любившей учительствовать, нет. Солженицын вообще строит свои рассказы принципиально иначе, чем требует классическая реалистическая традиция, к которой его так часто пристегивают. Никаких тебе "диалектик души" и никакого "психологического анализа" - автор не всеведущ, и слово его скупо... Но при этом писатель крепко хватает читателя за руку, не позволяя сместить угол зрения против того, что выбран..." (А.Латынина. Красный директор и молодой банкир в условиях дикого рынка // "Литературная газета", #29). Исключительная мера // "Литературная газета", #11."Стиль Петрушевской (говоря стилем Петрушевской) - как бы неумелое письмо, неумело маскирующее действительное неумение писать. Безобразие и хаос все равно надо передавать красотой и порядком. Настроение персонажей Петрушевской - равномерный упадок, что противоречит главной черте настроения - изменчивости. Подойди к ним в любой момент и спроси: "Как дела?" - они ответят: "Хуже". Такие люди способны жить только среди клинически здоровых людей и не образуют своего мира. В искусстве легко и приятно нарушить какой-нибудь поверхностный закон жизни, например, заставить лошадь говорить. Нарушение же глубоких законов соответствия и сохранения ведет к глубокой и серьезной фальши". "Мне ли не пожалеть..." Роман // "Знамя", 1995, #12."Некоторые весьма поверхностные наблюдатели склонны считать романы Владимира Шарова слегка беллетризованными трактатами по конспирологии, загадочной науке, занимающейся выявлением и изучением разнообразных тайных сил, движений и сообществ, управляющих мировым развитием. Следует признать, что для подобного взгляда вполне при желании можно найти основания... На самом деле, осмелимся предположить, романы В.Шарова суть не конспирологические трактаты, а виртуозно пропетые еретические сочинения. Еретические как по форме, так и по содержанию. Исключительно этим и объясняется чрезвычайная поляризация общественного мнения по отношению к текстам В.Шарова: одними, склонными ко всякого рода еретическим построениям, они воспринимаются восторженно, другими, мыслящими более ортодоксально, напрочь отвергаются". (И.Кузнецов. Ересь поющего // "Литературная газета", #4). Письма ангелам // "Е", #1.Тварь, больница, клоуны et c. // "Комментарии", 1995, #6. Смерть в СПб // "Рижский альманах", 1994, кн. 3. Наступление осени в Коломне // "Шпиль", 1993, #1. "Тихо", согласно Левкину, и есть "красиво". Главный завет его прозы: "Не повышай голоса". Хочешь поговорить - подойди, прислушайся. Автор доверяет читателю как самому себе, мысля его не иначе как "своим ты". Потому и речь - старательно небрежная, внутренняя: "Лучше напейся, чем". Мы ведь "про себя" недоговариваем фразу, когда и так понятно. (Его "братья по речи" - Александр Введенский, Венедикт Ерофеев, Саша Соколов.) Такая речь далеко заводит... Она может быть расслабленной или напряженной, но - к чему кричать, когда "кругом... такая зима, что чиркнешь спичкой, а в соседнем лесу - слышно"? Когда ты сам себе - лес, тихий омут et c". (О.Кузнецова // "Новый мир", #6). Медея и ее дети. Семейная хроника // "Новый мир", ##3-4."Режь да ешь", - говорит Георгий сыну о сладком воздухе Крыма. Режь да ешь, повторим вслед за ним о пище духовной - семейной хронике Улицкой. Доброты здесь не просто много - слишком много, слишком сладко, даже плохие люди, и те хорошие. Или в крайнем случае сумасшедшие. Так и хочется, выскочив их шкафа, благоухающего французскими духами, крикнуть: газету мне, газету! Желательно хронику криминальную". (Т.Морозова. Режь да ешь // "Литературная газета", #25). ... и путешествие // "Знамя", #6."Нарбикова давно стремится поставить рекорд в области письма, во-первых, тавтологического, когда длинная фраза посвящена утверждению типа "банан - он и в Африке банан", во-вторых, письма по пустякам эвфемистического. Знаменитое "Ей хотелось известно что известно с кем". А потом долго-долго о том же самом какими-то на редкость необязательными словами. Об этом писали много, но как-то чаще в ругательном смысле: вот тавтологос. Мне кажется, это очень приятное для прозаика качество - длить и длить, невзирая и вопреки, такое мягкое бормотание: это медитация, это теплая волна, это, наконец, жаркий ветер в пустыне; тем, кто упрекнет автора в прославлении нарбиковского гедонизма, можно напомнить, что ветер такой, в общем, опасен. Песком занесет с головой - и весь сказ. Не то что Нарбикова об этом специально думает, но знает об этом. Так что строки из нового романа - "...и буду тем дороже я народам, и буду я дороже тем народом, чем буду я дороже тем народом... то есть чем больше я буду дорожить тем народом, то есть чем народ для меня будет дороже..." - это тоже служение русской словесности, чреватое мало ли чем". (Е.Стрешнев. ... и в пустыне // "Литературная газета", #31). Вот идет Мессия!.. Роман // "Дружба народов", ##9-10."Вот идет Мессия!.." безусловно заинтересует студента-филолога - очень уж легко и хорошо по тексту этого романа писать курсовую тему "сюжетно-композиционные особенности" или "особенности системы персонажей". Но если относиться к романа не как к наглядному пособию по теории литературы, а как к живому творению автора, на мой взгляд, "Вот идет Мессия!.." - дитятко не слишком жизнеспособное. Именно как роман. И именно из-за этой заданности, просчитанности, из-за того, что он слишком уж "сделан". Как хороший манекен - от человека не отличишь, но биения пульса нет. Образы живые, а цельной картины живой жизни почему-то не получается. Все фрагменты мозаики великолепны, а узор не сложился". (Т.Кравченко. Две женщины и все остальные // "Литературная газета", #48). Разбойница. Роман. - СПб."Валерий Попов - писатель прежде всего читаемый. Он пишет умно - умудряясь при этом не "грузить"; увлекательно - можно читать в метро. Крепкий сюжет, точные и сочные детали, поразительное жизнелюбие всегда при нем. Читабельность - то, что он сам ценит превыше всего... "Разбойница" обыгрывает жанр массового эротического романа. Причем пародийный эффект достигается не столько гиперболизацией (чрезмерная частотность однотипных эротических сцен; засилие соответствующей лексики: "безумно", "сладострастно"), сколько путем столкновения с романом традиционным... и авторской, поповской, манерой письма". (О.Кузнецова. Тридцатая любовь Алены // "Новый мир", #11). Придурок // "Новый мир", #3."Редчайший случай: к заголовку рецензии добавить почти нечего. Разве что: 1) открытие новых имен всегда было коньком "Нового мира", даже если именам впоследствии грозило бесславие, а не бессмертие (помните такую повесть "Маршрут Эдуарда Райнера"? А такого писателя Олега Базунова?). И 2) от десяти таблеток димедрола умереть нельзя. Зато стилист Мейлахс (р. 1967) - отменный. Столь скрупулезного, секунда за секундой психологизма в обрисовке подросткового полового созревания - когда всю дорогу ноет, зудит под ложечкой, любой прыщик грозит заражением крови, не хочется ничего, кроме как лежать на диване носом к стенке - такого психологизма я не помню со времен цвейговского "Нетерпения сердца"... Густая, шлифованная проза. Правда, димедрол в финале все-таки ни к чему". (Б.Кузьминский. Короткий рассказ о самоубийстве // "Сегодня", #49). Рассыпанный набор. - М."Всеволод Некрасов в предисловии к посмертной книге М.Соковнина скромно гордится тем, что он "подбросил" автору "плоское словцо" "у околиц Белиберды". Никто не против: на периферии искусства - или у околиц белиберды - таятся запасы новизны. И Вс.Некрасов по-своему прав, когда предлагает "стихом считать речь, которая сама идет на язык". Он повторяет: "Чтоб росло само"". Но вот его стихотворная практика: "вот/ что вот/ воздух/ Мандельштам/ это он нам/ надышал". Все? Все. Впрочем, не все. Наверное с этой подачи Вс.Некрасова за дело берется Кибиров, пишет "Эпистолу о стихотворстве": "Мы не жали, не потели,/ не кляли земной удел,/ мы не злобились, а пели/ то, что синий воздух пел", и возникли они - стих, речь, а не та обрывочная мысль-подсказка, которую патриарх концепта предлагает в качестве стиха. Никакого почтения к благородным сединам Вс.Некрасова не хватит на то, чтоб задохнуться от восторга при чтении следующего, скажем, произведения: чулки/ носки/ галстуки/ ткани/ книги/ огни/ обувь/ одежда/ мебель/ надежда/ любовь". На сей раз окончательно все - Кибиров ничего не дописывал. С другой стороны, не надо же дописывать такое выстраданное стихотворение Вс.Некрасова, как "Даровая моя больница...", потому что не "само" выросло, здесь произошло то, о чем некогда сказал Д.Самойлов: "Дай выстрадать стихотворенье..." Не "само", а страдания и творческая воля. Стих не существует без своих примет. Вот и в книге М.Соковнина, по мне, лучшее стихотворение как раз то, в котором отчетливо сказано: "Разлив холодныя Оки,/ одно шоссе - остаток суши,/ и всю дорогу бьющий в уши/ державинский разбег строки:/ разлив холодныя Оки". И никаких "окольных пространств" (И.Фаликов. "И лад открылся..." // "Литературная газета", #5). Бродский И. В окрестностях Атлантиды. Новые стихотворения. - СПб."В недавнем интервью Бродский сетовал на то, что нынешних поэтов прошлое занимает больше будущего. Книга "В окрестностях Атлантиды" дает представление о том, какое будущее имелось в виду. Самая интригующая, самая фантастическая черта этого будущего - отсутствие в нем нас. Все мы живем взаймы у будущего, все мы на передовой... Если, приняв определение Элиота, считать "поэзию трансмутацией идей в чувства", то Бродский переводит в ощущения ту недостижимо абстрактную концепцию, которую мы осторожно зовем "небытие". Поэтому координаты Атлантиды - то есть той жизни, что безнадежно и неостановимо погружается в будущее - описывает не память, а забвение. Чтоб "глаз приучить к утрате", Бродский, назвав себя "Везувием забвенья", творит вычитанием. Закрыв глаза, мы открываем царство темноты. Заткнув уши, мы оказываемся в мире, каким он был до нас. Бытие - частный случай небытия. Приставив НЕ к чему-попало, мы возвращаем мир к его началу. Забывая, мы возвращаемся на родину - из культуры а природу, из одушевленного в неодушевленное, из времени в вечность, от частного к общему". (А.Генис. Частный случай // "Знамя", #3). Новые сведения о Карле и Кларе. - СПб."Лев Лосев являет собой чистый образец, насколько вообще существуют в жизни чистые образцы, так называемой "университетской поэзии". Поэзия русская в силу известных обстоятельств пошла в целом - и шла до самого последнего времени - по другому пути, на Западе же большинство поэтов сейчас сосредоточено именно в университетах - в качестве лекторов, исследователей, аспирантов и т.д. Процесс сочинительства практически невычленим из процесса исследования, чрезмерное, гипертрофированное расширение словаря (или, если угодно, тезауруса) от "волглый" и "рамен" до "пидараски" приводит к тому, что самое просторечное и даже грубое слово несет на себе неистребимый оттенок книжности, а чувства приглушены привычным сарказмом и почти что вывернуты наизнанку вошедшей в кровь и плоть привычкой анализировать и разбирать по полочкам все и всех. Но они, чувства, - есть, и стихи - настоящие". (М.Визель. Между пером и скальпелем // "Литературная газета", #50). Явление стиха. - М., 1995."Все страшилки Д.А.П. не страшны. Пародия. Тыняновские размышления о пародии исчерпывающи. Кто такой Дмитрий Александрович Пригов? Самопародическая личность. "Меньше всего я способен отрицать значение мнимых величин в литературе" (Тынянов). В предках Д.А.П. граф Хвостов и тот Тредиаковский, которого создали злословы. Разница в том, что хвостовиану соорудили другие - Д.А.П. сделан Приговым. В основе хвостовской легенды лежит двусмысленная лесть. Пригову несомненно лестно быть Д.А.П. Маска прирастает. Мнимость захватывает реалии, пронизывает нашу прекрасную действительность, и в октябре 93-го у России появляется новый президент, а великая сказочница Даша Асламова сейчас уже скрывается в лесах от мафии. Происходит повальная имиджизация. Тут надо быть канатоходцем. Пригов падает в пропасть Д.А.П.: например, в его теоретических пассажах слышен все тот же Д.А.П. с неизбежным завышением своей миссии и роли в истории. Он - один, драматург-режиссер-демиург... Говорят, на выступлениях Д.А.П. криком кричит. Это компенсаторное осознание своего письма - не кричащего". (И.Фаликов. Связующая нота // "Литературная газета", #13). Песня птицы на дне морском. - СПб., 1995."Стихи 1994-1995 годов - включенные в новую книгу - свидетельствуют, что ее поэзия жива не старым подкожным жирком, а полна свежими соками. Больше стало стихов коротких, в формальном отношении "обозримых". Страшные события наших дней вписываются в мировой культурный и трагедийный контекст, современность словно прописана старыми мастерами... Лирическая героиня Елены Шварц - одновременно эгоцентричная и самоотрешенная до юродства. Сочетание этих качеств и дает ту толику инфантелизма, что раздражает одних и очаровывает других. Во всяком случае, это у нее родовое, от которого поневоле - с годами - приходится избавляться". (Ю.Кублановский // "Новый мир", #5). Пакет. - М."Или вот миленькое выражение: передел. Чуть пошевелись - Вы что же это, передел мест захотели устроить? Передел славы. Фу, ну как не стыдно. Как пОшло. Замри и не дыши. Поскольку в моем положении движение ребер - и то влечет некоторый передел: до такой степени нету тут моего места. Тут пригота раздулась, лезет, тут метаафера распространилась, тут какой-то пост-прости Господи-Модернизм из-под Мост-извините нас-Банка в полный лист газеты "СегондЯ"... Прет и прет. Прет и прет с фирмовых харчей. Припер, все. А вы что думали - так тут мне и придавиться по-тихому? Вас этому советская власть учила? А вот меня как раз и другому. Так уж у нас с ней получилось. Представьте себе. И теперь навряд меня переучит уже хоть бы и сам г-н Гусинский. Не сам, не сам, понимаю. Не сам г-н Гусинский, но сонмами архангельскими. Немзерскими, ковалевскими, рассказовскими - какими там. Жуть. А то ведь не видали мы сонмов. Так что дорогие мои Другие произведения Аверинцев С.С. Азольский А. Аксенов В. Алексиевич С. Алешковский Ю. Астафьев В. Б.Г. (Гребенщиков). Бакланов Г. Безродный М. Белинков А. Берберова Н. Битов А. Вайль П., Генис А. Веллер М. Вишневецкая М. Гнедов В. Горбаневская Н. Довлатов С. Еремин М. Ерофеев В. Закиров Х. Залыгин С. Кекова С. Костырко С. Крученых А. Курицын В. Левитанский Ю. Леонтьев К. Липскеров Д. Лиснянская И. Лотман Ю.М. Львовский С. Мамардашвили М. Миллер Л. Набоков В. Некрасов Вс. Окуджава Б. Петрушевская Л. Поплавский Б. Попов В. Пригов Д.А. Розинер Ф. Рубинштейн Л. Сазонова М. Секацкий А. Сергеев А. Соковнин М. Солженицын А. Солоух С. Соснора В. Суриков А. Токарева В. Улитин П. Ходасевич В. Шаров В. Шестов Л. Шкловский Е. Эппель А. Сборники Новые безделки. Сборник статей к 60-летию В.Э.Вацуро. Ред. С.И.Панов. В составлении сборника участвовали Е.О.Ларионова, А.Л.Осповат, И.С.Чистова. - М. 1995-1996. Орден Куртуазных Маньеристов. Красная Книга маркизы. Венок на могилу всемирной литературы. Альбом галантной лирики. - М. Поэты в поддержку Григория Явлинского. Сборник стихов. Сост. Д.Кузьмин. - М. |