Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Шведская полка | Иномарки | Чтение без разбору | Книга на завтра | Периодика | Электронные библиотеки | Штудии | Журнальный зал
/ Круг чтения / Шведская полка < Вы здесь
Шведская лавка # 34
Книги (Хлебников, Бирюков, Мамлеев, Битов, Андрухович, Гари, Набоков, Растье, Антология, Жирмунский, Хасин) предоставлены магазином Гилея

Дата публикации:  3 Августа 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати
  • Велимир Хлебников. Доски судьбы Реконструкция текста, составление, комментарий, очерк - Василий В. Бабков.
  • Сергей Бирюков. Поэзия русского авангарда.
  • Юрий Мамлеев. Блуждающее время: Роман.
  • Андрей Битов. Вычитание зайца. 1825 / Комментарии Ирины Сурат
  • Юрий Андрухович. Московиада: Роман.
  • Ромен Гари. Свет женщины. Дальше ваш билет недействителен: Романы.
  • Ромен Гари. Воздушные змеи: Роман.
  • Артур Конан Дойл. Жизнь, полная приключений.
  • Владимир Набоков. Со дна коробки: Рассказы.
  • Ричард Суинберн. Есть ли Бог?
  • Франсуа Растье. Интерпретирующая семантика.
  • Андрей Смирнов. Логика смысла: Теория и ее приложение к анализу классической арабской философии и культуры.
  • Немецкое философское литературоведение наших дней: Антология
  • Виктор Жирмунский. Поэтика русской поэзии.
  • Григорий Хасин. Театр личной тайны. Русские романы Набокова.
  • Михаил Геллер. Российские заметки 1980 √ 1990.
  • Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен: Монографический сборник.

    Велимир Хлебников. Доски судьбы Реконструкция текста, составление, комментарий, очерк - Василий В. Бабков. - М.: ООО "Диполь Т", 2001. - 288 с. Тираж 300 экз. ISBN 5-901144-03-1

    Отчет председателя земного шара о проделанной работе. Раньше человечество изображало дух времени краской слова. 17 ноября 1920 года в стране огней Азербайджане Хлебников находит чистые законы времени. Отныне в живописании лика времени слово заменено точным числом.

    Цитата: Прошлое вдруг стало прозрачным <...> Я понял, что время построено на степенях двух и трех <...> У пространства каменный показатель степени, он не может быть больше трех, а основание живет без предела; наоборот, у времени основание делается твердыми двойкой и тройкой, а показатель степени живет сложной жизнью, свободной игрой величин <...> событие, достигшее возраста 3n дней, меняет знак на оборотный <...> Как-то радостно думалось, что по существу нет ни времени, ни пространства, а есть два разных счета, два ската одной крыши, два пути по одному зданию чисел.

    Далее следуют подробные таблицы, подтверждающие установленные числовые соотношения. Претензии возможного критика этих хлебниковских текстов можно выразить так: почему какое-то событие объявляется началом некой тенденции, а другое - ее концом? И откуда вообще берутся эти тенденции? Однако к Хлебникову бессмысленно подходить с меркой академической историографии: грандиозный замысел досок судьбы - это литературный проект в чистом виде, свободный от негласной опеки позитивного знания. Стройная иерархия культурных ценностей - это просто нагромождение отходов, которые нужны писателю как случайный материал для разворачивающейся по своим абсолютно строгим законам чистой длительности письма.

    Цитата: Однажды я задумчиво сидел с пером в руке. Перо праздно висело в воздухе. Вдруг прилетела война, и, равная веселой мухе, села в чернильницу. Умирая, она поползла по книге, и это следы ее ног, когда она ползла, слипшимся комком, вся покрытая чернилами. Такова судьба войны. Война утонет в чернильнице писателя. Некогда грубое всегда можно заменить "тонким". А война есть грубое решение очередного уравнения времени. Война - начертательное искусство, подобное древним доскам. Но ее числа пишутся не чернилами, а вещественно: количеством трупов, мертвых тел, сожженных столиц. Учение, что корни времени суть власти природы событий, как кол из будущего втыкается в современность. Одну и ту же задачу смены равновесия можно решить и путем войны, и путем чернил.


    С.Е.Бирюков. Поэзия русского авангарда. - М.: ЛИА "Руслана Элинина", 2001. - 280 с. Тираж не указан. ISBN 5-86280-058-1

    Авангард как стиль - не только поэтический, но и стиль жизни, состоящий в переносе традиционных понятий стихотворения, книги и творчества в стихию реального действия.

    Цитата: Поэт становился как бы ожившей книгой, где афиша вечера была обложкой. Само чтение стало фактом поэзии, а не просто ознакомлением с текстом <...> У Бурлюка - лорнет, пестрый жилет, Каменский - в кофте с несимметричными лацканами, Маяковский - в <...> сделанной из портьерной ткани. У Бурлюка на щеке нарисована собачка, у Каменского - на лбу аэроплан.

    Трюк, присутствие в зале полиции, авиакатастрофа - все рассматривается как факт поэзии. Тем самым любые последствия телесной активности поэта становятся новой стихотворной формой, а отпечатанная в типографии книга превращается из сборника текстов для чтения в запись действа, разыгрываемого поэтом. Чистый лист - не факт книгопечатания, а элемент интерактивной игры с аудиторией. Эксперименты с формой и звучанием слова имеют смысл только в контексте исполнения текста - то есть производства неких энергетических колебаний, вызывающих некий эффект. И так далее.

    Приложение - Избранные страницы русского поэтического авангарда. Всего сорок один автор. Сергей Бирюков - сорок первый.

    Цитата (стихотворение Сергея Бирюкова):

    Что Хлебников птицей нахохлился
    что Хлебников шелестящим орешником
    что бобэоби
    что малыш Хлебников
    что Хлебников в солдатской фуражке
    что Велимир в мордовской шапке
    что Зангези
    что шелест и шепот
    что зинзивер
    зив чуив челять чул
    чу-у-у-у

    (последние звуки произносятся с медленным затиханием)


    Юрий Мамлеев. Блуждающее время: Роман. - СПб.: Лимбус Пресс, 2001. - 280 с. Тираж 3000 экз. ISBN 5-8370-0139-5

    Москва - гигантская метафизическая дыра. Здесь действуют две группировки. Представители первой изучают адвайта-веданту и Рене Генона, проваливаются во времени и обладают необычными способностями. Они встречаются в странных местах, обычно не обходится без выпивки, хотя откуда деньги - непонятно. Поиск ведется в направлении вечного Я, существующего сразу во всех временах, а иногда - и за пределами Я и вообще чего бы то ни было. Вторые, о существовании которых первые, возможно, и не догадываются, - это московский филиал всемирной организации, планомерно уничтожающей людей, включая младенцев, которые в будущем - что устанавливается не без помощи черной магии - способны совершить метафизический прорыв. Задача - искоренить любые идеи, закрыть все возможные дыры во времени и пространстве, дабы человечество жило тупой и сытой жизнью, постепенно приближаясь к биологическому бессмертию. Кульминация - встреча метафизического Павла, побывавшего в прошлом, и его рожденного в этом прошлом сына Юлия, ныне убийцы, работающего на организацию. Потрясенный Юлий убивает молодого парня, и лишь потом в полной мере осознает, что убил отца. Труп бесследно исчезает, вся невидимая Москва занята его поисками во временах и мирах. Историей живо интересуются спецслужбы. Роман построен на некой "достоевской" матрице - смесь поисков неизвестно чего, безумия, надрыва и мыслей о России. Только этот "достоевский" мир понимается как мир мертвых, невидимый для обычного человека - а именно типичного московского интеллигента - журналиста, гуманитария, литератора. Связь между мирами, как водится, поддерживает литература, неизбежно понимаемая "интеллигентом" как вымысел, сказка о "виртуальной реальности".

    Цитата:

    - Значит, все-таки жизнь, существование? Да?.. Ну вот посмотрите все трое, и вы, Павел, очнитесь, взгляните на эту пустую тарелочку посередине стола... Так... А что вы теперь видите?

    Сначала в пространство вошло что-то незнаемое, а далее... все оцепенели от ужаса.

    - Правильно. Голову. Пока овечью. Отрезанную. В крови. Браво!.. Ну что, жалеете?!. Глазки у овечки беспомощно прикрыты...

    Безмолвие было ответом.

    - Можно ее поджарить... Видите ее?.. А теперь видите?.. Нет! Окровавленная голова исчезла. Так и этот мир. Он есть и его нет.


    Андрей Битов. Вычитание зайца. 1825 / Комментарии Ирины Сурат. - М.: Издательство Независимая Газета, 2001. - 368 с., ил. - (Серия "Литературоведение"). Тираж 3000 экз. ISBN 5-86712-064-3

    Потрясающая графоманская вещь, в том смысле, что графоманство является ее подлинной темой и организующим принципом. Знаменитый случай с зайцем служит поводом для множества текстов, связанных между собой сложными узами. Головокружение от наплыва печатных знаков - благо что книга изумительно издана, такой шедевр дизайна и полиграфии - бесконечно усиливается путаницей страниц в самой сердцевине экстатической летописи: кульминация немыслимого графоманского наслаждения - смешение чувств, восторг неописуемый, что-то неладное чуешь уже потом, когда взгляд, после бури эмоций выжатый, как лимон, в изнеможении опускается к причудливым виньеткам колонтитулов. Рациональная реконструкция: до 104 страницы все идет гладко, далее следуют страницы 109 - 112, 105 - 108, 117 - 120, 113 - 116, 121 наконец, после чего еще пара сотен страниц блаженства следуют своим заведенным порядком. Для русского литератора Пушкин - имя всему тому, что побуждает писать, писать снова и снова, несмотря ни на что, вопреки чему бы то ни было, вступать в плодотворные полемики, тасовать контексты, играть с ожиданиями, вновь и вновь возвращая мгновения счастья. Имя которому...

    Цитата: Теперь он подделывался под графомана (прилагая, впрочем, не менее как блоковские стихи...), пытаясь (в который раз!) "выйти" на самого Александра Сергеевича. Как незадачливый любовник, вычислял он часы и маршруты, подкрадывался - хоть краешком глаза... мысленно подсаживал под локоток, подавал трость, садился рядом в карету... так он оставался, глядя вслед экипажу, обрызганный грязью из-под колес. Пушкин оборачивался и смеялся. Сколько раз настигал зато его Игорь на Невском, проталкиваясь за ним по книжным лавкам. Старался незаметно, обрел бездну неведомых ему навыков, чем окончательно убедил поэта в том, что он шпион. И впрямь, лучше всего изучил он пушкинскую спину и плешь. Сюртучок у поэта был поношен, и пуговица на хлястике болталась, вот-вот оборвется. Доведенный до отчаяния, Игорь как-то притиснулся к нему у книжного лотка и пуговку-то оборвал - тот и не заметил. Единственный и был у него трофей! Игорь пришил пуговку внутрь нагрудного кармана, и сердце его стучало в пушкинскую пуговицу при каждой встрече. А Пушкин продолжал ходить с одной пуговицей. "И пришить некому..." - чуть не плакал Игорь.


    Юрий Андрухович. Московиада: Роман / Пер. с укр. А. Бражкиной. - М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 256 с. Тираж 5000 экз. ISBN 5-86793-144-7

    Странствия украинского Блума по перестроечной Москве. И, надо сказать, Москва - это вам не Дублин, тут одной Одиссеей не обойтись. Герой, как водится, литератор. Начало - крутой физиологический реализм: общага, водка, бабы. То и дело перемежаемый поэтическими отступлениями, исповедальными обертонами и memoires. В целом эту почтенную литературную традицию можно обозвать графоманской: герой ощущает себя персонажем плохого романа - в дальнейшем мы видим его избитым, наподобие метафоры. Герой пребывает в поисках удачного хода, однако Москва сама подбирает варианты продолжения - политический триллер, почти шекспировская трагедия (с. 184 - 185), почти кафкианский абсурд странствий по коридорам подземного города, чуть ли не водевильный фарс подземного сборища "имперских крыс"... Москва - это литературщина в чистом виде, воплощенное зло, мерзкая клоака отбракованных стилей, заезженных сюжетных ходов и ходульных персонажей. Чтобы выбраться из этого заколдованного круга, герою придется "убить" себя - то есть покончить с собой как с литературным персонажем и оказаться "по ту сторону" московского мифа - на полпути к заветной станции Киев.

    Цитата:

    - А под пагодой Золотого Дракона был вчера праздник Блуждающих фонарей. Видел я там, как веер потеряла лучшая из императорских наложниц. Несли ее в ореховом паланкине мимо меня, и веер упал на траву. Так и не уснул я прошлой ночью, вдыхая запахи оброненного красавицей веера...

    - А бамбук под окном до утра шумел, и слышно было, как он растет, из-под ногтей растет, разрывая кожу...

    - В семидесятом я точно так же прикончил американца - с двадцати метров попал ножом ему между лопатками...

    - А где закопали вчерашнее тело?

    - Пока что лежит в моей комнате. Сегодня, когда стемнеет, спущу его вместе со всей требухой в канализацию...

    - Он правда хотел силой отнять ящик водки?


    Ромен Гари. Свет женщины. Дальше ваш билет недействителен: Романы / Пер. с фр. Н. Калягиной и Л. Ефимова. - СПб.: "Симпозиум", 2001. - 392 с. Тираж 5000 экз. ISBN 5-89091-156-2

    Поздние романы Гари - апофеоз набившей оскомину традиции, немодности и бессилия. Которые как раз и становятся темой - в этом, собственно, и состоит существенная черта этих текстов. Герои, немолодые люди, переживают обычные кризисы, страдают от страхов, неуверенности, одиночества, лелея однако некие идеалы - гуманизма у Гари с избытком. Герой Билета Ренье, теряя свою мужскую силу, мучаясь этой навязчивой идеей невозможности, переосмысляет ее как метафизическую проблему. Это не только страх потерять потенцию, но и размышления о стареющей Европе, которая тоже не может, потому что все жизненные ресурсы находятся в ее бывших колониях. Не может и сам Ромен Гари - его гуманистические ценности уже неспособны никого возбудить, его поколение неизбежно стареет вместе с Европой и классической литературой. Идеальные образы человека и человеческих отношений навсегда покидают литературную сцену.

    Цитата: ...Ваши боли вызваны механическими излишествами, тут нет никакого сомнения. Ваши слизистые раздражены. Да, понимаете ли, дорогой месье, пока количество спермы и простатической жидкости обильно, все идет как надо, но начиная с определенного возраста наблюдается сокращение объема извержений, часто даже полное отсутствие спермы, когда в момент эякуляции выделяется одна лишь простатическая жидкость... Имеется тенденция получать оргазм, как говорится, "всухую". Протоки уже не смазываются, простата сокращается, не опорожняясь, и происходит хроническое скопление крови в тканях, что и вызывает у вас это ощущение тяжести... Надо относиться к своему организму с уважением... Вот почему я задаю вопрос о частоте сношений <...> В пятьдесят девять в ваших же интересах не слишком упорствовать. Сейчас у вас есть кто-нибудь? Потому что ваши семенные каналы и эпидидим... Это тут, рядом с тестикулами...

    - Ай!


    Ромен Гари. Воздушные змеи: Роман / Пер. с фр. Е. Штофф. - СПб.: "Симпозиум", 2001. - 421 с. Тираж 5000 экз. ISBN 5-89091-143-0

    Последний, перед самоубийством, роман писателя. Франция, война, Сопротивление, любовь со счастливым концом, поверженные соперники - "может быть, последняя любовная история в мире". Счастливая развязка для участников возможна благодаря усилию памяти - будь то пестование республиканского патриотизма, сохранение традиций французской кулинарии или память о "десяти веках национальной истории". Память для Ромена Гари - специфическая черта человеческого, и воздушные змеи в какой-то мере - метафора памяти как вызова, который человек бросает всему бесчеловечному, чтобы сохранить себя.

    Роман публиковался в "ИЛ" в 1994 году.

    Цитата: Наверно, у меня всегда будет стоять перед глазами этот неукротимый человек в полосатых лохмотьях узника, в компании нескольких полутрупов, <...> запускающий в небо "корабль" с двадцатью белыми парусами, трепетавшими над печами крематориев, над головой у наших палачей. <...> Ильзе Кох пришла в голову мысль: она приказала Амбруазу Флери сделать ей воздушного змея из человеческой кожи. Именно так. Она нашла кожу с красивой татуировкой. Разумеется, Амбруаз Флери отказался. Ильза Кох пристально посмотрела на него и сказала: "Denke doch. Подумай". Она удалилась со своим знаменитым хлыстом, а ваш дядя провожал ее глазами. Думаю, тварь поняла, что означают воздушные змеи, и решила сломить дух француза, который не умел отчаиваться.


    Артур Конан Дойл. Жизнь, полная приключений / Пер. с англ. - М.: Вагриус, 2001. - 416 с. - (Серия "Литературные мемуары"). Тираж 7000 экз. ISBN 5-264-00585-0

    Книга не для быстрого чтения - гарнитура Garamond, обилие фотографий, требующих тщательного разглядывания, особый подарочный формат 60 на 100/16. Издание открывает новую вагриусовскую серию Литературные мемуары. Воспоминания, эссе и письма Конан Дойла публикуются на русском языке впервые.

    Цитата (заметка в Times от 5 мая 1915 года "Плакаты против пьянства"): Сэр, правительство продемонстрировало значение плакатов для создания великой армии. Таков был результат постоянных внушений. Благодаря ему возникли особая атмосфера и определенная тенденция. Почему бы не применить те же средства в борьбе с пьянством? Если на стенах наших судоверфей и заводов появятся хорошо сформулированные воззвания и если рабочий, входя в любое служебное здание, бросит взгляд на плакат, напоминающий о его долге, это, безусловно, окажет известное воздействие. Когда он прочтет: "Твое пьянство - смерть для наших солдат", или "Они пожертвовали для тебя жизнью, неужели ты не бросишь пить ради них?", или "Трезвый рабочий сражается за Британию, рабочий-пьяница - за Германию", эти слова не оставят его равнодушным. Можно выступить и с более широким, более общим призывом - "Без этого ты будешь счастливее. Без этого ты будешь здоровее. Без этого ты будешь богаче. Записывайся добровольцем на фронт". Продавцы виски знают силу внушения, и рекламные объявления - свидетельства тому. Почему бы не использовать их оружие против них?


    Владимир Набоков. Со дна коробки: Рассказы / Пер. с англ., составл., предисл. Дмитрия Чекалова. - М.: Издательство Независимая Газета, 2001. - 192 с. - (Серия "Беллетристика"). Тираж 5000 экз. ISBN 5-86712-122-4

    Все девять англоязычных рассказов Набокова, впервые переведенные на русский. Ассистент режиссера: воображаемый плохой голливудский фильм из жизни белогвардейцев и эмигрантов - наиболее адекватная реконструкция в памяти писателя реальной и очень грязной истории. "Как там, в Алеппо...": в тщательно продуманной реконструкции событий, связанных с загадочным исчезновением жены, автор письма оставляет некие намеки, якобы понятные только адресату, - из одного факта наличия этих намеков читатель может понять, что за ними скрыто - убийство. Забытый поэт: также тема различных версий прошлого, оживающих в рассказе. Спустя пятьдесят лет после исчезновения молодого поэта на юбилейном вечере появляется старик: "Я Перов". Акценты и доказательства - на совести возможного рассказчика. Время и забвение: та же тема - взгляд из XXI века на Америку 30-х - 40-х годов. Образчик разговора, 1945: мотив компрометирующего двойника. Знаки и символы: фрагмент из жизни старых родителей душевнобольного юноши, чья мания напоминает случай бывшего президента дрезденского сената Шребера. Фрагменты из жизни чудовищной двойни: отрывки из воспоминаний одного из сиамских близнецов. Сестрицы Вейн: трудно вообще сказать, о чем это, помимо острого и яркого наблюдения за тем, как тени капель падают с теней сосулек. Ланс: рассказ о невозможности "фантастической литературы".

    Цитата (из рассказа Ланс): Когда я был мальчиком семи или восьми лет, мне снился один и тот же повторяющийся сон в одной и той же повторяющейся обстановке, с которой я никогда не сталкивался в реальности, хотя мне и случалось видеть странные местности. Я собираюсь использовать его сейчас, чтобы залатать зияющую брешь в моем рассказе. В том пейзаже не было ничего замечательного, чудовищного или даже необычного: всего лишь клочок безразличного однообразия, представленный клочком ровной земли, подернутый клочком бесцветной дымки - другими словами, безликая изнанка ландшафта, а не его лицевая сторона. Неудобство странного сна состояло в том, что по какой-то причине я не мог обогнуть этот пейзаж, чтобы встретиться с ним на равных, лицом к лицу. За туманом угадывалась масса какой-то неорганической материи или чего-то еще - гнетущей и бессмысленной формы, и по ходу моего сна я все наполнял некую емкость (переводимую как "ведерко") мелкими предметами (переводимыми как "галька"), а из носа текла кровь, но я был слишком сосредоточен или возбужден, чтобы что-то предпринять. Каждый раз, как мне это снилось, кто-то вдруг начинал кричать за спиной - и я просыпался с криком, подхватывая таким образом анонимный вопль, продолжавшийся по нарастающей, но теперь без какого-либо смысла, связанного с ним, если раньше в нем вообще был какой-либо смысл. Говоря о Лансе, я хотел бы думать, что здесь есть нечто сродни моему сну, но вот что странно: пока я перечитывал написанное, весь фон и детские воспоминания стали исчезать - исчезли совсем - и теперь у меня нет возможности доказать себе, что присутствует какой-то личный опыт за этим описанием. Я надеялся сказать, что, наверное, Ланс и его спутники, достигнув своей планеты, испытали что-то похожее на мой сон, который теперь уже не могу назвать своим.


    Ричард Суинберн. Есть ли Бог? / Пер. с англ. Ю.А.Кимелева. - М.: Праксис, 2001. - 208 с. Тираж 2000 экз. ISBN 5-901574-05-2

    Бред Оксфордского профессора, рассуждающего от лица сытых, никогда не страдавших по-настоящему людей. Суть рассуждений следующая. Научная теория, объясняющая тот или иной регион физического мира, должна 1) обладать предсказательной силой, 2) быть простой, 3) согласованной с имеющимся у нас знанием и 4) быть единственной теорией, удовлетворяющей критериям 1 - 3. Далее, существует и другой вид объяснения - исходя из тех или иных свойств, предрасположенностей, мотивов и намерений человеческой личности, осуществляющей выбор. Наконец, должна быть теория, объясняющая все, - существуют три теории, которые реально претендуют на это: материализм, редуцирующий второй вид объяснения к первому, гуманизм, утверждающий невозможность такой редукции, и теизм, говорящий, что есть Бог. Непостижимым образом при выборе из этих трех теорий применяются все те же 4 критерия, и, разумеется, побеждает теизм, потому что он самый простой и объясняет вообще все. Момент веры при этом даже не обсуждается.

    Продолжая сытую мысль Суинберна, скажем, что марсиане существуют, потому что это самое простое объяснение марсианских каналов.

    Параллельные миры и дыры в них тоже существуют, потому что это самое простое объяснение таинственных исчезновений людей.

    И совсем уж не подлежит сомнению существование особых сортов деревьев, плодоносящих колбасами, башмаками, швейцарскими часами и бутылками дорогого коньяку, ведь как еще проще объяснить тот факт, что мистер Суинберн ежедневно наблюдает все эти чудеса в своем супермаркете?

    Цитата: ...я переживаю по поводу страдания, вызванного отравлением, издевательством над детьми, утраты близких, одиночного заключения и супружеской неверности так же, как и всякий другой человек. Конечно, в большинстве случаев я бы не рекомендовал пастору давать эту главу в качестве средства утешения в руки тем, кого постигло неожиданное несчастье. <...> Оно [зло - РГ] включает физическую боль, причиненную плохим родителем своему ребенку; душевную боль родителя, лишающего ребенка родительской любви; смерть от голода в Африке <...> Поскольку низшие животные не страдают вовсе, а люди испытывают сильные страдания, то животные промежуточной сложности страдают в умеренной степени. Поэтому существует настоятельная необходимость в теодицее, способной объяснить, почему Бог допускает страдания животных, но это не должна быть теодицея столь же весомая, как в случае с людьми.<...> Мои рассуждения могли убедить вас в том, что блага настолько велики, что всеблагой Бог может быть оправдан за то зло, которое делает возможными такие блага. Но это так, если и только если Бог вдобавок предоставляет компенсацию в форме посмертного счастья для тех жертв, чьи страдания сделали возможными указанные блага.


    Франсуа Растье. Интерпретирующая семантика / Пер. с фр., примечания, предметно-именной указатель А.Е.Бочкарева. √ Н. Новгород: "Деком", 2001. - 368 с. Тираж 500 экз. ISBN 5-89533-041-X (рус.), ISBN 2-13-039833-2 (фр.)

    Интерпретирующая (interpretative) семантика - это, грубо говоря, такая теория, которая объясняет, каким образом мы можем понимать текст. В отличие от порождающей (generative) семантики, которая объясняет то, как должен строиться текст, чтобы мы могли его понять. В последнем случае понимание - это нечто простое и однородное, и для того чтобы оно произошло, достаточно одного правильно построенного предложения с прозрачной в глубину логической структурой. Когда оно понято - мы переходим к следующему предложению и так далее. К моменту выхода книги Растье (1987) порождающая семантика сдает свои позиции, чему способствует нарочито несерьезный для нее стиль подачи данных, дикие названия сочинений, не менее дикие примеры на американском языке с изобилием сленга и типично американских реалий - все это какое-то время казалось смешным, особенно самим авторам, которые были не намного старше боготворивших их студентов.

    Интерпретирующая семантика - это, напротив, сложная и серьезная теория, предпочитающая анализировать нешуточные литературные тексты. В этом смысле она относится к своей сопернице как, скажем, философская герменевтика - к логическому анализу языка, но только на гораздо более глубоком уровне. Центральное понятие и. с. - изотопия. Это серия отношений тождества между смысловыми элементами текста, установление которой каждый раз зависит от стратегии чтения. Читатель склонен понимать текст таким образом, чтобы повторяемость этих элементов была максимальной - а это зависит не только от степени владения языком и грамматикой, но и от того багажа текстов, которые формируют его личность. Простой пример: фрагмент текста содержит следующие единицы - блестящий, лоснящийся, сияющий, сверкающий, блистающий, глянцевитый, светящийся, горящий, просвечивающий, сквозящий, гниющий, преющий, тлеющий, разлагающийся, развратный, теплящийся, пламенеющий, пылающий, полыхающий, распутный, гулящий, блудливый, эффектный, яркий, броский, ослепительный, красочный, живописный, колоритный, сочный, густой, насыщенный, интенсивный, крепкий, концентрированный. Читатель с минимальной компетенцией не сможет выделить здесь ни одной пары тождественных понятий. Более компетентный one обнаружит здесь несколько рядов синонимов. Наконец, читатель-интеллектуал, если он настроен воспринимать текст как "серьезный" и "глубокий", сможет осмыслить все эти единицы как тождественные, выражающие, скажем, категорию, противоположную "вещи в себе". То есть нечто овнешненное, вступающее в отношения с чем-то другим - со зрительным или вкусовым восприятием, с веществом, с кем попало, со временем, со смертью, наконец.

    Цитата: Семантика находится в стадии становления. Поэтому вопреки мнению почтенных авторов ее формализация кажется нам преждевременной.

    Цитата: На текст, наконец, оказывает воздействие <...> нелингвистический контекст. Причем контекст этот состоит не из предметов мира, по которым мы якобы считываем смысл, а из социальных установлений. Проще говоря, подчиненные заключают "надо закрыть окно" по знакам различия того, кто говорит "холодает".

    Цитата: ...следует порвать с предубеждением, будто смысл свидетельствует о Сущем и что его надо мерить метафизическим аршином референции и истины. К тому же наука - не дискурс о Сущем. Теории типа когнитивного физикализма, в которых утверждается обратное, а Сущее отождествляется с миром состояний вещей, противостоят религии еще большим догматизмом в отношении отживших форм, сводясь, подобно некоторым направлениям аналитической философии, к схоластике без бога.


    А.В.Смирнов. Логика смысла: Теория и ее приложение к анализу классической арабской философии и культуры. М.: Языки славянской культуры, 2001. - 504 с. - (Язык. Семиотика. Культура). Тираж 1500 экз. ISBN 5-94457-004-0

    Наверное, любой, кто сталкивается с арабской культурой, рано или поздно ввергается в пучину безумия. И ввергает туда нас, грешных, - иначе как еще объяснить череду невероятных удвоений, когда 1) одновременно выходят две книги с фамилией автора Смирнов и словом смысл в заголовке, 2) причем один из этих Смирновых носит инициалы сына небезызвестного В.А.Смирнова, правдоподобность совпадения подкрепляется словом Логика в заглавии и топонимом Институт философии чуть выше, однако расшифровка инициалов на с. 504 портит все дело, 3) наконец - не напоминает ли вам нечто déjà-vu словосочетание Логика смысла? 4) слово славянской в наименовании издательства - там, где еще совсем недавно было русской, заставляет думать, что все это дурной сон.

    Когда прочитаете следующее, побольнее ущипните себя, и может быть, вам повезет больше, чем мне:

    Цитата: Этот конфликт Делез предлагает решить путем различения "значения" и "смысла": единое бытие является одним и тем же значением для любой из категорий, выражающих его, это единое значение, в разных смыслах. <...> Можно ли принять мысль Делеза, вполне отдавая себе в ней отчет и не соглашаясь на недосказанность? Ведь различение смысла и значения предполагает, что для высказываний или слов, имеющих разный смысл, но одно значение, может быть продемонстрирована сводимость к этому единому значению. Множественность смыслов как бы акцидентальна и несущностна, в отличие от значения. <...> Каким образом обозначаемое категорией "в пять часов вечера" может оказаться тем же, что обозначаемое категорией "цветы"? <...> Если ход, примененный Делезом, что и демонстрирует, так это императивность понятия "бытие", остающегося предельным фоном рассуждения в западной философской традиции <...> Как возможна осмысленность? Как она формируется? - вот вопрос, который Деррида не задает и к которому даже и не подходит. <...> И в этом смысле то, что делает Деррида, вполне традиционно, поскольку остается на уровне выяснения содержания слов, понятий, терминов, а не того, каким образом это содержание формируется. <...> Итак, "смысл" <...> - это не то, что можно было бы соотносить с теми или иными построениями названных философских школ и течений. <...> Скажем так: смысл - это способность порождать другие смыслы.


    Немецкое философское литературоведение наших дней: Антология / Пер. с нем. Составление: Дирк Уффельманн, Каролина Шрамм. - СПб.: Издательство СПбГУ, 2001. - 552 с. - (Новая петербургская библиотека: Коллекция "Память века"). Тираж 1000 экз. ISBN 5-288-02037-Х

    Идея сборника принадлежит все тому же Смирнову - Игорю Павловичу, разумеется. Впрочем, предоставим слово авторам:

    Клаус-Михаель Богдаль: Литература должна, согласно теории литературы, быть всем тем, чем общество и история, кажется, более не являются: Загадочным, Внезапным, Многозначным, Карнавальным, Субверсивным, Деструктивным, Антиупорядоченным. Отнесенные к "вакхическому началу" тексты заменяют отсутствие жизненной силы у искаженной до симуляции жизни.

    Карлхайнц Штирле: Из вводного предложения каждого параграфа Уголовного кодекса можно вывести истории <...> В рассказе обвиняемого будет присутствовать стремление не создать возможности для возникновения истории. Обвинитель же, напротив, будет преследовать цель сгруппировать "факты" в историю. <...> История несет в себе этот смысл в таких выражениях, как "нехорошая история", "натворить историй", "ничего общего не иметь с этой историей", "быть впутанным в историю". <...> не случайно последним фоном этих историй <...> выступает "мировая история в христианском смысле", мировая история, предопределенная для страшного суда.

    Фридрих А.Киттлер: Это Фауст, чье писание и есть осуществление его, Фауста, бытия в настоящем времени. Альтернативные переводы слова logos оправдывают себя как своего рода швы, проходящие по месту соединения общих коннотаций. Речь идет о связях текста-оригинала с традицией перевода. Перевести "слово" как "дело" значит совершить дело. Дело состоит в том, чтобы списать со счетов дословный текст (или бросить его на ветер, проигнорировать) вместо того, чтобы, в буквальном смысле, списать его (то есть передать следующим поколениям). <...> То, чем поэзия была до фаустианской революции, походило на Писание, но не имело ничего общего с писанием как преходящим явлением. <...> [Но] немецкая поэзия не настолько свободна в момент своего самопровозглашения, чтобы на месте греческого "В начале было слово" написать: "В начале была болтовня".

    Одо Марквард: ...искусство само превращается в антивымысел по мере того, как реальность превращается в собрание вымыслов. <...> Люди все глубже уходят житейскими корнями в колею "как если бы". <...> искусство, определяемое как вымысел, перестает быть чем-то незаменимым и в этом смысле исчерпывает себя. Ведь современная действительность уже сама является фиктурой. <...> Чтобы выжить и сохранить свою незаменимость, искусству нужно перестать называть себя вымыслом. <...> Искусство, как мне кажется, превращается в созерцание. <...> Если мир пытается мыслить и действовать по принципу "как если бы смерти почти не существовало" - искусство утверждает обратное: я умираю, значит я существую.

    Ренате Лахманн: Борхес демонстрирует, как мог бы выглядеть мир без понятий, без причинности, без прикрепленности к ясной системе, без ценностного порядка и без иерархии. <...> экспериментирует с абсолютным антипроектом. <...> Мир, выпавший из своих социальных и исторических рамок, выходит также из-под контроля изобразимости <...> это беспорядочное расчленение мира есть обещание альтернативной репрезентации, отмечающей совершенно "несократические" аспекты явлений <...> [и] в качестве поэтического эффекта освобождение от насиженного языкового пространства. <...> [И то и другое] становятся достойными воспоминания лишь благодаря рассказу с его "дословностью" <...> Или: сам текст есть неумолимая память.

    Помимо процитированных, в антологии представлены следующие авторы: Хедда Раготцки, Алейда Ассманн, Ян Ассманн, Вольфганг Изер, Герхарт фон Гревенитц, Виннфрид Меннингхаус, Манфред Франк, Хорст Турк, Зильвия Бовеншен, Дитрих Шванитц, Андреас Б.Кильхер, Петер Слотердайк.


    В.М.Жирмунский. Поэтика русской поэзии. - СПб.: Азбука-классика, 2001. - 496 с. Тираж 7000 экз. ISBN 5-352-00020-6

    Собраны давно не переиздававшиеся работы классика отечественного литературоведения, сосредоточенные вокруг двух направлений в русской поэзии и двух течений в русской поэтике. Жирмунский представляет поэтику системы, классификации и типологии, этакую "академическую" тенденцию с ее ориентацией на гармонию, целостность, согласованность, единство планов. Критикуемые им формалисты - это теоретики приема, радикалы и леваки. Однако это различение "школ", возможно, имеет смысл только с позиции самого Жирмунского, равно как и различение двух типов поэзии, организуемых в порядке строгих и ясных оппозиций - классическое vs. романтическое, акмеизм vs. символизм, метонимия vs. метафора, объективное vs. субъективное, обыденное vs. мистическое, конечное vs. бесконечное.

    Цитата: Когда 31 октября 1916 года он читал в Петроградском университете доклад, легший в основу статьи, то, как свидетельствовала впоследствии Мария Лазаревна Тронская, старый друг Жирмунского, профессор Ленинградского университета, в зале среди многочисленных слушателей, в первом ряду, сидели поэты-акмеисты и слушали о себе, а после доклада Ахматова громко воскликнула: "Он прав!"


    Григорий Хасин. Театр личной тайны. Русские романы Набокова. - М.; СПб.: Летний сад, 2001. - 188 с. Тираж 1000 экз. ISBN 5-94381-012-9

    Очередные ключи к Набокову. Вот приводится эпизод в купе из романа "Король, дама, валет", а затем утверждается, что все персонажи наблюдают друг за другом и при этом еще чувствуют на себе чужие взгляды - как будто из текста это не очевидно, как будто это вообще что-то объясняет. Так мало того, эта простая мысль обсасывается чуть не на десяти страницах, а потом еще и "на время оставляется", чтобы быть детально проясненной теориями Женетта "про точку зрения". Все эти всеведущие рассказчики, все эти бесконечные "модусы видения" - короче говоря, вся эта метафизика с ее марионетками, манекенами, трупами - вот эта вся, простите, монадология (да, да! - куда ж без нее), Leibniz, Bachteen, Espinoza Sartrarararesubstantiamodusattributum Lot das Man languelangageparolepardonemademoisellebellecoctebelle dialectica in vina veritas oposredstvovanie samosoznaniephaenomenologiadooha вот это вот все простите за грубость, все эти "Сартр, исследуя взгляд, определяет его как кражу бытия. Он ошибается", вот это-то вот все, эти вот "Набоков - певец паранойи", ну что тут, в конце концов, возразить-то? Хасин проживает в стольном граде Нью-Амстердаме, дописывает Илиаду и 115-ю суру Корана, а также изобретает новую науку о чувственном восприятии прекрасного и возвышенного. В ближайшее время в издательстве Ad Ardor выходит его перевод Махабхараты с суахили на беттельгейзе с приложением критического очерка о роли незадачливых лепидоптеристов в пищеварительном цикле Crocuta crocuta.

    Цитата: Параллель между валютой и словом многое проясняет в том, как писатель относится к языку.

    Цитата: Сама память передается по наследству, как капитал или недвижимость!


    Михаил Геллер. Российские заметки 1980 - 1990. - М.: Издательство "МИК", 2001. - 736 с. - (Серия "Хроника ХХ века"). Тираж 1000 экз. ISBN 5-87902-118-1

    Ежемесячные обзоры в парижской прессе. Удивительное дело - скептически относясь к истории как таковой и к историкам как таковым, я, открыв книгу на какой-то случайной странице, буквально не смог оторваться. Взгляд из парижской глубинки непостижимым образом обладает силой непосредственного. Дело, как мне кажется, не только в том, что обзоры писались в одно время с происходящими событиями, но и в ненавязчивости обобщений, органичности сравнений, и, пожалуй, в умышленной гетерогенности взгляда - пройдя через многочисленные и совершенно по-разному искажающие "реальность" призмы периодических изданий, этот взгляд <...> (не могу закончить фразу. Суть была в том, что если вы пройдете через n-ное количество черных комнат, нашпигованных черными кошками, то обязательно наступите на хвост хотя бы одной из них).

    Цитата: И не удивило меня, что Чаковский был так немногословен, встретившись с Владиславом Махееком в московском ресторане "Узбекистан". Чаковского обидело, во-первых, что Махеек по-прежнему считает его автором романа "Блокада", хотя есть уже два тома "Победы", а во-вторых, что польский журналист, вместо того, чтобы наводить у себя порядок, гуляет по Москве. Сцена разговора <...> заканчивается блестящей деталью: "Да, ответил Чаковский, разделывая осетра". Благодаря Владиславу Махееку мы знаем теперь, как питается советский писатель, сочиняя роман о неблагодарности польского народа.


    Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен: Монографический сборник. - М.: ОГИ, 2001 (Серия ОГИ/Полит.ру). - 560 с. Тираж 2000 экз. ISBN 5-94282-030-9

    Уникальное издание, немыслимое количество статистики, карт, схем и графиков. Ключевые слова: геодемографическая динамика, три демографические катастрофы, истинные и мнимые города, экономические города, наукограды, дегрессивные и растущие, здоровые и больные города, пригороды как зоны стягивания населения, уровень оборудования канализацией как индикатор городского образа жизни, деревня в городе, конфессиональное пространство. Книга рекомендуется депутатам Госдумы и прочим политикам федерального значения.

    Цитата: ну какие тут могут быть цитаты...

    В предыдущих выпусках

    Сводный каталог "Шведской лавки"


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Роман Ганжа, Шведская лавка # 33 /30.07/
В онлайновой продаже - "Загадка Гамлета" В.Пимонова, Е.Славутина; "Западноевропейский театр от эпохи Возрождения до рубежа XIX - XX веков. Очерки"; "Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола" М.Пастуро; "Психология будущего: Уроки современных исследований сознания" С.Грофа; "Батюшков, его жизнь и сочинения" Л.Н,Майкова; "Литературные воспоминания" А.М.Скабичевского.
Шведская лавка #32 /07.06/
В онлайновой продаже - "Город" Евгения Гришковца; "Юго-Восточная Азия. Идеология и религия"; "Ислам, диалог и гражданское общество" Мохаммада Хатами; "Террористы и революционеры, охранники и провокаторы" Л.Г.Прайсмана; "Курдская проблема в Турции" М.А.Гасратяна.
Шведская лавка # 31 /30.05/
В онлайновой продаже - "Кpестьянские истории"; "Мономахов тpон" И.М.Соколовой; "Михаил Бакунин и "польская интpига": 1840-е годы" Ю.А.Боpисенок; "Кpитика этнологии" А.Й.Элез; "Корпоративное предпринимательство" С.Б.Чернышева.
Шведская лавка #30 /23.05/
В онлайновой продаже - "Фирма" Алексея Рыбина, "Северная война. Карл ХII и шведская армия" А.В.Беспалова, "Политическая теория феминизма" Валери Брайсона, "История Земли и жизни на ней" К.Ю.Еськова.
Ксения Зорина, Шведская лавка #29 /15.05/
В онлайновой продаже - "Четыpе жизни России в зеpкале опpосов общественного мнения" Бориса Гpушина, "Истоpия печати: Антология", "Кpитические исследования о потpеблении алкоголя в России" Владимира Дмитpиева, "Политическая социология" Доминика Кола, "Истоpия междунаpодных отношений и внешней политики России (1648-2000): Учебник для вузов".
предыдущая в начало следующая
Роман Ганжа
Роман
ГАНЖА
ganzha@russ.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Участник партнерской программы 'Озона'
Участник партнерской программы 'Издательский дом 'Питер'




Рассылка раздела 'Шведская полка' на Subscribe.ru