ДЕЛА ЭМИГРАНТСКИЕ | СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА | КНИЖНАЯ ЛЕТОПИСЬ | P.S.

Дела эмигрантские: Четвертая волна

" - Стой, куда без очереди прешь, мы тут с ночи занимали! - стервозый вопль пышной дамы в летах и с перманентом, обращенный к не понявшему ни слова индусу, в центре Парижа звучал потрясающе - как голос далекой родины...

Европа объединилась, "железный занавес" пал, в промоины границ хлынула пена. В Париж, город вековечной российской мечты, теперь едут поселиться навсегда уже не пассажиры "философских пароходов", не белогвардейцы, не литераторы и художники, не диссиденты-правозащитники и даже не пресловутая "русская мафия".

На статус беженца во Франции сегодня претендуют молдавские крестьяне-свиноводы, плотники и шоферы из Казахстана, мелкие уголовники из Подмосковья, разнорабочие из Воронежской области, автомеханики из Брянска, казанские парикмахерши и грузинские повара, проститутки из украинских деревень...

Французы удивлены. Сильно пьющие, криминализированные люмпены и маргиналы, легко опознаваемые в СНГ по характерным лицам, манерам, выражениям и жестам, по обилию золотых украшений, по постоянному полупьяному состоянию и безудержному мату, сегодня они представляют французам "загадочную русскую душу"...

- Ну и где мои деньги от ООН? - спрашивал прыщавый юноша из Ярославской области у очаровательной русской дамы из первой волны русской эмиграции, возглавляющей благотворительную организацию.

- Ну почему вы, милый, думаете, что Франция должна вам деньги? Она у вас не занимала. Вы же получили отказы из всех инстанций, поезжайте домой, - отвечала дама.

- Вот еще, у меня в деревне политические трудности, а вот где мои две тысячи франков от ООН? Что, так и будем по Парижу ходить, в небо глядеть? Или, может, ответим на вопрос? - свирепо вопрошал юноша в камуфляжных штанах..." (А.Полянская. "Русская мысль", 14-20 дек.).

Судьба человека

4 апреля на 76 году жизни скоропостижно скончалась Ирина Алексеевна Иловайская-Альберти, главный редактор газеты "Русская мысль".
"В глубине сердца у нас сохранилась радость: мы знали Ирину Альберти-Иловайскую. И такая же сильная боль: сегодня мы ее потеряли...

Ирина Алексеевна была исключительно умна. Она мыслила ясно и излагала свои мысли точно и сжато, что не так часто встречается у русских. Эмигрантская жизнь выбрасывала ее на многие берега, и она знала столько языков, что я не помню сколько именно...

Эта русская женщина, одушевленная великой любовью к своей родине, была совершенно неподвластна отвратительному национализму - самому опасному для России пороку...

Она любила Россию, дочерью которой была, но любила и Италию, где вышла замуж, и Францию, хотя именно здесь была навсегда ранена смертью сына..." (Ален Безансон. "Русская мысль", 13-19 апр.).

28 июня умер литературовед, поэт и прозаик Леонид Чертков.

Книжная летопись

Ваксберг А.
Александр Вертинский. Из литературных воспоминаний // "Русская мысль", 10-16 февр.

Вольтская Т.
Карнавал // "Русская мысль", 31 авг. - 6 сент.

Горбаневская Н.
Из новых стихов // "Русская мысль", 29 июня - 5 июля.

Головин Б.
Стихи // "Русская мысль", 21 - 27 дек.

Гринчинко Л.
Поэтические миниатюры. - Афины.

Дин-Савва Л.
Из Москвы да в Пекин. Воспоминания. - Тенефлай.

Дружников Ю.
Вторая жена Пушкина. Микророман // "Время и мы", #147.

Зейтунян-Белоус К.
Хищные дни. Насекомые. Стихи. - Париж.

"Небольшой квадратик (размером примерно с конверт для дискетки), желтоватая обложка с авторским рисунком, лиловые, в ручную разрезанные страницы - так выглядит сборник стихов парижской поэтессы, художницы, переводчицы Кристина Зейтунян-Белоус. И лучшие из стихов выглядят очень "по-парижски", потому что лучшие у нее - верлибры.

В российских стиховедческих спорах о верлибре много лет не могли придти к заключению: что же это такое? Я тем более не дам определения, но зачастую, на мой взгляд, то, что сами авторы тщатся написать верлибром, а стиховеды числят и запуганные читатели чтят по этой категории, - нечто иное, как "не стихи"...

Вот два стихотворения Кристины Зейтунян-Белоус о бабочках.

Капустница.
Четыре белых лепестка:
живо цветок капустный
выпорхнул
из головы
прохожего
бредущего
вдоль дачной изгороди
и в огород, -
к своим!

Крапивница.
Ковер-самолет
из тысячи и одной ночи
слегка севший
после нежданной стирки
летнего дождя.

Естественная для художницы чистота рисунка - но рисунка в первую очередь словесного образа, а также рисунка синтаксического и, что важно в верлибре, рисунка следования стиха за стихом...

Прислушавшись и присмотревшись (верлибр очень важно не только слушать ушами, но и читать глазами), слышишь и видишь пульсирования неметрического ритма во всем стихотворении. Ритм бредущего прохожего скрещен с ритмом выпорхнувшей бабочки, так что и прохожему достается порхание, и бабочке - замедленность..." (Н.Горбаневская // "Русская мысль", 3-9 авг.).

Кирпиченко В.
Хроника одного рейда. Рассказ // "Новый журнал", #218.

"В марте 1999 года редколлегия "Нового журнала" объявила конкурс на лучший рассказ и учредила три премии. Мы обещали объявить результаты конкурса в первом номере 2000-го года, что с удовольствием и делаем...

Первая премия решением жюри единогласно присуждается Виталию Кирпиченко за рассказ "Хроника одного рейда". (Редакция // "Новый журнал", #218).

Колкер Ю.
Стихи // "Русская мысль", 23 - 29 марта.

Куркова А.
Последний автобус. Главы из книги "Город Понедельника" // "Русская мысль", 17 февр. - 8 марта.

Кушнер Б.
Бессонница солнца. Избранные стихи. - Балтимор.

Ленчик Л.
По краю игры. Стихи. - Нью-Йорк.

Матрос Л.
Презумпция виновности. Социологический роман. - Нью-Йорк.

Машинская И.
Старые стихи // "Русская мысль", 6 -12 янв.

Миллер Л.
Стихи // "Время и мы", #146.

Муравьева И.
Документальные съемки. Повесть. - Тенефлай.

"Бостонский прозаик Ирина Муравьева продолжает удивлять своей творческой энергией. Мало того, что она последние годы редактирует единственный на Западе русскую литературную газету, ее хватает еще... - на очередную книгу прозы.

"Русские в Америке, американцы в России, - говорится в аннотации, - вавилонское смешение культур в 90-е, взаимное непонимание, растерянность, притяжение, любовь - таков эмоциональный и исторический фон. В центре - богатая американка Деби, затеявшая вложить деньги в документальный фильм о России".

Внешние параметры, верно здесь очерченные, не дают истинного представления о новой повести Ирины Муравьевой.

В книге три женщины - американка Деби, ее московская переводчица Виктория и появляющаяся под занавес сама повествовательница...

Муравьева - мастер фактуры, ее конек - человеческие типы. Здесь нет каких-либо странных непривычных фигур, биографий творческих личностей, вообще не попадаются люди чем-либо зачарованные. И не надо - не это стихия писательницы. Сила Муравьевой в юморе, она отличный психолог, наблюдательный и быстрый, ее проза метка и летуча, как в первый раз...

Насыщенная краткость Ирины Муравьевой принадлежит к весьма нечастым дарованиям. "Поэт Егоров, специалист по еврейской беде", - сказано, например, мимоходом.

Поэтому и прощаешь писательнице ушат слез и хлопанье дверьми, бесконечные перелеты через океан и условность того кинопродукта, вокруг которого вертится фабула, - прощаешь за блестки наблюдательности и интерес к главному - человеческому типу". (Иван Толстой // "Русская мысль", 6 - 12 апр.).

Рейнштейн Ф.
Нью-йоркская белка. Стихи. - Нью-Йорк.

Сарафанников Н.
Открытка из Санкт-Петербурга. - Париж.
Кров. - Париж.

"Все стихи Сарафанникова датированы, причем за редким исключением датированы необычайно точно, например: "Четверг, 23 мая 1996. Вознесение..." Однако расположены они не в той последовательности, в которой были сочинены, а подчиняясь логике автора. Эта логика часто, но не всегда, очевидна стороннему наблюдателю...

Тот, кто прочтет сборники Сарафанникова подряд, отметит его непоказную любовь к литературе многих стран. Тот же вывод можно следует из эпиграфов, среди которых нет ни одной расхожей строки. Сарафанников полностью погружен в искусство; музыка, театр и живопись столь же близки ему, как и книги. Ему дорог и мил 18 век. Петербургский филфак упомянут им в небольшом стихотворении не всуе. Его язык правилен и чист..." (А.Либерман // "Новый журнал", #222, 2001).

Терновский Е.
Ошибка Штока. Повесть // "Новый журнал", #221.

Хазанов Б.
Праматерь // "Время и мы", #146.

Шабалин С.
Мой путь наружу. Стихи // "Время и мы", #149.

Яровой С.
Стихи разных лет, городов и жизней // "Русская мысль", 10 - 16 февр.

Сборники:

"Среди книг, поступающих в редакцию "Нового журнала", преобладают поэтические сборники. Их рецензировать труднее всего, так как стихи читаются медленно и при чтении требуют особой сосредоточенности. Кроме того, у всякого человека есть стихи, которые соответствуют его настрою, и только их он воспринимает сразу...

Люди пишут стихи, подчиняясь внутренней потребности, и не следует им мешать. Но что можно сказать автору таких, например, строк:

Ветер свистит, навевая
Тревог бесконечную нить.
О прошлом не забывая,
Сердечко торопится жить.
Как тяжела непогода,
Как тянется пасмурный день,

Борется стойко природа.
И ты побори свою лень.

Из биографической справки я знаю, что эти строки сочинены очень пожилым и достойным человеком, мечтающим о литературной деятельности. Могу ли я всенародно поучать его и говорить, что написанное им не должно выходить за пределы домашнего круга?

А вот творчество совсем молодого человека:

Будьте спокойны, дети тьмы.
Вздыбленные дождем асфальты - немы...

Когда вышел первый сборник (1994), автору было 17 лет, но и сборник 1998 года точно такой же:

Не спят на земле человечники.
Не спят и не спят, хоть плачь!
Повесив крылья на плечики:
Я демон, а не палач!
Тамара танцует диско,
Омары, поклонники, виски,
До поросячьего визга,
И с визгом проходит ночь...

Книг подобного рода множество. Стихи, собранные в них, либо безнадежно наивны (и подчас безграмотны), либо слащавы и невыносимо претенциозны, например:

Где-то захлопнулась дверца,
и полетел под откос
Звук укрощенного сердца,
скерцо для стука колес.
Перелетел через поле
воздух домашней глуши.
Переселение в поезд
чьей-то свободной души..."
(А.Либерман. О поэтических сборниках // "Новый журнал", #218).

P.S.

"30 мая 2000 г. в Донском монастыре похоронен И.С.Шмелев! 50 лет он пролежал на Сент-Женевьев де Буа. И вот теперь, согласно завещанию, его перезахоранивают на родине.

Это же почти уникальное событие. До него перезахоранивали Шаляпина и Герцена с Огаревым. И, кажется, больше никого...

Это именно возвращение на родину. Вот такое посмертное возвращение... (Рябинин Ю. Из дневника московского журналиста // "Время и мы", #149).